Текст: Ольга Разумихина^*

Современному читателю кажется, что «Бедная Лиза» Карамзина — это незамысловатая и, пожалуй, чересчур слезливая повесть о несчастной влюблённости. Но вы даже не представляете, какой фурор это произведение произвело в далёком 1792-м!

Какая книга за последние несколько лет удостоилось наибольших читательских оваций? Так, чтобы десятки тысяч людей — и, заметим, не только ранимых барышень, но и серьёзных взрослых мужчин — проливали над ней горькие слёзы, а потом обсуждали на каждом углу?

В нынешнем веке, когда назвать такую книгу — одну-единственную — практически невозможно. Оно и неудивительно, ведь, по самым приблизительным подсчётам, каждый год выходит целый миллион наименований книг, а их суммарный тираж — более миллиарда!

И всё же, попытавшись ответить на заданный выше вопрос, кто-то, возможно, назовёт заключительную часть серии Джоан Роулинг про Гарри Поттера («Гарри Поттер и дары смерти»), работу во всех отношениях замечательную и, пожалуй, уже ставшую классикой; кто-то вспомнит бестселлеры сомнительного качества, такие как «Сумерки» и «50 оттенков серого». Более квалифицированный читатель, сведущий в престижных наградах, может припомнить удостоившуюся Пулитцера «Дорогу» Кормака МакКарти или «Дом, в котором...» — роман, который принёс Мариам Петросян Русскую премию... А вот 228 лет назад такой книгой — по крайней мере для российского читателя — была, как ни странно, «Бедная Лиза». Но почему?

Историческая справка

Чтобы понять причины популярности «Бедной Лизы», мысленно перенесёмся в 1790-е. Итак, конец XVIII века; сто лет назад Пётр I провёл беспрецедентную по масштабам реформу образования. Император издал указ, согласно которому выходцы из дворянства и духовенства должны проходить обучение в обязательном порядке. (Да-да, до Петра ни в школе, ни в университете можно было не учиться, тем более что и университета-то ещё не было. Ни одного!) Впрочем, позаботился Пётр I и о представителях остальных сословий (дословно это звучало так: «детей всякого чина учить грамоте, цифири и геометрии»), — и начал открывать бесплатные школы по всей стране. Монарх попытался даже создать сеть всесословных начальных школ, вот только дворянам такая идея о-о-очень не понравилась: как так — позволить своему барчонку сидеть за одной партой с сыном какого-нибудь купца или мещанина! Так что после смерти Петра проект забуксовал. Но начало было положено.

С 1725 по 1762 год монархи сменяли друг друга один за одним, но, если и не продолжали дело, начатое Петром I, то хотя бы ему не мешали, а при Елисавете Петровне, которой посвящена знаменитая ода Ломоносова, в 1755 году был основан Московский государственный университет — тот самый МГУ, что в Москве на Воробьёвых горах. А затем к власти пришла Екатерина II и взялась за решение проблемы вплотную: открыла народные школы в каждом районе Петербурга, открыла Комиссию народных училищ, застращала дворянских детей: мол, не будете учиться — заберём на службу в матросы! Помните, в прошлом месяце мы изучали комедию Д. И. Фонвизина «Недоросль»? Родись Митрофанушка лет на -цать раньше, проблем, связанных с гранитом науки, у него было бы куда меньше.

Итак, грамотных людей становилось всё больше; российская образовательная система изо всех сил стремилась догнать европейскую, у дворянской молодёжи уже стало хорошим тоном уезжать учиться за рубеж; появились и выдающиеся писатели, такие как вышеупомянутые Ломоносов и Фонвизин, а ещё Державин, Тредиаковский, Сумароков...

Но, казалось бы, при чём тут «Бедная Лиза», в которой нет ни слова о школах и университетах?

А вот при чём.

