Текст: Василий Авченко
О том, что Якутия неожиданным образом оказала определяющее, не побоимся этого слова, влияние на становление Иосифа Бродского, известно куда меньше.
В 1957-1961 гг. юный Бродский несколько раз нанимался рабочим в геологические партии, действовавшие в разных точках Советского Союза, – от Белого моря до Сибири. Таковы были тренды: интеллигентные юноши из хороших столичных семей записывались на лето в геологи, что никого не удивляло. Так, Андрей Тарковский в юности тоже поработал в геологической партии – в том самом Туруханском крае на нижнем Енисее, упомянутом в песне Юза Алешковского «Товарищ Сталин, вы большой учёный…».
В Якутию Бродский приезжал дважды – в 1959 и 1961 гг. Народный поэт Якутии Наталья Харлампьева предполагает, что его первая экспедиция в эти края была связана с разведкой угольных месторождений. Начальник геологической партии Эдуард Блюмштейн вспоминал: «Иосиф всегда хотел уехать куда-то в экспедицию, посмотреть совершенно новые места, свалить на время из Питера, ему было важно также заработать побольше денег, чтобы зимой можно было заниматься только литературным трудом… Иосиф был вполне свой человек в полевых условиях, то есть он понимал, в чём состоят его обязанности как коллектора (это не выбиватель долгов, а сборщик образцов горных пород. – В. А.) или помощника геолога. Он с уважением относился к нашему ремеслу. Он таскал рюкзак, часто тяжёлый, его не тяготили бесконечные маршруты, хотя бывало рискованно и трудно. Большие реки в тайге надо было часто переходить вброд или сплавляться на лодках. Но была неслыханная рыбалка всегда и охота, обычно голодно не было. Хотя бывали периоды, когда по целым неделям приходилось есть одну тушёнку. Холодно бывало часто».
В стихах Бродского той поры фигурируют и Блюмштейн, и посёлок Чульман на юге Якутии:
- Чульман, Чульман деревянный,
- Комары, должно быть, вши.
- Слишком грязевые ванны.
- Чай и водка для души.
- Чульман, Чульман, рожу вымой.
- Вынь припрятанный портвейн.
- Приезжает к нам любимый,
- Победительный Блюмштейн.
- Вот костюм из шевиота,
- Два кирзовых сапога.
- Он выходит с вертолёта,
- Говорит: «Хелло, тайга!»…
В 1961 году Бродский вновь приехал в Якутию. Начальником партии была Галина Лагздина, ранее открывшая Нерюнгринское каменноугольное месторождение, старшим геологом - Виолетта Тарасова. Это было характерно для послевоенных лет: мужчин выбила война, пришлось объявлять женский «геологический призыв». В 1954 году ленинградский геолог Лариса Попугаева, достойная войти в число культовых женщин мира наряду с капитаном Щетининой и космонавтом Терешковой, открыла в Якутии первое отечественное коренное месторождение алмазов – кимберлитовую трубку «Зарница».
Но вернёмся к Бродскому. Из Якутска геологи прилетели в Усть-Маю, оттуда – в Нелькан (это уже Хабаровский край, его северные пределы, лежащие между Якутией и Колымой), где ждали оленей для заброски в район работ – на Алданский щит. В поэме «Петербургский роман» (1961) Бродский напишет:
- По сопкам сызнова, по сопкам,
- и радиометр трещит,
- и поднимает невысоко
- нас на себе Алданский щит.
- На нём и с ним. Мои резоны,
- как ваши рифмы, на виду,
- таков наш хлеб: ходьба сезона,
- четыре месяца в году.
- По сопкам сызнова, по склонам,
- тайга, кружащая вокруг,
- не зеленей твоих вагонов,
- экспресс Хабаровск – Петербург.
Радиометр упомянут не случайно: в те годы шли активные поиски урана для атомных проектов – мирных и военных, и всех геологов, даже занимавшихся совершенно другими вопросами, обязывали на всякий случай носить с собой счётчики Гейгера.
Здесь-то, в Нелькане, Бродского и обуяла тоска. Он сообщил, что болен и не может оставаться в отряде. С попутным рейсом его отправили обратно в Усть-Маю и Якутск, по причине чего один из геологов на целый сезон остался без коллектора. Геолог, литератор, доктор геолого-минералогических наук, автор трудов по истории Петербурга Сергей Шульц рассказывал: «За два года до этого во время полевого сезона в геологической партии умер молодой коллектор, 18-летний мальчик – Федя Добровольский. Иосиф глубоко переживал его смерть, посвятил его памяти два стихотворения. И вот во время бездейственного пребывания в этом крохотном посёлке он почувствовал, что его душит смертельная тоска и предчувствие необратимой гибели. Иосиф говорил мне потом, что он чувствовал: ещё несколько дней — и его настигнет такой же удар, как тот, от которого погиб Федя Добровольский. Зная экспансивную натуру Иосифа и вспоминая то состояние, в каком он был, когда вернулся в Ленинград, я убеждён, что это действительно могло произойти». Из воспоминаний Эдуарда Блюмштейна: «Бродский добросовестно делал свое дело, но он был нервный такой парень, эмоциональный. В одно лето, уже добравшись до Якутии, Иосиф впал в меланхолию, переживал смерть своего знакомого Феди Добровольского, который утонул за год до этого, его мучили какие-то страхи. Он решил уволиться и уехал обратно в Ленинград, чем очень осложнил ситуацию, так как геологическая партия не могла на месте найти замену. Но это было один раз только».
