Текст: Сергей Сызганцев*
В серии уже издано четыре книги: «Родина – во мне» Ашат Кодзоевой, «Полынь» Эрдни Эльдышева, «Мать Чингисхана» Николая Лугинова и «Под крылом весны» Шахвеледа Шахмарданова. На встрече в Доме Ростовых писатели и переводчики рассказали о себе, зачитали отрывки из собственных книг и обсудили, что происходит с национальной литературой России в современном литературном процессе. О том, как это было — в репортаже корреспондента «Года литературы» Сергея Сызганцева.
«Дорогу осилит идущий»
Охранники на входе в притаившийся внутри обширного двора Дома Ростовых спрашивают:
– Вы на праздник? Проходите – вверх по лестнице.
Поднимаюсь на второй этаж и первое, что вижу – накрытые столы. И правда – праздник.
Захожу в небольшой актовый зал. Несколько стульев, стоящих в ряд, небольшая люстра, свисающая с побелённого потолка, по краям отделанного вензелями, стены изумрудного оттенка... Перед зрительными рядами баннеры АСПИ с изображением Дома Ростовых и Льва Толстого, под ними два кресла и столик, на котором уже разложены книги. Всюду ходят и громко смеются. Я узнаю этих людей – они были на Международной московской книжной ярмарке (ММКЯ) двумя часами раннее, где состоялся круглый стол о национальной литературе в контексте современного литературного процесса России.
Входит Владислав Отрошенко – писатель, руководитель проекта «Местоимения» (он, конечно, тоже был на ММКЯ) и приглашает всех на фуршет. Поднимают тосты за успех серии, за руководителей проекта, за счастливое будущее национальной литературы...
Наконец, начинается презентация. Отрошенко говорит, что сейчас предлагает пообщаться неформально, авторы могут рассказать о себе всё что хотят. Но сначала на импровизированную сцену в своём неизменном синем костюме выходит Сергей Шаргунов – писатель, председатель Ассоциации союзов писателей и издателей (АСПИ).
– Друзья мои, – говорит он. – Прекрасен наш союз, счастлив нашей встрече. На ярмарке мы хорошо представили перед читателями эти замечательные книги, рад, что здесь, в легендарных стенах, где стояли гробы Маяковского и Булгакова, работала Марина Ивановна Цветаева, находился кабинет Брюсова и выступал Есенин, продолжается родная отечественная литература во всём её многообразии. Как опасно избежать этого многообразия, замкнуться в столичной тусовке или просто не видеть этих прекрасных, талантливых людей, которые работают рядом с тобой... Наша задача состоит в том, чтобы видеть, слышать, благодарно вам внимать, дорогие авторы.
Потом Сергей Александрович благодарит создателей проекта «Местоимения» и добавляет, что «дорогу осилит идущий».
«Мне хотелось, чтобы стихи были изданы. Хотя бы для меня самой»
Владислав Олегович объявил, что уступает слово женщине, и вышла Ашат Кодзоева – поэтесса из Ингушетии. Её сборник стихотворений «Родина – во мне» стал одной из четырёх книг, уже изданных в серии. С фотографии на зелёной обложке как бы через плечо улыбается симпатичная девушка, но улыбка эта кажется немного стеснительной, и верно – вживую Ашат держится немного скованно, наклонив голову, в одной руке неуверенно держа микрофон, в другой – собственную книгу. Глаза закрывают тёмные полупрозрачные очки.
– Спасибо всем, – робко говорит она.
– Вы присаживайтесь, – мягко просит со зрительных рядов Ашат её переводчик – писатель Валерий Латынин.
Ашат поддерживают аплодисментами.
– Писать я начала рано, – рассказывает поэтесса. – Это были детские опыты. Потом, с 17 до 26 лет, у меня скопилось довольно много стихов. И, к сожалению, все они утеряны...
– Ашат, вы не стесняйтесь говорить, при каких обстоятельствах, – подсказывает Валерий Анатольевич. – Это самое важное. Потому что название вашей книги «Родина – во мне» дано специально, чтобы почувствовать, так сказать, болевую начинку, сердцевину...