Сентиментальное настроение

Все вышеперечисленные авторы творили в русле одного и того же направления — классицизма; законы этого творческого метода были неумолимо строгими. Например, классицист не имел права — да, в общем-то, и не хотел — воспевать чувственную любовь: не любовь подданного к государю, а любовь мужчины к женщине, и наоборот. Точно так же он не мог сделать главным героем своего произведения представителя «низшего» сословия.

Вообще, просвещённая общественность XVIII в. относилась к крестьянам двойственно. С одной стороны, дворяне понимали — или хотя бы делали вид, — что крепостные — такие же люди, как и все мы, и потому достойны вежливого обращения. С другой, они всё равно воспринимали их как созданий — как бы помягче выразиться? — второго сорта: они, мол, необразованны, невежественны и вульгарны, и пытаться общаться на равных с таким человеком — себя не уважать. (Понятно, конечно, что необразованны они потому, что они росли в избах, а не в роскошных имениях с фамильными библиотеками, но что ж— поделать-то?)

Но вот XVIII в подходит к концу, и появляется новое литературное направление сентиментализм. Ценности, которые проповедуют авторы таких произведений, диаметрально противоположны ценностям начала и середины века: теперь чувство ценится не меньше разума и принципов; главными героями являются не монархи и их подданные, а простые люди. Их образы, конечно, получаются не особо-то реалистичными — начисто списанными с древнеримских пастухов и пастушек, которые в любовных романах (например, если кому интересно, у Лонга в «Дафнисе и Хлое») знай себе играли на свирели, пересчитывали барашков и вели диалоги со скромными прелестницами, — но всё равно: это принципиально новое слово в русской литературе!

И вот — нарыв прорвало. Читающая публика — уже куда более многочисленная, нежели в начале века, но совсем неискушённая, познавшая в основном оды, сатиры и редкие комедии о жизни знати, наподобие "Недоросля", — получила в своё распоряжение повесть, в которой такая же неискушённая девушка — и, уму непостижимо, крестьянка! — влюбляется в дворянина...

Простой сюжет

«И крестьянки любить умеют!» — пожалуй, самая знаменитая цитата из «Бедной Лизы». Удивительно, но эта простая мысль в конце XVIII в. была настоящим прорывом, а Н. М. Карамзин, поведавший миру душещипательную историю доброй, чистой девушки, зарабатывавшей на хлеб продажей полевых цветов, и её матери, рано похоронившей мужа и оттого «беспрестанно проливавшей слёзы», — скандальным новатором. Не в последнюю очередь потому, что влюбилась его Лиза в Эраста, который, в отличие от миловидной пассии, уже пресытился жизнью в высшем свете, где не найти истинной любви и дружбы. (С подобной проблемой, но уже в XIX в., столкнутся два самых знаменитых «лишних человека» русской литературы — Онегин и Печорин.) Вот что автор пишет о своём герое:

...сей Эраст был довольно богатый дворянин, с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным. Он вёл рассеянную жизнь, думал только о своём удовольствии, искал его в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою. Красота Лизы при первой встрече сделала впечатление в его сердце. Он читывал романы <...> и часто переселялся мысленно в те времена (бывшие или не бывшие), в которые, если верить стихотворцам, все люди беспечно гуляли по лугам, купались в чистых источниках, целовались, как горлицы, отдыхали под розами и миртами <...>. Ему казалось, что он нашёл в Лизе то, чего сердце его давно искало.

Литература, которую читал Эраст, явно была сентименталистского толка; описывая выдумки своих собратьев по перу, Н. М. Карамзин по-дружески посмеивается над ними. Но также он даёт понять, что увлечение подобной литературой — при отсутствии, такскать, критического мышления — может привести ни много не мало к трагедии. С первой встречи Эраст видел в крестьянке Лизе не реального человека, а некий собирательный образ, вымышленного персонажа. Возможно, поэтому он в финале и обошёлся с Лизой настолько, мягко говоря, некрасиво. Литературные герои не чувствуют боли; если они оказываются нам больше не нужны, мы просто закрываем книгу — и они исчезают. Вот и Эраст поступил так же: он разочаровался в своей героине и, очевидно, понадеялся, что некий автор «напишет» для неё счастливую судьбу. А когда осознал свою ошибку, было слишком поздно.

