Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Не секрет, что актеру решительно приписывали все остроты, которые он запускал в народ. Товарищ Саахов в «Кавказской пленнице» витийствовал: «Как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин, женщина – друг человека…» - и это очень точный штрих времени. А шутка эта принадлежит фантазии Владимира Полякова. В программках, на афишах Театра миниатюр обязательно значились фамилии драматургов. Но их не объявляли перед исполнением каждой интермедии. И в народе авторов Райкина знали действительно гораздо хуже, чем композиторов и поэтов, сочинявших эстрадные шлягеры. Недоброжелатели и ревнивые писатели любили рассуждать, что Райкин намеренно оставляет авторов в тени, создает впечатление, что всё создает только он – любимый эстрадный артист страны. Это не так. Никакого коварства не было. Просто публика нуждалась в одном-единственном кумире и к авторам серьезного интереса не проявляла.
Писатели работали на Райкина, их фамилии можно было увидеть на афишах и в обзорах – всё чин по чину. Быть автором Райкина они считали за честь. А то, что популярность доставалась актёру – вполне справедливо, хотя иногда и обидно. «Можно было бы сказать, что Райкин «подминает» под себя сценки и монологи, водевили и интермедии различных авторов, ибо произведение любого драматурга звучит в этом театре по-райкински... Но дело в том, что сам Райкин показывает нам такое разнообразие стилей исполнения, приемов, типов и характеров, что подобное обвинение звучит как беспредметное. Артист обогащает, а не обедняет исполняемые им вещи», - писал Виктор Ардов – один из столпов нашего (да-да, и нашего тоже) юмора. В последние годы можно сказать – один из теневых столпов, потому что и его подзабыли.
Многие остроты, повторенные в разных обстоятельствах разными людьми миллионы раз, превратились в банальность. Несколько поколений подражателей коверкали слова по-райкински, по-райкински показывали скромников и хамов. Пожалуй, в последние годы о таланте актера легче судить по его редким лирическим монологам, в которых он был тонок и точен. Юмор стареет. В антикварном ореоле он не так ценен, как «злоба дня». Тем ценнее с годами стали грустные мотивы Райкина. Он, как никто другой из королей эстрады, умел перевоплощаться и в резонеров, и в печальных героев. Такие, как в песне «Добрый зритель», которую Ян Френкель написал на стихи Игоря Шаферана:
- Может, всё бы забросить под старость,
- На скамейке сидеть бы в саду?
- Только как же я с вами расстанусь,
- Добрый зритель в девятом ряду.
Шаферан – тоже один из ключевых райкинских авторов.
В легенду вошла и придирчивость Райкина, его привычка мучить авторов в репетиционный период. Каждая реприза должна была выстрелить – и готовили их мучительно, с заменами и сомнениями. Райкин старался изменить принцип «утром в газете, вечером в куплете», работал на опережение. Своим авторам он говорил: «Задача сатирика в том, чтобы после его выступления собирался пленум ЦК, а не концерт сатириков следовал бы после такого пленума». На острие сатиры он балансировал почти полвека.
Самый почтенный по возрасту и положению автор Райкина – это, как вы прекрасно понимаете, Николай Карамзин. В 1794 году он написал:
- Смеяться, право, не грешно,
- Над всем, что кажется смешно.
- В нескольких программах Райкина звучали эти стихи.
- Михаил Зощенко
Райкин еще до войны хотел заказать пьесу Михаилу Зощенко. Читать его рассказы он не решался: слишком многие в те годы выступали с этим «беспроигрышным» номером. А вышло, что Райкин преодолел робость и заказал Зощенко несколько миниатюр, когда писатель пребывал в опале. Мрачный, усталый сатирик написал для него, прежде всего, «Доброе утро» - сцену, которую он играл немало лет. Помните? Некий начальник по имени Василий Васильевич, запыхавшись, прибегает в кабинет в домашних тапочках. Одежду он наскоро запихнул в портфель – и оказалось, что это женский жакет. Но главное – не опоздать! А потом можно и «задать Храповицкого» прямо на рабочем столе. Зато, когда звонит кто-то свыше, он отчитывается по телефону: «Нет, что вы, я уже минут сорок на службе священнодействую!» Это не только смешно, но и остро: за опоздания в те годы наказывали строго. Было в репертуаре театра еще несколько зощенковских миниатюр, но эта вошла в золотой фонд Райкина. Первое время после Постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» фамилию Зощенко не печатали на афишах. Но гонорары из театра он получал.
