Текст: ГодЛитературы.РФ
Проживающая в Сан-Франциско Ольга Гренец пишет рассказы не первый год — ее дебютный сборник "КофеInn" вышел еще 15 лет назад. "Задержи дыхание" — уже четвертая книга Гренец, вобравшая в себя рассказы, опубликованные в американских и русских журналах за последние три года.
"Жёсткие, точные, каждый раз удивляющие заново, рассказы Ольги Гренец существуют в пространстве между двумя странами и литературными традициями — и делают его населённым и живым," — так, например, считает Мария Степанова. Схожим образом отзывается о прозе Гренец и Андрей Аствацатуров, отмечая ее "билингвальность и бикультурность": "Ольга — американка, при этом она очень чисто говорит по-русски и мыслит, как мы с вами". Собственно, в этом литературном двуязычии и состоит, пожалуй, главная отличительная ее коротких — вплоть до одного абзаца, — но неизменно наблюдательных рассказов. Прочитать которые мы вам сегодня и предлагаем.
Задержи дыхание и другие рассказы / Ольга Леонидовна Гренец. — М.: Время, 2021. — 226 с.
ЕЁ ЧЕРЁД
Когда в девяносто втором году парень, которого любила Оксана, бросил её с пятимесячной дочкой на руках, Оксанина мать не растерялась и отправила её в Америку. Тогда начинали открываться бюро знакомств — в одном из них она нашла для Оксаны мужа в Калифорнии; только не дала ей взять с собой малышку: никто, наставляла матушка, не захочет возиться с чужим ребёнком. Оксана отняла девочку от груди и оставила её на попечение бабушки.
И вот двадцать четыре года спустя парень, которого когда-то любила Оксана, отец её дочери, объявляется в Сан-Франциско. И какова же теперь наша калифорнийская Оксана: она предлагает ему пересечься и выпить кофе! Они сидят на барных стульях в одном из парклетов* (Небольшая зона отдыха в крупных городах, в частности деловых районах, являющаяся продолжением тротуара) Сан-Франциско и беседуют о глобальных тенденциях, забросивших его, российского программиста, в Кремниевую долину. Конечно, пришлось смириться с потерей в заработке и ступенькой вниз по карьерной лестнице, лишь бы удрать из России. Его история типична для иммигранта — куда ни кинь, всюду проблемы: жильё, работа для жены, школа для двух детей, почти подростков. А тут ещё, как назло, авария — угробил бампер, придётся срочно разбираться с условиями автостраховки, чтобы ему выплатили хотя бы часть денег. В кафешке, где тусуются хипповые предприниматели, в этом своём костюмчике, с перекошенным от беспокойства лицом он выглядит совершеннейшим чужаком.
Слушая нескончаемую историю его бедствий и автоматически отмечая, как он заказывает капучино на своём малопонятном английском, Оксана отрешённо наблюдает за ним, а сама пальцами ног поигрывает своей вьетнамкой: то скинет, то подтянет назад. И никак ей не оторвать взгляда от последнего педикюра — сиреневый лак держится уже много дней без единой царапины.
По прошествии часа Оксанин собеседник спрашивает: «Как твоя дочь?» — и смотрит на неё искоса, с трудом заставляя себя произнести имя дочери. «А ты как думаешь?» — хочется спросить Оксане. Девочка выросла без родителей. Приехала в Штаты заканчивать среднюю школу и за месяц продвинулась в английском настолько, что могла уже придуриваться, дескать, не понимает, о чём это мать с бабушкой говорят ей по-русски.
— Она живёт на Аляске, работает в рыбной промышленности* (Обычно иммигрантов на Аляске нанимают на разделку рыбы). — Оксана репетировала по дороге, как она будет об этом рассказывать, чтобы он услышал лишь её гордость за то, что девочка выросла такой самостоятельной. И всё равно испытывает удовольствие, видя, как он изменился в лице. Влезает во вьетнамки и подхватывает гитару, ту самую, что двадцать четыре года назад, спасаясь от одиночества, привезла с собой из России. Она торопится на урок музыки, два раза в неделю занимается с малышами — просто так, ради развлечения... «Мы окружили розу, в ладонь впилась заноза, горит огнём, сейчас мы упадём…»** (Ring-a-round the roses, a pocket full of posies, ashes, ashes, we all fall down — детская песенка) У неё теперь и свой малыш есть, ему почти четыре года, он ходит в дошкольный центр Монтессори.
