Проза народов России — от эпоса до груши

Интервью: Михаил Визель

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

На сей раз, после поэзии и детской литературы, внушительный том посвящен прозе. ГодЛитературы.РФ расспрашивает главного редактора издательства «ОГИ», координатора этой обширной и сложной программы Максима Амелина о новом томе.

Начнем со статистики. Сколько здесь авторов? Со скольких языков переводы?

Максим Амелин: Здесь 115 авторов. Тексты, переведенные с 50 языков народов Российской Федерации. В среднем по два автора с каждого языка. Иногда есть по три. Не больше. Было ограничение по объему: где-то два с половиной авторских листа (100 тыс. знаков. - Ред.), таков предельный объем от одного языка.

Получается, общий объем книги листов под сто!

Максим Амелин: Да, здесь только текстов 71 авторский лист. А еще все справки, биографии и т. д. В общей сложности листов под 85.

Как же осуществилась такая огромная работа?

Максим Амелин: В этой программе были созданы региональные редакционные советы, их сейчас 52. Они находятся в 39 регионах России, включая самые отдаленные. Люди, которые входят в советы и вокруг этих советов работают, очень помогают нам с рекомендацией текстов, которые там есть. Без них мы бы просто ничего об этом не узнали. Есть более доступные регионы, где мы знаем кого-то лично. А есть отдаленные. Живут в специфическом месте, например, нанайцы. Фактически это одно село в Хабаровском крае, за 400 км от Хабаровска. Что мы про них знаем?

Очевидно, что они нанайцы.

Максим Амелин: Да,

они нанайцы, они живут там и пишут - и поэзию, и прозу, и детскую литературу.

Все у них там есть. Это одно село, вокруг него все происходит.

Восемьдесят пять авторских листов и 53 языка, 115 авторов… Это всё невозможно привести к какому-то единому знаменателю. Но все-таки есть какие-то закономерности? Можно как-то сгруппировать прозаические тексты, представленные в этой книге, по темам, по стилистике?

Максим Амелин: Я пытался это как-то для себя сгруппировать. Но тексты очень разные, пестрые. Есть очень интересные. Есть, например, такой Геннадий Лукин, пишущий на кольско-саамском языке. Это такие мифологические рассказы. Он пишет обо всем, что вокруг происходит. При этом он живет на каком-то острове. И все, что происходит, фактически превращается у него в такие мифологические рассказы. Какие-то истории семейные, какие-то истории, которые он слышал. Это все очень интересно для меня.

У этих литератур есть определенные традиции, уже сложившиеся. Давние или новые. В основном литературная традиция, если и была, то поэтическая. А прозаическая традиция от силы в XIX веке возникла... как у татар было, например. У них поэтическая культура, поэтическая литература. А потом возникла проза. Вот, например,

в справке о татарской литературе очень интересно написано, какое у них разнообразие жанров, как они на протяжении всей истории татарской прозы менялись, принимали, не принимали советскую власть, как и модернизм у них, и тенденции сейчас к постмодернизму.

Так же, как, например, у удмуртов или чувашей. Это все очень интересно.

Плюс ты видишь, прежде всего, быт. Видишь на каком-то продолжительном периоде, чтó они себе представляют. Потому что поэты завираются всегда. Поэты или себя, или свой народ хотят показать значительно выше. Здесь есть смешные рассказы, есть юмор. Юмор труднее описать каким-то единым словом.

Но, наверное, есть, с другой стороны, литературы, которые имеют много сот или даже тысячелетий прозаических традиций. Те, которые тяготеют к Китаю, тяготеют к персидской культуре.

Максим Амелин: Да. Это Кавказ, Дагестан. Например, Шахвелед Шахмарданов пишет на табасаранском языке. Такая лирическая проза, в которой главный герой - груша. Вокруг нее происходят события, меняются люди, меняются времена и т. д. А груша эта, как древо Иггдрасиль, - вечна.

Представлены ли здесь авторы, которые пишут на русском языке тоже?

Максим Амелин: Нет, не представлены. Мы же специально этот проект делали для того, чтобы показать авторов, которые пишут на национальных языках. Чтобы развитие шло через национальные языки.

Чем больше пишут на национальном языке, тем его долговечность увеличивается. Язык существует в литературе.

А как же еще?

А есть ли здесь авторы, которые имеют потенциал русского Салмана Рушди или хотя бы Халеда Хоссейни?

Максим Амелин: Это сложный вопрос. Потому что мы имели здесь дело все-таки с короткой прозой. Если есть несколько отрывков из романов, то это, в общем, все-таки куски. И видно, наверное, что все-таки какой-то потенциал в этом есть. Тем не менее, это вопрос позиционирования - как всегда. Да, может быть, нет сейчас «русского Рушди». Может быть, молодой человек придет завтра и напишет. Мы же не знаем. Важно, чтобы литература оставалась жива. Чтобы этот огонь как-то передавался.

Считается, что в поэзии запечатлевается душа народа. А что запечатлевается в прозе?

Максим Амелин: А в прозе как раз быт запечатлевается. Быт и обстоятельства жизни, которые у разных народов очень разные. Люди живут в тундре, другие живут в горах, третьи еще где-то. Это очень интересно. Трудно себе представить, что это в одной стране такое существует. И что люди пишут еще на этих языках - на огромном количестве языков! Это просто нереально.