Кумир московских пошляков
Пожалуй, главным автором Райкина в сталинские времена был ученик Зощенко, Владимир Поляков, великий импровизатор, мастер розыгрышей, шутник неудержимый и бурный. «В таком ракурсе, в таком разрезе…», «Бу сделано…» - это из его любимых фраз, которыми Поляков наделял своих бюрократов. Он написал для Райкина замечательный номер «Лестница славы», вошедший в кинофильм «Мы с вами где-то встречались», в котором Райкин играл главную роль, а Поляков был сценаристом. Это была карьерная лестница. Чем выше поднимался по ней райкинский персонаж – тем заносчивее вёл себя со старыми друзьями. Требовал привилегий и почестей – десяток телефонов в кабинете, личный ЗИМ… Но вот он падает с этой лестницы, снова оказывается внизу – и скромненько едет к старым друзьям: «Отлично в трамвайчике доберусь». Острый номер с продуманной драматургией, которую Райкин преподносил с эстрадным блеском. Успех! Кстати, выражение «я дико извиняюсь» подарил Райкину тоже фантазёр Поляков.
А потом он не удержался написал смешную, но злую, желчную и немилосердную к друзьям поэму о приезде в Москву Ива Монтана. Там есть, например, такие строки:
- Итак, идет Аркадий Райкин,
- С седою прядью, как всегда.
- За ним, звеня как таратайка,
- Шагает Рома. Никогда
- Никто еще на белом свете
- Не видел туалеты эти. –
И это еще сравнительно мягкий эпизод из этой шаловливой поэмы. В самиздате она ходила бойко. Кто-то даже в ответ, в эпиграмме, нарек Полякова «кумиром московских пошляков». Через несколько лет после этого они с Райкиным примирились, но – формально.
Товарищ Волк и другие
Его шутки, да и просто словосочетания вошли в нашу речь – и это произошло так давно, что истоки уже полузабыты. Райкина цитировал Борис Ельцин, когда обещал в случае резкого повышения цен «лечь на рельсы». Это из миниатюры «Рельсы гудят», из спектакля «Светофор-2». К шуткам Райкина несколько раз обращался Владимир Путин. «Товарищ Волк знает, кого кушать», - это из «Современных басен» Марка Азова и Владимира Тихвинского. Им же принадлежат такие – ставшие расхожими – выраженьица, как «Сижу, куру» (да, это изначально «из Райкина»), «рекбус, кроксворд», «Мне государство за что платит? За коликчество. А за какчество государство мне денег не платит».
Одним из главных поставщиков литературного материала к райкинскому столу несколько десятилетий был Александр Хазин. Кстати, по нему прошелся в своем знаменитом докладе 1946 года Андрей Жданов… В этой речи можно было разглядеть и намек на Райкина, исполнявшего хазинские вещицы. Еще долго оставался главным автором главного актера-сатирика. Этому сатирику, главному автору программы «Волшебники живут рядом», принадлежат, возможно, самые саркастические из крылатых райкинских выражений: «Партия учит нас, что газы при нагревании расширяются», «Наши слабые токи с каждым годом становятся всё сильней и сильней», «Генетика – продажная девка империализма». Ему же принадлежат многократно повторенные в разных контекстах хохмы «у прынцыпе» и «Мурлин Мурло».
Коронная райкинская тема – «Люди и манекены». Процитирую одну песенку:
- Приносят к доктору старуху.
- С носилок слышен слабый стон,
- Но говорит ей доктор сухо:
- - Вас не приму, не мой район!
- И не понять ей, тёте Кате,
- Что средь больничных белых стен
- С ней разговаривал в халате
- Обыкновенный манекен.
И это еще – когда полисов не было!
Или – с прозрачным намеком:
- Был негодяем оклеветан
- Один достойный гражданин.
- И очень много долгих лет он
- Не видел улиц и витрин,
- А клеветник гуляет смело,
- Не обличаемый никем.
- Я б из него такое сделал!
