Текст: Михаил Визель

1. «Имя Розы»

• (1980)
• Самый знаменитый

Подобно «Дон Кихоту» и «Войне и миру», придал новый импульс самому жанру романа, «поженив» высоколобую концепцию постмодернизма с массовой литературой. Оказалось, что роман, в котором дотошно воспроизводится быт бенедиктинского монастыря XIV века, а ученые мужи ведут схоластические споры, может быть не только познавательным, но и по-настоящему захватывающим. И не просто «занимательным», как романы Дюма, где тоже вроде бы действуют исторические персонажи, — но еще при этом и глубоким. Невероятно, но факт: после выхода «Имени Розы» резко возросло количество студентов, записывающихся на кафедры медиевистики европейских университетов. 

2. «Маятник Фуко»

• (1988)
• Самый эзотерический

Достаточно сказать, что каждой главе этого объемистого романа придан эпиграф из каббалистических трактатов, причем автор категорически отказывался давать перевод с древнееврейского, и Елене Костюкович стоило большого труда убедить его, что в русской традиции издания переводных книг так не принято. Что, в частности, показывает, насколько Эко доверял своей русской переводчице. Что же касается сюжета — он сводится к тому, что тройка интеллектуалов, придумав ради особенного изысканного развлечения «всемирный заговор», сами в результате оказываются его жертвой — в чем при желании можно усмотреть вариацию на тему Голема. 

3. «Остров накануне»

• (1994)
• Самый энциклопедичный

Или - самый затейливый. Короче - самый барочный. Действие отнесено в XVII век, каждая глава носит название ученого трактата того времени. Да и сама фабула - решение жгучей в то время проблемы определения долготы, на которой находится судно в океане, и связанная с этим невозможность точно «привязать» к карте найденный остров, — вполне в духе победительной механики XVII века, гимн Ньютону, Лейбницу, Гассенди и его жизнелюбивому ученику Сирано де Бержераку. Последний, кстати, появляется на страницах романа под именем шевалье Сен-Савена. А еще в романе фигурирует парусный корабль того типа, который в голландском флоте звался «флейтой». Ну и что? А то, что сам Эко виртуозно играл именно на этом духовом инструменте. 

4. «Баудолино»

• (2000)
• Самый увлекательный

История «пиарщика XII века», ловкача и грамотея, наделённого редким даром на лету схватывать иностранные языки и сочинять небылицы настолько убедительно, что они немедленно обретают статус реальных событий, - и пользующегося этим даром для «поправления реальности». Но исключительно в благих целях: для упрочения власти своего «патрона», императора Фридриха Барбароссы. А вершиной его политтехнологической деятельности стало "изобретение" всего комплекса легенд, связанных с поисками чаши Святого Грааля. Кроме того, Баудолино - дамский угодник и готов крутить романы с кем угодно, от императрицы до фавнессы с козьими копытцами. 

5. «Таинственное пламя царицы Лоаны»

• (2004)
• Самый личный

Автор не рядится в монашеские рясы и кружевные брыжи. Герой этого романа, миланский букинист Джамбаттиста Бодони по прозвищу Ямбо - фактически двойник автора, миланского библиофила Умберто Эко по прозвищу Умби. Эко словно снимает броню своей непроходимой учености, и оказывается, что под ней таится страх потерять за всей этой эрудицией собственную личность - как происходит это с двойником автора, его сверстником и земляком, который после инсульта помнит год рождения Наполеона и автора книги про человека, который принял свою жену за шляпу, но не помнит ни имени жены, ни лица первой возлюбленной. И так уж вышло, что именно в этом романе Эко описал не только свое начало, то есть довоенное детство, но и свой конец. 

6. «Пражское кладбище»