Основная Оксанина профессия — хедхантинг, подбор персонала, она вкалывала на консалтинговые фирмы больше двадцати лет и вот теперь может позволить себе работать независимо, онлайн, и одновременно заниматься ребёнком. Она подбирает для крупных компаний руководителей высшего звена. На выходе из кафе Оксана пожимает своему бывшему руку: пусть он пришлёт по почте своё резюме, она посмотрит.
ЗОЙКИНА ИГРА
В тот июльский вечер, как и во все другие, когда не было дождя, Зойка играла с Артуром — парнем с соседского участка, а я сидела на бревне и вела счёт. Правила были простые: если ты не отбил волан, очко — сопернику.
Всякое бывало в наших с сестрой отношениях, но мне всегда нравилось следить за её игрой. Стремительно перемещаясь по площадке и оставаясь при этом всегда начеку, Зойка норовила предугадать внезапные изменения скорости и направления ударов Артура и сразить его каким-нибудь эффектным трюком. Отскочит, например, в сторону, а то возьмёт и упадёт на землю, проскользит на коленках по грязи и выставленной вперёд ракеткой дотянется всё-таки до волана. А когда она всем телом рвалась вверх, чтобы отразить высокий удар, ещё выше взлетала её коса. Я мечтала о такой косе, но мои волосы слишком курчавые, единственным способом сладить с ними было стричь их на лето как можно короче. Сдаётся мне, иногда она выигрывала потому, что буквально завораживала Артура. Он восхищался ею. Шутил, что боится её. Конечно, ему не приходилось тратить столько сил — он был на год старше, сильнее и выше, и ему ничего не стоило, не сходя с места, дотянуться до волана, отбить его и заставить Зойку метнуться в другую сторону.
Наступал вечер, темнело, из травы поднимались комары. Один укусил меня в голень, другой в шею, ещё один висел в воздухе и звенел прямо перед носом. Вот привязался, гад. Ракеткой не отобьёшься. Ненавижу. Я встала и принялась нарезать ею воздух, но только вспотела от этого дурацкого занятия и остервенело чесалась.
Пора, наконец, и мне поиграть. Обычно Зойка сама нет-нет да и уступит мне место, но тем вечером, похоже, она забыла обо всём на свете; а тени становятся всё длиннее, не то что в июне, когда светло, гуляй хоть до полуночи. Скоро совсем стемнеет, и волана будет не видно.
— Играем до победы, — напомнила я о себе.
Зойка замотала головой:
— Ещё пять минут.
— Ты всегда так говоришь!
Но Артур признавал в игре только соперничество, неважно, сколько раз он уже побеждал Зойку, новая удача не теряла для него своей прелести. Он подмигнул мне:
— До пятнадцати или до двадцати одного?
— До двадцати одного, — тут же отозвалась Зойка.
— Как Маришка скажет.
— До пятнадцати, — решила я. Надо признаться, Зойка была в ударе в тот день. На какое-то время я забыла о комарах и застыла, наблюдая за нею. И вот незадолго до конца игры, когда до победы Зойке оставалось всего несколько подач, с противоположной стороны улицы показалась Катя. С ракеткой в руке, и неспроста: с чердака их дома, где часто собирались её приятели и где они играли в карты и пели под гитару, хорошо просматривалась наша лужайка. Немного позади Кати маячило несколько ребят постарше. Они болтали и передавали друг другу бутылку.
— Играем парами? — выкрикнула Катя.
Зойка не заметила, как та подошла, и от неожиданности смазала свою подачу.
