Текст: Елена Яковлева/РГ
Фото: literratura.org
Илья Кутик - поэт, литературный воспитанник Арсения Тарковского, человек из поэтической плеяды «метареалистов», известный переводчик. В частности, лауреата Нобелевской премии Тумаса Транстремера. Причем свободные верлибры шведского поэта-минималиста Илья Кутик переводил регулярными русскими стихами, с размером и рифмой. Это вызвало недоумение части коллег-переводчиков, но снискало горячее одобрение самого автора. Еще Илья Кутик читает в университетах всего мира курсы по Андрею Тарковскому. Недавно он приезжал из Чикаго, в котором проживает уже двадцать лет, на кинофестиваль его имени, чтобы войти в состав жюри.
Вы поэт из яркой поэтической плеяды - Алексей Парщиков, Иван Жданов, Александр Еременко… Откуда вы взялись?
Илья Кутик: Мы еще студентами Литинститута сошлись на поэтической почве. Регулярно встречались, делились идеями, книжками. С Алешей Парщиковым мы, познакомившись в 1978 году, до 1989 года виделись каждый день!
Алеша, уже ушедший от нас, - поэт большого масштаба. Я думаю, мы его еще ощутим как поэта мандельштамовского уровня, но - в лучшие времена. Сейчас же такой момент… Люди не читают. В течение 10 минут не могут сосредоточиться на тексте. Надо быстрее, быстрее, быстрее - твиттер, клиповое сознание. А стихи, они сложные, их надо уметь вообразить. А еще прежде - хотеть вообразить. Это все уйдет, но пока…
Но стихи Парщикова - я недавно говорил с его вдовой - надо издавать уже сейчас хотя бы малой серией «Библиотеки поэта».
Алексей Парщиков - ярчайший из вашего поколения?
Илья Кутик: Только не спрашивайте про самого крупного поэта. Это все равно, что спрашивать, кого вы больше любите среди футуристов, символистов, акмеистов. Кто-то больше любит Мандельштама, кто-то - Гумилева, кто-то - Блока, кто-то - Андрея Белого. Но поэтическое поколение, да, есть. Это не родившиеся вместе, а вместе созревшие, вышедшие на сцену, осознавшие, что они существуют, люди.
Критик Константин Кедров называл вас «метаметафористами», а литературовед Михаил Эпштейн - метареалистами. Метареализм - не другое ли название сюрреализма?
Илья Кутик: Нет, в сюрреализме образы разбросаны, как игрушки детьми. А образы в стихе должны держаться на каком-то клею. И так, что вы не можете их разъять, разбить. В русском языке есть много возможностей «склеить», удержать их. Например, большинство написанных по-русски стихотворений прекрасно «держат» фонетические возможности языка.
Но сейчас поэты, в основном, пишут такие стихи, которые можно перевести за 5 минут и поехать с ними на фестиваль. А что там внутри, не важно. Я иногда говорю приятелям, что сымпровизирую таких стихов - на любых мне известных языках - штуки три за 10 минут. Это очень легко и очень не интересно.
Разве поэзия не импровизационна?
Илья Кутик: Импровизационна. Но она все-таки связана с одной устаревшей вещью, о которой теперь не любят говорить - с даром.
Да, для поэта важно мастерство. Поэт как горный лыжник, не думает, когда ему подогнуть колени, в нужный момент они подогнутся сами.
Но и по-настоящему профессиональный поэт не должен каждый день писать по стихотворению. Я считаю, что он вообще должен писать редко. Только тогда когда есть «диктант». Идет «диктант» - пиши. Заканчивается - останавливайся и жди следующего. Ожидания бывают очень долгими. Можно и 5 лет ждать, и 10. На это время можно найти себе достойные занятия - писать литературные эссе, переводить кого-нибудь.
А у нас сегодня большинство старается произвести в день по стихотворению. Не знаю зачем, раньше-то за это хоть деньги платили…
Метареализм повлиял на развитие поэзии? На другие «жанры»? На кино, например?
Илья Кутик: Ну, Александр Сокуров мне кажется метареалистом. Разве это известная всем реальность, - то, что предстает в его фильмах? Нет, это метафизическая реальность. Метареальность существует, хоть мы ее и не можем потрогать. На свете существует масса вещей, которые мы не видим или не можем осязать. Но искусство может их выявить и описать. Это вообще из Никейского символа веры - верить в Создателя всего видимого и невидимого. Ну и Юрий Арабов, постоянно работающий с Александром Сокуровым сценарист, из нашей компании.
Вам как поэту легко печататься?
Илья Кутик: Пожаловаться не могу. Все, что даю, пока печатают. На вопрос «Стихи нужны?» в течение 10-11 секунд приходят ответы «Немедленно». В этом смысле ситуация стократно лучше, чем вся предыдущая. Но …
Акустика не та?