Из «Песенки о Феде Добровольском»:
- …Только минимум света.
- Только утлые птицы,
- Словно облачко смерти
- Над землёй экспедиций…
Тем не менее роман Бродского с геологией мог продолжиться. Вулканолог, испытатель луноходов, доктор геолого-минералогических наук Генрих Штейнберг (1935-2020), о котором Андрей Битов написал повесть «Путешествие к другу детства», вспоминал, как в 1961 году отказался взять Бродского в партию, заявив ему: «Иосиф, ты в прошлом году из Дальневосточной экспедиции в середине сезона удрал, а мне нужны надёжные рабочие». Цитата дана по книге литературоведа Валентины Полухиной «Иосиф Бродский глазами современников»; в даты, возможно, вкралась неточность – сопоставляя все имеющиеся данные, мы вправе предположить, что на самом деле этот разговор состоялся в 1962 году.
Так или иначе, несколько лет спустя, в 1966-1968 гг., уже сам Штейнберг заманивал Бродского на Камчатку, соблазняя возможностью полетать над вулканами. Однако поездка сорвалась, в том числе из-за сложностей с получением пропуска в погранзону. «Большая печаль для русской поэзии, что он на Камчатке не был», - говорил Штейнберг. Он же вспоминал, как в 1957 году устроил в экспедицию на Камчатку поэта Евгения Рейна, позже у него два сезона отработал поэт Глеб Горбовский. Так что наряду с профессиональными геологами, ставшими писателями (академик Владимир Обручев, доктор наук Иван Ефремов, младший научный сотрудник Олег Куваев, выпускник Московского геологоразведочного института Евгений Попов), можно говорить и о целой плеяде литераторов, отработавших по молодости сезон-другой в геологических партиях, что называется, по случаю, - шурфовщиками или коллекторами.
В отличие от Камчатки Якутия совершенно точно стала фактом не только трудовой, но и творческой биографии Бродского. В интервью Евгению Рейну («Арион», № 3, 1996) он говорил: «Году в пятьдесят девятом я прилетел в Якутск и прокантовался там две недели, потому что не было погоды. Там же, в Якутске, я помню, гуляя по этому страшному городу, зашёл в книжный магазин и в нём надыбал Баратынского – издание «Библиотеки поэтов». Читать мне было нечего, и когда я нашёл эту книжку и прочёл её, тут-то я всё понял, чем надо заниматься. По крайней мере, я очень завёлся, так что Евгений Абрамыч как бы во всём виноват». Жители Якутска говорят, что, вероятнее всего, книгу Бродский купил на проспекте Ленина, рядом с кинотеатром «Центральный», в магазине «Подписные издания». Ныне этого магазина нет, и новому Бродскому, случись он в Якутске, придётся пройти мимо и провести досуг иначе. Кстати, в Якутске есть улицы Бестужева-Марлинского и Короленко, тогда как улицы Бродского нет. Уж не потому ли, что он когда-то назвал этот город «страшным»?
В интервью журналу Paris Review (№ 83, 1982) Бродский изложил эту же самую историю несколько иначе: «В очередной экспедиции, на Дальний Восток, я прочёл томик стихов Баратынского, поэта пушкинского круга, которого в каком-то смысле я ставлю выше Пушкина. И Баратынский на меня так подействовал, что я решил бросить все эти бессмысленные разъезды и попробовать писать всерьёз. Так я и сделал: вернулся домой до срока и, насколько помнится, написал первые свои по-настоящему хорошие стихи». Судя по досрочному возвращению, здесь речь идёт об экспедиции не 1959-го, а 1961 года. Тем же годом датируется и стихотворение «Памяти Е. А. Баратынского». Вообще в интервью и воспоминаниях о Бродском часто путаются детали и даты, что неудивительно, но в целом картинка складывается: во всём виноваты Баратынский, Якутск и геологические сезоны 1959 и 1961 годов.
Дальнейшие ключевые даты в жизни поэта хорошо известны: 1962 – первые опубликованные стихи («Баллада о маленьком буксире»), 1964 – судебный процесс, 1972 – эмиграция, 1987 – Нобелевка, 1996 – уход из жизни.
Биографию «нашему рыжему», если вспомнить знаменитую фразу Ахматовой, делали, как видим, не только обвинения в тунеядстве, но и работа в геологических партиях вдали от столиц. Он, конечно, и до Якутии писал стихи, но всё-таки можно сказать, пусть с некоторой натяжкой, что поэт Бродский родился далеко на востоке. И не случайно в стихотворении «Стук» он вспомнит «грунтовые аэродромы минувших лет в Якутии».