— Жди, когда кончим, — огрызнулась она, готовясь подавать заново.
Я знала, что сестра не переносит Катю на дух. Они были ровесницами, но Катя держалась как взрослая, совсем по-женски, не в пример Зойке с её мальчишескими повадками. В ответ Зойка ехидничала, что Катя выжидает, когда волан сам упадёт ей на ракетку, и считает ниже своего достоинства отбивать слишком высокий или дальний удар. Мне же Катя нравилась — она не рвалась к победе, а проигрывая, как старшая, хвалила меня, и я любила с ней играть.
Зоя с Артуром тоже иногда позволяли себя победить, но для этого им надо было специально подстраиваться под мой рост и сноровку. Я была младше обоих, сильно отставала от их уровня, и они всегда давали мне это понять.
Артур не тронулся с места. Если говорить о верности Артура нашей с Зойкой компании, то она постоянно подвергалась проверке на прочность, и всегда витал вопрос: что же, в конце концов, явится камнем преткновения.
— Чё там твои дружки? — спросил он Катю.
— Вован с ребятами тоже хотят поиграть. Чем больше народу, тем веселее, правда же? Вован с гитарой...
— Нет! — мгновенно парировала Зойка. — Это наша игра!
Но Катя продолжала смотреть на Артура, оставляя решение как бы за ним.
— Это площадка для игры. Вы хо́дите всегда к горелому магазину, вот и идите туда! Самое место пить и курить, — бесилась Зойка.
— Они просто хотят поиграть. Ты боишься их, что ли? А Вован говорит, ты ему нравишься. Он думает, что ты стесняешься, а я думаю, это всё чушь. А ты как считаешь, Артур?
— А я не собираюсь с ними играть! — Зойкин голос завибрировал на несколько тонов выше.
Я видела, что она злится и готова вот-вот зареветь. Я тоже расстроилась. И чего она лезет на стенку? — кто больше нервничает, тот и проигрывает. Лично я ничего не имела против Вовки. Как-то летом его отец взял нас с собой на рыбалку. Поймать я ничего не поймала — во всяком случае, развлеклись. У них с собой была самогонка, Зойка, естественно, протестовала, но они не обратили на это внимания и дали попробовать мне. Ну и пусть Зойка нравится Вовке, ничего страшного в этом нет, думала я, видя, как напрягается Зойка. Что такого ужасного в Вовке? Откуда у неё эта неприязнь?
— Ну да, — начал было Артур, но шансов изложить своё мнение у него не оставалось: Вовка уже спускался по склону, а с ним ещё пацан и две девчонки. У Вовки в руках была гитара, и, пока он шёл, его пальцы, будто сами собой, наигры вали какую-то мелодию.
— Мы постоим немного, не возражаете?
— Вы влезли в самую середину игры! — опять закричала Зойка.
— Да играйте себе на здоровье. Кто вам не даёт? — сказала одна из девчонок. Она отхлебнула из бутылки дешёвого портвейна и передала подруге.
Но было уже неясно, о какой игре идёт речь. Парами играть мы ещё не договорились, но и на Зойкин с Артуром поединок уже можно было забить.
Зойка отступила туда, где пролегала воображаемая граница нашего поля, и подбросила волан.
— Как можно играть в бадминтон без сетки?
Бадминтон?! Да кого волновало, как это называется. Это была наша игра. Мы всегда так играли. Спрашивал Лёша, другой мальчишка, я его тоже запомнила по рыбалке. Когда никому особенно не везло, он умудрился поймать несколько серых пятнистых пескариков и сказал, что оставит их кошке на ужин. Зойку он раздражал ещё больше, чем Вовка. Каждый раз, когда Лёша заговаривал, она закатывала глаза и корчила рожу.
— Да ладно, мы же не профессионалы, — отозвался Артур. — Просто дурака валяем.
— Значит, так, смотри. — Лёша подобрал палку и начал рисовать линии условного корта. — Видишь платформу с будкой? Равняемся на неё. Первая ступень лестницы — нижний край сетки, кромка платформы — верхний. Если волан летит между — подача проиграна и…
— Мы так не играем, — перебила Зойка.