Илья Кутик: Да, акустика не та. Она изменится, конечно. Но сейчас такая «американская ситуация» в поэзии - поэты пишут для тех, кто рядом. Мне это никогда не нравилось. Хотя мы тоже писали друг для друга, но не только. У нас еще было представление, что поэзия - это эстафета. Ты получаешь эстафету - от какого-то поэта. И видишь, что ему ее передал поэт N. Арсений Тарковский, например, считал, что он получил эту эстафету от Федора Сологуба.
Когда ты принимаешь и передаешь такую эстафету, ты общаешься с дальними. С теми, кого уже нет. Это разговор уже не только со своими 10 друзьями, а со всей традицией.
Поэзия в русской литературе, в отличие от других, вертикальна. Вертикальность эта значит - если вы пишите по-русски, то видите самое первое стихотворение написанное по-русски. Русский поэт раньше должен был знать все рифмы, все важные запятые и тире в русских стихах, без этого он не мог самостоятельно сочинить стихотворение. Только подражать, учиться. Самостоятельный же стиль возникает тогда, когда вы нашли в поэзии какую-то ветвь, к которой можете присоединиться и дальше ее развивать. Русская поэзия всегда поиск нового среди того, что уже отчасти было. Мандельштам называл русскую поэзию семинаром. То есть ты сидишь со всеми поэтами за одним столом, и можешь похлопать кого-то из них по плечу, не важно, жив он или нет.
Еще один пример вертикальной поэзии - китайская. Китаец был обязан знать на память две или три классические антологии, а в сумме - около тысячи стихотворений. Без этого он не мог сдать экзамен на элементарную чиновничью должность.
Но если каждый поэт должен взять эстафету, то как избежать эпигонства?
Илья Кутик: Но кроме образов, формы, визуальности у художника ведь есть свои идеи, которые он хочет донести. А если ты начнешь подражать одной образности - без идей, то выйдет бред какой-то.
В настоящей поэзии эпигонства не возникает. Без Блока и Маяковского не было бы Пастернака. Но зачем же Пастернаку быть вторым Блоком?! Блок обожал Фета, но в стихах Блок отнюдь не Фет.
Легче попасть под прямое влияние поэта другой культуры. Например, велико влияние Бодлера на русскую традицию. И Бродский без Одена был бы другим Бродским. У других можно что-то брать, а своих нужно развивать. Ну кому нужен второй - возьмем пример из кино - Андрей Тарковский? Хотя, несомненно, без Тарковского у нас был бы какой-то другой Сокуров.
У Тарковского и Сокурова высока субъективность - без отсебятины. Серьги матери в «Зеркале» это же почти буквальные серьги его матери.
Илья Кутик: Возникновение из частности целого, создание из детали мифа - как раз и гарантирует возникновение произведения искусства. Серьги матери становятся частью мифа Тарковского.
И нашего!
Илья Кутик: Да. И это и есть искусство, без кавычек.
ИЛЬЯ КУТИК. СТИХИ ИЗ КНИГИ «СМЕРТЬ ТРАГЕДИИ»
ПОСТАВИВШЕЙ СВЕЧУ
Я был уверен, что ты мне поставишь свечку...
Когда ты болен, ты окружен как бы
восковыми пальцами с розовыми ногтями
(... розоперстая Эос...): и словно свинья - грибы,
ты их ищешь издали, стоящих в каком-то
храме,
где ВСЮ составляют они аптечку
Бога.
Свечи похожи на одноразовые шприцы.
Когда их ставят, нажимается поршень. Пламя
- как инъекция в воздух,- которая всеми нами
ощущается прямо физически. И -
чтоб не отдать концы
в огне антоновом - подобное можно лишь
подобным вылечить... А посему свечу
поставь мне, подруга!.. Я ею перекричу
пламя, что жжет чуть меньше, когда ты свечу палишь...
ИЛЬЯ КУТИК. ИЗ ПЕРЕВОДОВ СТИХОВ ТРАНСТРЁМЕРА
ГОГОЛЬ
Шуба холодная, негустая, как голодная волчья стая.
В лице - белизна. Листая
свои страницы, он слышит из чащ протяжный
вой ошибок, фантомный смешок потери.
И сердце лопается, как бумажный
обруч, когда в него прыгают эти звери.
Закат по стране продвигается, как лиса,
задевая хвостом траву и не бередя лица.
Небо гремит копытами, тень от брички
бросая на желтые окна (возьмем в кавычки)
имения моего отца.
СПб упирается в меридиан
(ты видел башню недоупавшую?) вымиранья,
и во льду кварталов последний из горожан
фланирует, как пиранья.
А он изнурен постом и стадным смехом. Но смех
расплылся над кромкой лесной. Трухлявы
столпы человечества. Как лоснится
Млечный Путь душ, как белый сверкает мех!
Так взойди в свою огненную колесницу
и вон из этой державы!
Ссылка по теме:
«Образы на клею» - «Российская газета», 22.07.2015
