Текст: Василий Владимирский
Обложка и развороты предоставлены издательством
Алан Мур. Провиденс: Графический роман. / Alan Moore. Providence, 2017. Худ. Джейсен Берроуз. — М.: Эксмо. Fanzon, 2019. — 560 с. - (Комиксы. Современная классика)
Пер. с англ. Алексея Мальского
Жизнь Говарда Филлипса Лавкрафта изучена досконально, едва ли не поминутно. Его тексты, включая тысячи писем сотням корреспондентов, трудами доктора С.Т. Джоши разобраны построчно. И все-таки главный вопрос остается без ответа: почему Г.Ф.Л.? Отчего именно его тексты, почти забытые современниками после смерти автора, оказались настолько живучими и во второй половине XX столетия не просто вернулись к читателям, но перепахали всю современную поп- и контр-культуру? Как всегда, у Алана Мура, великого и ужасного, есть своя эксцентричная теория на этот счет.
Плох тот американский журналист, который не мечтает написать Великий Американский Роман. Роберт Блэк из нью-йоркской «Герольд» не плох, скорее наоборот: эрудирован, начитан, неглуп — а еще молод и хорош собой. Вот только амбициозности ему не хватает. Чтобы растормошить его, заставить действовать, необходимо некое трагическое событие, мощное потрясение, тяжелая психологическая травма. И такая трагедия происходит в жизни Блэка в июне 1919 года: его самый близкий товарищ внезапно кончает с собой — а усугубляет ситуацию то, что при последней встрече они слегка повздорили и наговорили друг другу всяких резкостей. Плотина рушится: шок, скорбь и неутихающее чувство вины заставляют Ричарда бросить газету и отправиться в одинокое путешествие по Америке, в долгое странствие в поисках самого себя. Находится и конкретный повод: Блэк решает исследовать оккультный орден Stella Sapiente, возникший вокруг книги арабского астронома и геометра восьмого века Халида ибн Язида — по стечению обстоятельств журналист впервые услышал об этом манускрипте именно в тот день, когда до него дошли сокрушительные вести о гибели друга.
Расследование (или, если угодно, сбор материала для будущего романа) уводит Роберта из Большого Яблока, заполненного свежеиспеченными эмигрантами, через сонное новоанглийское захолустье - Салем, Манчестер и Бостон - в Провиденс, где нас ждет наконец очная встреча с Г.Ф. Лавкрафтом и развязка этой запутанной истории. Во время путешествия главному герою открывается совсем другая, теневая Америка, населенная странными, не всегда приятными в общении персонажами: провинциальными оккультистами, пропахшими рыбой моряками, которые промышляют контрабандой, писателями-визионерами, художниками, создающими странные, полные тревожной экспрессии полотна. Впрочем, большинство из них встречает журналиста с распростертыми объятиями и с удовольствием отвечает на любые его вопросы. И хотя Блэк, как положено молодому прогрессивному американцу второго десятилетия XX века, ни в грош не ставит мистическое и сверхъестественное, образ потаенной страны постепенно очаровывает его как литературная метафора. Все эти коллекционеры средневековых гримуаров, фанатичные искатели секрета бессмертия, масоны и адепты экзотических сект живут в складках общества, обмениваются тайными знаками и зашифрованными письмами ровно так же, как любые изгои, маргиналы, аутсайдеры. Блэку и самому есть что скрывать — например, свое происхождение и свои сексуальные предпочтения, — так что он прекрасно их понимает и испытывает искреннюю симпатию. Почему бы не сделать их героями книги?
Нехитрая метафора расцветает пышным цветом в главе «Притаившийся ужас», зарифмованной с «Данвичским кошмаром» Лавкрафта. В финале этого эпизода Роберт Блэк видит сон о расписанных свастиками газовых камерах, где умирают несчастные рыболюди — трудно не разглядеть прямую отсылку к Холокосту. Но Алан Мур идет дальше: его «невидимая страна» населена не только невинными жертвами предрассудков, но и настоящими, всамделишными монстрами — людоедами, детоубийцами, жрецами кровосмесительных культов. «Надо сказать, если бы после привидевшихся мне сегодня нелепых злоключений я взялся писать что-нибудь о ведьмах, — признается Роберт в своем дневнике, — то, вероятно, куда менее бы сочувствовал несчастным женщинам, на которых устроили гонения; скорее уж начал бы склоняться к точке зрения тех, кто живописал их как кошмарных чародеек, творивших невообразимое зло».
в этой книге он использовал беспроигрышный прием, четко показывающий столкновение рационального и иррационального, бессознательного и осознанного.
По сути, автор одновременно излагает две альтернативные версии событий. Собственно комикс, «история в картинках», показывает и рассказывает, как проходит путешествие Роберта Блэка по «невидимой стране» с точки зрения объективного стороннего наблюдателя; дневниковые записи главного героя — как тот воспринимает несуразные, необъяснимые в рамках обыденной логики события. Но это тоже не вся правда — история Мура сложнее, запутаннее, многослойней, каждый извив сюжета преследует сразу несколько целей. Временами Блэк превращается в альтер-эго автора — и раскрывает, как устроен нарратив «Провиденса». «Мне кажется важным, — пишет он, — чтобы герои детективов не осознавали, что находятся в детективе — по крайней мере, до точки невозврата». Что ж, Роберт шаг за шагом погружается в чудовищный мир Лавкрафта — и сам того не осознает, пока не заходит слишком далеко. Бывший корреспондент газеты «Герольд» изо всех сил цепляется за рациональную картину мира, списывает все странности на чудесное совпадение, отравление газом, гипноз, игры бессознательного. Роберт до последнего не понимает, что происходит вокруг него прямо сейчас и какую роль ему предстоит сыграть в грядущем апокалипсисе — хотя все это объясняют много раз прямым текстом. Как записано все в том же заветном блокноте: «Он наконец-то поймет природу творящихся кругом странных событий — но лишь тогда, когда ужасные беды, которые он навлек на себя своим любопытством, уже не предотвратить».
Дневник Блэка — блестящая находка, отличная возможность проговорить то, что остается за кадром в «визуальной» части «Провиденса». Алан Мур не раз использовал этот прием в других комиксах, но здесь объем текста, старательно стилизованного под беглую рукопись, достигает рекордной величины. На этих страницах нашлось место для рассуждений о сверхъестественном ужасе (см. одноименную статью Лавкрафта) и для сновидческих прозрений, неясного эротического томления и предчувствия грядущих встреч — хотя сам Роберт не узнает героев своих фантазий, даже столкнувшись с ними лицом к лицу. Кроме того, Блэк предлагает вполне убедительное объяснение феномену Г.Ф.Л.:
тяжеловесные, многословные и довольно предсказуемые рассказы «затворника из Провиденса» служат порталом в бессознательное, в вязкую тьму, где ворочаются чудовища, выросшие из наших надежд и кошмаров, задавленных страхов и вытесненных воспоминаний.
Это тонкая мембрана над кипящим котлом Id, мечта психоаналатика-вуайериста — зеркало с односторонней прозрачностью.
Наблюдать за этой картиной можно бесконечно. Но если долго вглядываться в бездну... Сами знаете, чем заканчивается такое пикантное шоу.