— Да, но технически-то Лёша прав. Ты что, Олимпиаду не смотрела?
Я знала, что она не смотрела — у нас не работал телевизор, но это не имело никакого значения. Высказываясь таким образом, Артур вольно или невольно переходил на сторону врага. Зойка шваркнула ракеткой об землю, поднимая столб пыли.
— У кого-то, похоже, критические дни, — прокомментировала одна из девиц.
— Сломаешь ракетку, — бросил Артур. — А в чём проблема? Истеришь, как девчонка! Мне кажется, даже Марина лучше соображает!
— Как девчонка?!
По Зойкиному тону было понятно: Артур смертельно её оскорбил. Окончательное предательство. Она хлестанула ракеткой по чертополоху, который обступал нашу незамысловатую площадку, коса её заметалась туда-сюда, Зойка с силой дёрнула косу, словно собралась вырвать, но только откинула её назад. Годы спустя мне не забыть этот жест. Меня точно пронзило ощущение: ей неудобно в своей оболочке. Не таким страшным казалось предательство Артура, как вероломство собственного тела, тела растущей женщины. И эта коса, с которой так носились наши родные.
Изо всех сил стегала она стебли ни в чём не повинного бурьяна.
— Испортишь ракетку, — изрёк Артур нарочито покровительственным тоном. — Трава-то едучая.
Зойка запустила ракеткой в его сторону и едва не попала.
— Больная, что ли?!
Ничего не ответив, она схватила меня за руку и потянула на взгорок.
— Ну всё! Хватит! — твердила она всю дорогу до бабушкиного дома. — Ненавижу всех! Ненавижу. — Бессмысленно было даже пытаться спросить её: «За что? Чем тебе Артур так насолил? Или Вовка?»
— Маришка, давай к нам! Зойка не в настроении, но ты-то оставайся, — звал меня Артур.
— Оставайся. Аккордам поучу, — подал голос Вовка, тренькая на гитаре.
Зойка сверкнула глазами и только крепче сжала мою руку. Я не сопротивлялась.
Она вела себя нелепо и совсем не владела собой, и, когда всё-таки заревела, окончательно стало ясно, что с ней что-то не так. Но только по прошествии многих лет и многих жизненных испытаний я смогла разглядеть в том давнем эпизоде первый Зойкин бунт против правил, приписываемых её полу.
Ей отчаянно не хотелось становиться девушкой, но и найти общий язык с парнями, вписаться в их компанию тоже не удавалось. С Артуром Зойке было легко, до поры до времени он относился к ней как к сверстнице, но остальные мальчишки… — тут выходила совсем другая история. Даже тогда я догадывалась, — хотя серьёзных доказательств у меня не было, — что её бесило, когда парни начинали проявлять к ней особый интерес.
Одно только я знала наверняка: слушаясь Зою, я предавала себя. Артур, Катя, Вовка — это были ребята, с которыми мне надо было учиться ладить на даче, в школе. Я знала, что мне надо перестать слушаться Зою и не ходить за ней по пятам. Но я не могла. Не из-за Зои или только отчасти из-за Зои. В чём-то все старые друзья оборачивались предателями.
Помню, как, поднимаясь по взгорку, я всё оглядывалась, пока Зойка не утянула меня за угол соседского забора. Я ещё увидела, как Вовка поднял её ракетку и занял позицию, затем Артур отступил назад и в мощной подаче послал волан.
— Сетка! — крикнул Вовка, выбрасывая руку вперёд и указывая на невидимое препятствие.
Мне показалось, будто я и впрямь вижу преграду, разводящую игроков. Это было что-то новенькое. Без Зойки это была уже другая игра. Я вспоминаю летние вечера, которые в детстве мы проводили вместе, и напрягаю память, чтобы вернуться в то благословенное время, когда мы играли по-своему, безо всякой разделительной сетки.