Ашат застенчиво улыбается:
– В такие добрые события упоминать такое, честно говоря, не хочется...
Однако поэтесса продолжает. Она рассказывает про осетино-ингушский конфликт в 1992 году, когда ингушское население Северо-Осетинского района и Владикавказа подверглись изгнанию. Сам же Владикавказ с 1924 года был административным центром Ингушской АО, потом, в 1934 году, стал столицей Северо-Осетинской АО, а Ингушская АО была объединена с Чеченской АО в Чечено-Ингушскую АО. В 1944 году ингушский народ в ходе депортации был выслан в Казахстан и Киргизию, однако, по словам Ашат, половина Ингушетии осталась в Северной Осетии, и ингуши, несмотря на запреты, там селились.
– Сейчас я живу уже в Республике Ингушетия, и многие мои стихи носят отголосок этих событий, – продолжает Ашат. – Я росла на рассказах своих родителей. В той депортации погибло очень много народа от тифа. И я тогда никак не предполагала, что что-то подобное может коснуться и меня – в нашей спокойной, мирной, дружной стране. После того, как были утеряны мои стихи, я долго не могла снова начать писать, было тяжело писать эти строчки, они пролетали обрывками...
– Ашат, дорогая, вы говорите – «утеряны». Сожжены вместе с домом – скажите так, как это было на самом деле, – снова просит Валерий Латынин.
– Они были сожжены, при том, что это были полностью переписанные тетради – большая стопка, не черновики даже, – поспешно продолжает Ашат. – Потом это как-то всё улеглось, снова потихоньку начала писать. Их снова стало много накапливаться, и мне вновь стало казаться, что опять что-то произойдёт, и опять они будут потеряны... Мне захотелось, чтобы они были в изданном виде, чтобы эти рукописи где-то сохранились. Хотя бы для меня самой. Не думала, что дойдёт до этого дня, что буду сидеть здесь... Изначально хотелось издать для самой себя.
Скоро Ашат нашла возможность «войти в литературу». По её словам, в местной национальной библиотеке помогали издать начинающим авторам первый сборник в издательском проекте «Библиотека поэзии» – в небольшом формате и небольшим тиражом. Так вышли первые авторские сборники – «Мелодия дождя» и «Дагалаттар». Потом Ашат приняли в Союз писателей Республики Ингушетия, а затем – в Союз писателей России.
– С тех пор, как я впервые решилась издать свои стихи, дальше всё как-то шло самой собой. И стучаться, биться в какие-то двери и просить не приходилось. Это, конечно, от того, что мне встречались хорошие и неравнодушные люди. Я очень благодарна всем, кто помогал мне – своим спонсорам и редактору, который, по его словам, после работы решил прочесть мои стихи.
Оказывается, он не мог оторваться и всю ночь читал мои стихи – Ашат смеётся. – Самое интересное, утро, в которое я получила эту смс-ку, было утром моего дня рождения.
После рассказа Ашат прочитала свои стихотворения – сначала на ингушском, а потом на русском языке в переводе Валерия Латынина (стоит отметить, что поэтические сборники серии изданы в формате билингвы). Ингушский язык в исполнении Ашат показался мне похожим на колыбельную – таким спокойным, с обилием шипящих звуков:
- То как сверкающий кинжал,
- То как живительный родник,
- То как расплавленный металл –
- Таков у ингушей язык.
Ясное небо Калмыкии
После слово взял снова Владислав Отрошенко.
– У нас на экспертном совете проходили заседания, где было много споров, мы отбирали претендентов на то, чтобы быть опубликованным в этой серии, в этих «первых рядах». И когда человек выступает, мы видим и уровень национального сознания, и уровень поэзии... Это действительно большая литература, и мы ставим перед собой задачу показать, что всё это делается не просто так, не для «галочки», а для ввода в оборот современной русской литературы всю литературу нашей большой страны. И эта серия – не ручеёк, который вливается в реку русской литературы, это большой-большой приток.
