Текст: Андрей Цунский
Фото: ru.wikipedia.org
«Рабы не могут сделать свободными рабынь! А если настанет именно нравственный прогресс в человечестве, то женщина, без всяких толков и споров, займет равное положение с мужчиной».
Авдотья Панаева
Возьмите любой учебник о русской литературе середины XIX века. Там сто раз будут упомянуты Толстой, Достоевский, Некрасов, по десятку раз Греч и Писемский, в ином, университетском, даже Эртелю с его «Гардениными» место найдется. А вот ее не упоминают вовсе. В списке именных ссылок «Истории русской литературы» под редакцией Овсянико-Куликовского (Москва, «Мир,» 1911) в пяти томах с иллюстрациями в кожаных переплетах ей не нашлось места даже в мимолетных упоминаниях.
А вот в мемуарах, газетных статьях, дневниках - строк, страниц, сплетен о ней найдете сколько угодно.
Скрепя сердце и скрипя перьями, ей «разрешили» остаться при желтом свете в пестрой свите Некрасова, принимать ухаживания Достоевского, стать главной похитительницей денег от продажи имения Огарева. Ну и, конечно же, выставляли ее свободомыслящей (аккуратное мнение), легкомысленной (раскрепощенное мнение), развратницей (злобное - и откровенно завистливое мнение).
Но какой же она была?
Умела ли она привлечь мужчин? Несомненно. Для этого была у нее и красота от природы, и умение сосредоточить на себе все внимание, и знание - как правильно двигаться, когда молчать, а когда подать реплику. Актриса? Да, безусловно. Причем профессиональная.
Отец мой проходил со Степановой роль, когда она в первый год по выпуске должна была играть графиню в оперетке "Водовоз". Кажется, что так называлась эта маленькая опера. Сюжет ее состоял в том, что фея, покровительница одного графа, исправляет его капризную жену, превращая ее на несколько часов в жену водовоза, который бьет ее плеткой за неповиновение. Степанова никак не могла естественно вскрикнуть, когда водовоз должен ее ударить. Отец бился с ней долго. Тогда он приготовил заранее арапник и, когда дело дошло до момента, что графине надо вскрикнуть, неожиданно ударил Степанову арапником. Степанова на этот раз очень натурально вскрикнула. Она расплакалась, а отец, улыбаясь, ей сказал:
- Заживет! зато ты теперь знаешь, как надо на сцене вскрикивать от боли!
Из «Воспоминаний» Авдотьи Панаевой.
Она была лично знакома с лучшими актерами, театральными деятелями и драматургами своего времени. В юности занималась балетом, окончила в Петербурге театральное училище, не говоря о том, что была дочерью актера. О ее театральном детстве лучше всего читать в ее собственных воспоминаниях. А о ее салонной, светской жизни не написал только самый ленивый из литераторов.
В ее красоте может убедиться каждый. Кстати, предлагаю интересный эксперимент. Наберите в поисковом сервере «любовники Авдотьи Панаевой», и - «картинки». Увидите сплошь одну Авдотью Панаеву, пару знакомых портретов Некрасова и робко затесавшегося к ним в общество Ивана Ивановича. Ах, да, его фамилия тоже Панаев. Простите, Иван Иванович. Речь не о вашей личности, а исключительно о странностях поисковых серверов.
«Это была небольшого роста, не только безукоризненно красивая, но и привлекательная брюнетка. Её любезность была не без оттенка кокетства. Её темное платье отделялось от головы дорогими кружевами или гипюрами; в ушах у неё были крупные бриллианты, а бархатистый голосок звучал капризом избалованного мальчика. Она говорила, что дамское общество её утомляет, и что у неё в гостях одни мужчины».
Афанасий Фет
Иван Иванович Панаев... Фельетонист, пародист, талантливый журналист. И очень даже неплохой литератор, скорее беллетрист... Очень родовитый (внучатый племянник Державина), очень богатый (как сначала казалось), знаменитость (и правда знаменитость) - девочке из театрального училища он показался истинным принцем. К тому же рыцарство было ему не вовсе чуждо. Она ответила на его чувство - и на предложение выйти замуж. Однако...