- Но я всего лишь манекен…
Это Владимир Лившиц, а музыку написал сам Матвей Блантер. Потом Райкин несколько раз возвращался к этой теме под разными соусами, были новые монологи и куплеты…
А потом началась недолгая, но плодотворная эпоха Михаила Жванецкого. Его парадоксальный, интонационный, одесский юмор отличался от всего, что уже вдоволь испробовал Райкин. К тому же, в 1970-е артист стремился стать острее, не отставать от популярного народного фольклора – от анекдотов. «В греческом зале», «Запустим дурочку», «Дефисит» (великий двигатель общественных специфических отношений!) - это Жванецкий. «Закрой рот, дура, я уже всё сказал» - это тоже его придумка. И эти номера оставались ударными не один сезон. «Он все чаще пишет грустные, интимные вещи. Некоторые из них просто прекрасны, но камерность его иронии, а иногда степень усложненности его языка и мышления для меня как артиста, а не просто как читателя и слушателя — неприемлема».
Группы товарищей
Райкину немало дала блистательная пара – Михаил Червинский и Владимир Масс. Настоящие эстрадники. Авторы весёлые, плодовитые, чувствовавшие свое время, своего зрителя. Работать вместе они стали после войны. Большим успехом стала программа «Приходите, побеседуем!», вышедшая в 1946 году. Разнообразное получилось зрелище. От буффонадной сцены «Человек остался один» (герой пригласил на пиршество полезных людей, расставил на столе яства – и вдруг оказалось, что дверь его комнаты заперта, а ключ потерян…) до лирического фельетона «Мои современники», в котором герой переносился на сорок лет вперед. Им же принадлежит недурственная реприза «Чтобы сделать рагу из зайца, нужно, как минимум, иметь кошку». И классификация смеха – «злопыхательский, заушательский, утробный, злобный и от щекотки».
Один из коронных номеров Райкина брежневских времен – «Размышления в постели» или «Специалист». Помните? На сцене или на телеэкране – огромная кровать, по которой лениво ползает герой в полосатой пижаме. Утро. Стоит ли вставать и тащиться на службу? Размышления приводят его к такому выводу: «Ну, пойду я на работу, ведь я таких дров наломаю, такую кашу заварю, три института не расхлебают». Ведь образование у него заушное, то есть – на каждый курс за уши тянули. На работу он готов являться исключительно «пятого и двадцатого». Автор этой замечательной миниатюры – некий товарищ Настроев. Коллективный псевдоним Евеля Бащинского, Бориса Зислина и Александра Кускова – остроумцев с высшим техническим образованием. Интермедия у них получилась вечнозелёная, хоть сейчас – под запрет.
Еще один коллективный автор Райкина выступал под псевдонимом Гинряры. Это Михаил Гиндин, Ким Рыжов и Генрих Рябкин. «Как вспомнишь, так вздрогнешь, а вздрогнешь – мороз по коже» - эта фразочка из спектакля «От двух до пятидесяти» не один год вызывала смех в зале. Как и монолог скептика из программы «На сон грядущий» с многозначительным «А там, у них… Нет, не то».
Немало шуток подбросили Райкину и всему советскому народу соавторы Николай Анитов и Александр Осокин. Напомню лишь некоторые: «Грубо говоря, но мягко выражаясь», «Пить, курить и говорить я начал одновременно», «Эпоха была жуткая, настроение было гнусное и атмосфера мерзопакостная, но рыба в Каме была!»
И не только рыба, но и сатира была.
С годами Райкин все реже обращался к многолюдным сценам и чаще выходил на авансцену с монологами-«проповедями». «От веселых «фортелей» чистой эксцентрики, буффонады – к осмыслению жизни, к высокому комизму», - писал о райкинских программах 1970-х искусствовед Юрий Дмитриев. Характерный пример – «Спекулянт», один из самых острых номеров 1970-х с крылатым «Я гуманист, я всё соображаю через ГУМ» и «Могет быть, меня нужно за решетку. Могет быть!» Написал эту миниатюру Вениамин Сквирский. Так продолжалось до самых последних спектаклей, в которых постаревшему Райкину требовалась поддержка коллег. Его последним автором стал ленинградец Семён Альтов – популярный сатирик 1980-х, когда писатели сами вышли на эстраду и стали частенько участвовать в телевизионных передачах.
Иногда в наше время приходится слышать упреки: мол, издевался Райкин над советским человеком и чуть ли не способствовал распаду страны. Наивно и недальновидно. Вообще-то самыми резкими советскими сатириками были Ленин и Сталин, бичевавшие недостатки едва ли не в каждом выступлении. Сила системы – в том, что она не боялась критики. Да, все проходило через цензуру, нередко – с трудом, но ежедневно на сцене и по радио звучали острые, «непроходные» монологи, уходившие в народ.