Потом Отрошенко представляет следующего выступающего. Книги Ашат на столике сменяются другими – сборниками ещё одного автора серии «Местоимения» Эрдни Эльдышева. Сам автор сейчас находится в Нью-Йорке, поэтому на сцену вышел его переводчик – Юрий Щербаков. Это довольно крупный мужчина в белом костюме с такими же белоснежными волосами и усами.
– Микрофон не нужен, – уверено говорит он.
– Нужен для записи, – возражает ему кто-то.
– Для человечества, – добавляет Серей Шаргунов.
Юрий Николаевич досадно вздыхает:
– Всегда создаётся некоторая искусственность с этим микрофоном...
В руках у Щербакова несколько листов – «рукопись», а выступает он стоя, чтобы, по его словам, некоторые слушатели не уснули.
– Вот сидел и вспоминал, как мы познакомились с дорогим Эрдни – народным поэтом Калмыкии (тогда он никаким народным не был – это было 20 лет назад). Мы праздновали восьмидесятилетние Давида Никитича Кугультинова. Праздник был замечательный, в степи, в праздник тюльпанов – в середине апреля. Это надо видеть: когда тепло, но не жарко, когда небо синее-синее, ни облачка, и пробиваются тюльпаны и маки. Вот в это время в белом шатре с чёрной икрой в хрустале мы праздновали восьмидесятилетние Давида Никитича.
И потом мне пришлось в течение вечера семь или восемь раз в разных местах читать это стихотворение, потому что, оказывается, Давиду Кугультинову, Герою Социалистического Труда, лауреату Ленинской премии, в те годы уже лет десять никто на русский не переводил (дело было в 2002 году). Сами переводчики ушли в мир иной, новые ещё не появились. И тут я, ни с того, ни с сего, читаю перевод. Ну хорошо, читал я эти стихи, читал, и закончилось это тем, что он, уже поздно вечером, пригласил к себе домой несколько гостей. Но супруга, которая вела интересы Давила Никитича, нас развернула, и тут Эрдни Эльдышев сказал: «Пойдём ко мне». Вот так и произошло наше неформальное знакомство. После этого мы дружим и работам над стихами.
Потом Юрий Николаевич зачитал стихотворения Эрдни Эльдышева «Дождь в Элисте» и «Журавли, утонувшие в небе»
– Мы однажды были с Эрдни Эльдышевым на невесёлом событии – на похоронах ещё замечательного калмыцкого поэта Алексея Гучиновича Балакаева, человек не так много прожил, как надо бы, а как на душе было умиротворённо, спокойно, и небо Калмыкии было не мрачное, не какое-то грозовое... И, по-моему, Эрдни Эльдышев смог передать эти душевные состояния, – заключил Юрий Щербаков, а после спрашивает:
– Ну что, друзья мои, не уснули ещё?
Нет, не уснули.
Чингисхан. Хороший, плохой злой?
Дальше Владислав Отрошенко начинает рассказывать о Чингисхане. Он вспоминает, как Эрдни Эльдешыв прочитал его эссе «Писатель и пространство», где Отрошенко пишет о том, что для русских писателей огромное пространство открылось во времена Монгольской империи, когда русские князья ездили в Каракорум за ярлыком. Он замечает, что, несмотря на то, что для европейцев Монголия и Чингисхан ассоциируются с варварством и завоеваниями, Каракорум является «восточным Вавилоном», где процветали все религии, работали учёные всех стран мира, изучали астрономию и алхимию.
Потом Отрошенко представляет следующего выступающего – писателя Николая Лугинова, автора книги «Мать Чингисхана».
– Я только скажу, что сейчас у них 12 ночи, – замечает переводчик Лугинова Владимир Карпов.
По Николаю Алексеевичу и правда кажется, что он немного в другом часовом поясе. Загорелый, одетый в серый костюм, белую рубашку и голубой галстук, он щурится на свет и оглядывается по сторонам. Зато, когда микрофон оказывается у него в руках, откидывается на спинку стула, положив ногу на ногу, и обретает некоторую уверенность.
Лугинов продолжает развивать мысль Отрошенко. Говорит он медленно, с расстановкой. Основная мысль, которую он хочет донести, касается «необразованных академиков», не различающих Английскую колониальную империю от Русско-Монгольской, которую, собственно, и завоевал Чингисхан. А хочется как-то больше узнать о самой книге...