«Мать Ивана Ивановича не хотела и слышать о женитьбе сына на дочери актера. Два с половиной года Иван Иванович разными путями и всевозможными способами добывал согласие матери, но безуспешно; наконец, он решился обвенчаться тихонько, без согласия матери, и, обвенчавшись, прямо из церкви, сел в экипаж, покатил с молодою женой в Казань… Мать, узнавши, разумеется, в тот же день о случившемся, послала Ивану Ивановичу в Казань письмо с проклятием», - вспоминал двоюродный брат Ивана Ивановича.
Но проклятья проклятьями, а в свете ее воспринимали как романтическую красавицу, к тому же образованную, исключительно обаятельную... Свекровь сменила гнев на милость, и вот Chère Eudoxie стала хозяйкой очень даже известного и популярного дома.
Жизнь у нее в этом доме - совсем не радостная.
«Если бы ты знала, как с нею обходятся! Некому защитить ее против самого нахального, обидного волокитства со стороны приятелей дома», - пишет жене о мучениях Авдотьи Панаевой Тимофей Грановский. Но не стоит всхлипывать раньше времени. Эта женщина знает цену волокитству, и вообще - всему цену знает.
Мужчин в гостях и правда было много, да и какие... И эти мужчины все как один обсуждали свою литературную работу. Писать умели многие, однако таланты многих в деловой области были сомнительны: тот же Белинский сетовал, что «вести с разными лицами разговоры и коммерческие переговоры» не умеет. Или вот: не узнаете ли ну просто прямую цитату:
- Нет, нет! - возразил Панаев, - эти деньги по вашему же совету я внесу в Опекунский Совет, чтобы не так тяжело было бы платить проценты за заложенное имение.
Из «Воспоминаний» Авдотьи Панаевой
Помните, Муромцев в «Барышне-крестьянке» у Пушкина «почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым»? Пушкин писал об Опекунском совете при Воспитательном Доме для подкинутых сирот, основанном в 1763 году по указу Екатерины Великой. Совет распоряжался делами отдельно существовавшего, но ему подконтрольного ломбарда, на проценты от которого существовал Воспитательный дом. Там можно было заложить имение и любые ценности для того, чтобы избежать быстрой продажи его с молотка, переуступив кому-нибудь из купцов «закладной билет» на полученную под залог сумму, делая таким образом инвестицию, попросту увеличивая сумму ренты. Эта схема лежит в основе комбинации Чичикова с мертвыми душами, туда же заложено поместье Кирсановых у Тургенева, имения Пьера Безухова у Толстого, вишневый сад Раневской у Чехова... Туда же отданы под проценты деревня Кистенево самого Пушкина под 38 тысяч, Ясная Поляна Толстого, заложенная еще его родителями, табакерка Владимира Федоровича Одоевского под триста рублей, и даже бриллианты крестной матери самой Авдотьи Панаевой - актрисы Елизаветы Сандуновой... Механика этой «финансовой деятельности» была совершенно понятна молодой жене Панаева. Кругом - графы, князья, помещики, дворяне, литераторы, драматурги, критики, все популярнейшие личности - и сплошной Опекунский совет. Не будем торопиться упрекать Авдотью Яковлевну в корысти. Однако тут любая женщина призадумалась бы.
А в комплиментах не было недостатка. От того же Некрасова:
Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.Но оставим в покое биографическую канву, в Википедии все расписано. Известен факт, что отвергнутый поначалу Некрасов даже пытался утопиться у нее на глазах. И три года добивался ее взаимности.
Как же ему это удалось?
Может быть, Некрасов ошеломил ее напором своей великолепной лирики, ей посвященной? Может быть.
«Панаевский цикл» лирики Некрасова - болезненный и точный литературный памятник их долгим отношениям, «история болезни» чувств.
Впрочем, история не была бы полной и без этой цитаты:
«Сказать тебе по секрету - но чур по секрету! - я, кажется, сделал глупость, воротившись к... Нет, раз погасшая сигара - не вкусна, закуренная снова!.. Сознаваясь в этом, я делаю бессовестную вещь: если бы ты видел, как воскресла бедная женщина, - одного этого другому, кажется, было бы достаточно, чтобы быть довольным, но никакие хронические жертвы не в моём характере».
Из письма Некрасова критику Василию Боткину.
Может, все дело в деньгах? Некрасов, в отличие от остальных, не только сам зарабатывал литературным трудом, но и буквально платил, деньгами, многочисленным поэтам, писателям, критикам - гонорары?