• (2011)
• Самый омерзительный

Разумеется, не роман, а герой, - парижский пройдоха итальянского происхождения по имени Симоне Симонини. Можно сказать, что это «мистер Хайд» умнейшего Баудолино. Он тоже поправляет реальность - но исключительно для того, чтобы набить свой желудок, причем в прямом смысле: герой - патологический женофоб, но такой же патологический чревоугодник (саркастически гипертрофированная черта самого автора, понимавшего, как все итальянцы, толк в хорошей кухне). Перед читателем разворачивается крайне неаппетитная история подлогов и фальсификаций, начиная от загадочной смерти Ипполито Ньево, героя Рисорджименто, и до грандиозного скандала с Лео Таксилем, писавшим грубейшие антирелигиозные агитки, потом вернувшимся в лоно католической церкви, а потом... объявившим, что его "раскаяние" с самого начала было притворством. А как вершина и итог насыщенной карьеры Симонини - изготовление, по заказу полковника русской охранки Рачковского, фальшивки, получившей позднее печальную известность под названием "Протоколы сионских мудрецов". Для чего Эко понадобился весь этот фарс-гиньоль? Для того, чтобы высказать мысль, занимающую его еще со времен "Маятника Фуко": «секретные досье составляются только из тех сведений, которые уже известны», а «приверженцы оккультных теорий верят только в то, что они уже знают». 

7. «Нулевой номер»

• (2015)
• Самый короткий

И при этом, по неслучайному совпадению, самый долгочаемый. Автор начал работу над ним в 1994 году, после выхода «Маятника Фуко», но отложил ради «Баудолино», и правильно сделал. Роман о чудовищных коррупционных скандалах, сотрясавших Италию в начале 90-х, приведших к масштабной операции «чистые руки» и фактически изменении конституционного строя Итальянской республики, по прошествии 20 лет налился мудростью, если так можно сказать о тексте. Это обязательное чтение для начинающих журналистов и желающих ими стать. Войны компроматов, сливы, телекиллерство — всё это описано предельно наглядно. Италия снова, как во времена Джотто и Боккаччо, оказалась в авангарде прогресса, но не в изящных искусствах и инженерном деле, а в политтехнологиях и искусстве топить ближнего. Обязательное чтение, чтобы задуматься: оно тебе надо? 83-летний автор не мог не понимать, что роман может оказаться его завещанием. И вложил в него страстный призыв не поддаваться на медийные соблазны и ловушки «века сего» (скорее XXI-го, в котором роман вышел, чем ХХ-го, к которому отнесено действие) и буквально возделывать «свой сад». Так оно и вышло. «Нулевой номер» - завершающий в романной библиографии Умберто Эко. 

ПОМИМО РОМАНОВ

8. «Открытое произведение»

• (1967)
• Самое академическое

Манифест Эко-семиотика, провозглашающий, что роль читателя в литературном произведении не уступает, если не превосходит роль писателя. По сути дела, прочная теоретическая база, на которую опирается успех Эко-романиста.   

9. «Три сказки»

• (1988, 1992)
• Самый неожиданный

Детская арт-книга, созданная «на двоих» с известным художником Эудженио Карми. И балансирующая, в духе авангардистской "Группы 63", в которую в молодости входил Эко, на грани стихов и прозы, изображения и повествования.   

10. «История Красоты»

• (2004)
• Самая роскошная

Альбом, рассказывающий и показывающий на примерах эволюцию самого понятия красоты. Оказался настолько удачным, что за ним вышли еще три тома, один другого изысканнее: история уродства, списков и иллюзий. Все три работы прямо связаны с темами, над которыми работал Эко-романист. А романы использовали накопленные в ходе работы над альбомами материалы.   

11. «Сказать почти то же самое»

• (2003)
• Самая безумная

Книга о переводе, в которой Эко словно бы, подобно героям «Острова накануне» и «Пражского кладбища», демонстрирует расстроение личности, выступая как объект, субъект и инструмент перевода. То есть как переводимый автор, переводчик и исследователь чужих переводов. Но подлинное безумие её русскому изданию придаёт перевод Андрея Коваля - «с итальянского и других языков», как сказано в выходных данных. Андрей Коваль (к сожалению, ныне давно покойный) «перепереводит» приводимые Эко цитаты из переводов его романов на европейские языки, подчеркивая те особенности каждого перевода, на которые обращает внимание сам Эко. 

12. «Кант и Утконос»

• (1997)
• Самый долгожданный

Парадоксальное название объясняется просто: к XVIII веку, когда европейцы начали осваивать Австралию, Карл Линей уже разработал свою систему классификации живых существ, и мир казался если не полностью познанным, то во всяком случае познаваемым. И вдруг находится существо, которое, поперёк всяких схем, сочетает в себе черты птицы (клюв, перепончатые лапы) и животного (шерсть, выкармливание молоком)! Таким образом, симпатичный зверёк оказывается символом условности всяких схем и необходимости быть готовым к пересмотру их. Мысль, важнейшая для европейского интеллектуала. Но до русского читателя эта книга никак не доберется.