Текст: Андрей Васянин
Один из важнейших людей в истории музея Владимир Бонч-Бруевич, некогда секретарь Ленина, задумал в 30-х основать в его стенах крупнейший мире литературный центр, в котором были бы собраны все рукописи отечественных авторов. Это важное госучреждение планировалось даже защищать пушками и пулеметами.
С тех пор музей пережил множество реорганизаций, но принцип работы остался тем же - собирать в своих стенах всю русскую литературу, не руководствуясь текущей политической и не только конъюнктурой.
- Каждый писатель заслужил свое место, о каждом надо говорить, - сказал на вернисаже профессор МГУ писатель Алексей Варламов.
В самом начале - фрагменты переданной музею Маяковским выставки "20 лет работы", знаменитая серия рекламы "Резинотреста" - конечно, присутствует плакат "Лучше сосок не было и нет" и другие, не столь известные, но не менее яркие картинки Родченко с текстами Маяковского. В поступлениях 40-х на иллюстрации Дмитрия Моора к поэме "Хорошо" - уже новый, задумавшийся Маяковский на ярко-синем фоне с папиросой в зубах, как бы вглядывающийся в висящие неподалеку, много раз прокатанные трафареты, с которых делались окна РОСТа. Не по чину и не по силам было сановнику Гавриилу Державину носить вот этот огромный, в золотом позументе портфель с государственными бумагами. Напротив портфеля среди экспонатов 60-х - фарфоровые агитационные шахматы Наталии Данько, принадлежавшие советскому сановнику Луначарскому: пешки красных - крестьяне с красными серпами, пешки белых - пролетарии в цепях, король красных - рабочий с молотом, белых - Кощей Бессмертный. У этих шахмат не было доски: ну не могли же белые выигрывать у красных...
Артефакты попадали в музей самыми разными способами. Перстень Веневитинова был снят с его пальца в 1930-м при переносе могилы поэта из Симонова монастыря в Новодевичий и тогда же попал в музей: на витрине есть акт о передаче перстня сотруднику литературного музея, написанный карандашом, безо всяких печатей. Дореволюционные письма Бунина и рукопись стихотворения "Няня" были куплены в 1884-м в московском букинистическом магазине № 9.
Часто великие артефакты передавались музею ввиду тяжелых обстоятельств в жизни их хранителей. На выставке много поступлений от Алексея Крученых - эскизы Ларионова и Гончаровой, изданные в войну тонкие сборнички стихов Твардовского и Симонова, рукописи Хлебникова и Бурлюка: с 30-х годов один из основателей футуризма жил в основном продажей рукописей. Некогда самый обеспеченный поэт Демьян Бедный, попав в опалу (по легенде - пожаловавшись кому-то, что Сталин берет у него редкие книги, а потом возвращает с жирными пятнами на страницах), распродал свою уникальную библиотеку в 40 тысяч томов. Некоторые из них стоят в зале 30-х: журналы "Почта духов" Крылова, "Трутень" Новикова, том "Летописаний кесаря Барония" - все XVIII век.
С не меньшим вниманием вглядываешься в экспонаты рубежа XX-XXI веков, пришедшие в музей совсем недавно, - в общую, на пружинках, тетрадь звукорежиссера известной западной радиостанции Анатолия Шагиняна, в которой есть росписи выходивших в эфир Некрасова и Гладилина, в ученическую тетрадку, где Юрий Домбровский начинает первую главу "Факультета ненужных вещей", в открытку-приглашение 9 апреля 1972 года "Изабеллы Ахатовны Ахмадулиной" на нобелевскую церемонию в квартиру 169 по улице Горького,12, с чертежиком, возможно, исполненным рукой Наталии Солженицыной, указывающим, куда сворачивать с Козицкого переулка.
А чтобы представить на выставку вот этот артефакт, понадобились усилия не только сотрудников ГМИРЛИ. Внучка Мариэтты Шагинян принесла в музей, казалось бы, напрочь испорченную пролитыми на нее Борисом Пастернаком чернилами рукопись его речи на 1 Съезде советских писателей. Но сотрудники НИИ реставрации опустили хрупкие листы в ванночку со специальным раствором, он забурлил - и проступили знаменитые слова: "Поэзия есть язык органического факта, а чистая проза в ее первородной напряженности и есть поэзия..."