Впрочем, и про саму Лизу не скажешь, что она видит Эраста таким, какой он есть. Отчасти потому, что на свиданиях этот «дворянин со слабым и ветреным сердцем» играет роль другого человека — тоже какого-то персонажа, вымышленного пастуха, и сам того не замечает; отчасти — потому что Лиза не хочет и не может увидеть отрицательные черты характера первого ухажёра. Расхожая мудрость гласит, что в нелюбимом человеке нас раздражают даже достоинства, а в любимом — нравятся в том числе и недостатки; но для Лизы Эраст — идеал, почти бог. Потому-то она и не думает о том, сможет ли возлюбленный когда-нибудь исполнить обещание, — она беспрекословно верит любому его слову:

Эраст целовал Лизу, говорил, что её счастие дороже ему всего на свете, что по смерти матери её он возьмет её к себе и будет жить с нею неразлучно, в деревне и в дремучих лесах, как в раю. «Однако ж тебе нельзя быть моим мужем!» — сказала Лиза с тихим вздохом. «Почему же?» — «Я крестьянка». — «Ты обижаешь меня. Для твоего друга важнее всего душа, чувствительная невинная душа, — и Лиза будет всегда ближайшая к моему сердцу».

Но не будем винить Лизу в неблагоразумии. Напомним, что на момент встречи с Эрастом ей было всего семнадцать лет, и пленительный дворянин стал первым человеком, покорившим сердце крестьянки, — а кто из нас не терял голову от первой любви? И разве могла Лиза с кем-то поговорить, посоветоваться? Не с матерью же, которая мечтала посватать её за «сына богатого крестьянина из соседней деревни»!

Все эти обстоятельства, естественно, нисколько не смягчают вину Эраста, а, напротив, усугубляют её. Неудивительно, что заканчивается повесть закономерно — на трагической ноте. Но мог ли Карамзин представить, чем для его читателей обернётся публикация повести?

Эффект Вертера

В психиатрии есть такое понятие — «эффект Вертера»: так называется волна самоубийств, которая наступает после гибели какой-либо знаменитости или вымышленного героя. Подобное произошло, например, после того как в 1962 г. скончалась знаменитая актриса Мэрилин Монро, которую обожали миллионы девушек по всему миру. А название этот эффект получил в честь главного героя романа Иоганна Вольфганга Гёте «Страдания юного Вертера» (1774). Но кто бы мог подумать, что такое произойдёт и с «Бедной Лизой»! Несчастные девушки, зачитавшие повесть до дыр, настолько переживали за главную героиню, что — удивительно, но факт — топились в пруду, описанном в этой повести.

Взывать к благоразумию читательниц оказалось бесполезно, но помог чёрный юмор. После нескольких инцидентов вокруг пруда установили таблички со следующим текстом:

Здесь в воду кинулась Эрастова невеста.

Топитесь, девушки, в пруду довольно места.

Таким незаурядным способом череду трагических событий удалось остановить, — хотя прогулки в окрестностях Симонова монастыря и сочинительство элегий, посвящённых бедной Лизе, ещё много лет оставались излюбленным досугом тонко чувствующей молодёжи.

Что же до Карамзина, он, к счастью, быстро переключился на более радостные сюжеты — и в том же 1972 году выпустил повесть «Наталья, боярская дочь», где влюблённые, несмотря на осуждение родственников, всё-таки смогли повенчаться и зажить в мире и согласии.

^*

Ольга Разумихина — выпускница Литературного института им. А. М. Горького, книжный обозреватель и корректор, а также репетитор по русскому языку и литературе. Каждую неделю она комментирует произведения, которые проходят учащиеся 9—11 классов.

Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII—XX вв.