«Когда вышел первый номер „Современника“, то Белинский смотрел на книжку с таким умилением, с каким смотрит отец на своего первенца, только что появившегося на свет. По случаю выхода „Современника“ был дан обед в редакции, и с тех пор установился обычай, продолжавшийся много лет, — делать обеды сотрудникам каждый месяц».
Из воспоминаний Авдотьи Панаевой.
Могло это обольстить даму с большими претензиями (а Панаева ей была)? Могло.
Может, дело в том, что он не просто публиковал и платил, а открывал новые имена? Был не рядовым литератором, а одним из организаторов всего литературного процесса в России? Разумеется, это так.
Некрасов был безусловно выдающейся личностью, а не только поэтом. Но почему мы пишем о нем, а не о ней? Разве была она безразличным и сторонним наблюдателем?
Ваша дружба всегда была отрадою для Добролюбова. Вы с заботливостью нежнейшей сестры успокаивали его, больного. Вам он вверял свои последние мысли, умирая. Признательность его друзей к Вам за него должна выразиться посвящением этой книги Вам. Н. Чернышевский».
Кстати, жил Добролюбов в той же квартире, что она - и Панаев с Некрасовым. Какая сладкая тема для сплетниц и в юбках, и в штанах.
Кстати, позднее Чернышевский напишет о Некрасове:
«Ему бы следовало жениться на Авдотье Яковлевне, так ведь и то надо сказать, невозможная она была женщина».
Добавим, что когда угодил Чернышевский в Петропавловскую крепость, именно Панаева его там навещала и добивалась свиданий. А многие «возможные» мужчины сделали вид, что едва с ним знакомы.
И в делах «Современника» она принимала участие.
Авдотья Панаева не была бизнесвумен, не занимала должностей вообще, но прекрасно справлялась с работой «пиар-менеджера» тех времен.
«Она до тонкости постигла стиль разных обедов, даваемых Некрасовым в редакции «Современника». Выйдя из актерской семьи, она артистично играла все роли: с семинаристами была «демократически проста», с генералами — «великосветская барыня», - писал К.И. Чуковский в предисловии к изданию ее «Воспоминаний».
И не забудем: Некрасов оценил ее талант литератора. Вместе с ней писал роман «Три стороны света», публиковал ее прозу - чего, кстати, не стал бы делать, будь эта проза бездарна и неинтересна.
А ведь отзывы были часто совсем не хвалебными. «Станицкого (Авдотью) во сне видеть предвещает отца и мать в грязь втоптать — лишь бы только плохую повестушку написать или же увидеть, как комически русская холопка корчит из себя эманципированную Жорж Санд», - высказался Николай Щербина, например. Да уж, пример легкости языка и красоты стиля...
Вот Белинский - хотя и по ее словам - отзывался иначе.
«— Я сначала не хотел верить Некрасову, что это вы написали "Семейство Тальниковых", - сказал он, - как же вам не стыдно было давно не начать писать? В литературе никто еще не касался столь важного вопроса, как отношение детей к их воспитателям и всех безобразий, какие проделывают с бедными детьми. Если бы Некрасов не назвал вас, а потребовал бы, чтобы я угадал, кто из моих знакомых женщин написал "Семейство Тальниковых", уж извините, я ни за что не подумал бы, что это вы.
- Почему? - спросила я.
- Такой у вас вид: вечно в хлопотах о хозяйстве. Я рассмеялась и добавила:
- А ведь я вечно только думаю об одних нарядах, как это все рассказывают.
- Я, грешный человек, тоже думал, что вы только о нарядах думаете. Да плюньте вы на всех, пишите и пишите!»
Из «Воспоминаний» А. Панаевой.
Ну а вы - плюньте на то, что сказала учительница литературы, умница по телевизору и что написано на очередном канале в Яндекс Дзен. Есть только один человек, который лучше всех разбирается в том, была ли нравственной Авдотья Панаева, кто взял деньги Огаревых, почему не сложились отношения Панаевой с Тургеневым и еще - хороший ли она писатель (...ница, если вам так удобнее). Этот человек - вы. Только сначала придется прочитать очень много. Разного, часто противоположного. Ну а если вы все уже решили, или все уже знаете... Впрочем, что это я! Такие люди и не дочитали бы до этих слов. Достоевский - и тот не знал. Он вот как писал: «Я был влюблен не на шутку в Панаеву, теперь проходит, а не знаю еще». Вот и я не знаю. Где уж нам-то чай с генералами пить...