Но вот Лугинов заканчивает свой политико-воспитательный монолог. Отрошенко тактично возвращает всех к теме сегодняшней встречи и просит переводчика Лугина Владимира Карпова прочитать «одну страничку» из книги «Мать Чингисхана». Владимир Васильевич, сосредоточенно склоняясь над книгой и приняв более чем серьёзный вид, начинает читать сцену охоты. И читает он проникновенно, по-хорошему грубо и грозно, раскрашивая отдельные слова в разные эмоциональные краски, а на фразе: «Тёплый собачий язык нежности лизнул сердце Аргаса» как-то сам умилительно улыбнулся.
– Скажу ещё про Чингисхана, – говорит Владимир Карпов после. – О его сути, о том, плох или хорош, зол или не зол, но, тем не менее, один факт неоспорим: отец Чингисхана в своё время украл его мать у меркитов. И потом меркиты украли у Чингисхана его жену Бортэ. Ему было 18 лет, он был ханом славного племени, которое он победил. Но он пошёл по степи: к одному, к другому, к третьему и собрал всю степь против меркитов. И пошёл на них, и отвоевал свою жену. Ему было 18 лет. Это всё-таки начало страстной любви. И это одна сильных сторон Чингисхана.
Отрошенко завершает встречу:
– Всё что мы можем вынести из нашего неформального общения – это то, что мы действительно объединены огромным единым пространством, и неважно, кто его там переорганизовал в общую государственную систему. Важно то, что мы общаемся, живём вместе, создаём феномен русской литературы, её продолжаем. И наш проект не политический, не экономический, это чисто литературный проект, который направлен на то, чтобы писательское братство чувствовало связь между собой, чтобы мы понимали друг друга, чтобы русские понимали калмыков, якуты понимали русских, ингуши понимали и якутов, и чеченцев, и русских, несмотря на все трагедии. Моя мысль состояла в том, что невозможно было объединить в единое целое такую громадную территорию, огромную страну, если бы не литература. Ни трубопроводы, ни дороги, которые у нас ни черта не делаются на самом деле...
– Уже лучше стали! – весело замечает со зрительских рядов Максим Амелин, главный редактор издательства ОГИ, тоже совсем не чуждого теме национальных литератур России.
– Ну, чуть лучше стали дороги, – снисходительно соглашается Отрошенко. – Мне кажется, всё это огромное пространство держится на литературных связях. Появляется писатель, он проявляет своё пространство. Алексей Иванов – проявляет пермское пространство, создаёт свою мифологию, Роман Сенчин проявляет Алтайский край...
Якутию, Ингушетию, Калмыкию мы знаем благодаря тому, что делают писатели для нашей страны.
– Я вспомнил! – вновь «проснулся» Николай Лугинов. – Монголо-Русская империя – это миссионерская империя, не колониальная, а миссионерская!..
Лев Толстой и огоньки
– Вы взяли себе какую-нибудь книгу? Можете подписать у автора! – говорит мне кудрявая женщина, по-видимому из АСПИ.
– Да я как-то не знаю... – замявшись, отвечаю.
– Возьмите «Мать Чингисхана», – советует девушка-фотограф. – У меня муж в восторге!
Все уже разошлись – кто домой, кто снова на фуршет. Ашат подписывает кому-то свой поэтический сборник.
– Вы знаете, это очень хорошо, что она общается, – глядя на неё, говорит переводчик Валерий Латынин. – Она хотя бы так перестанет стесняться...
Выхожу на улицу, во внутренний двор. Уже стемнело. Бронзовый Лев Николаевич сидит в центре круговой аллеи, освещённый гирляндами. Замечаю в этом что-то символическое: множество огней – это авторы разных народов России, а Лев Толстой как известный представитель русской литературы их предводитель. Выходит, современные авторы не дают скрыться во мраке всему прекрасному и вечному, из чего она когда-то появилась...
*Сергей Сызганцев - магистрант первого года программы "Литературное мастерство" НИУ ВШЭ