«Одинокое путешествие накануне зимы»: таежная терапия

Текст: Василий Авченко

Виктор Ремизов. «Одинокое путешествие накануне зимы» — М.: «Альпина.Проза», 2023

Ремизов – москвич с саратовскими корнями. Работал геодезистом, а эта профессия – из тех, где бывших не бывает. Ценитель сплава по далеким таежным рекам – это вам не фестивальные визиты в сибирские миллионники с фуршетами и семинарами; тут – совсем иной уровень погружения в пространство, до полного растворения, причём продиктованного глубокой личной потребностью. Так что Ремизов – абсолютно свой человек в самых глухих зауральских координатах (свидетельствую как уроженец Сибири и житель Дальнего Востока, росший в геологической семье). Неудивительно, что его проза – не городская, не офисная. В ней дышат просторы сибирских равнин, синеющие гривы далёких хребтов, хрустальные перекаты чистейших студеных рек, о которых большинство даже не слышало.

Книги Ремизова – разноплановые. Герои его романа «Воля вольная» – охотники и рыбаки с охотоморского побережья, наши современники; одна линия – таёжно-природная, другая – социальная и даже приключенческая, из-за чего книга превращается в самый настоящий истерн. «Вечная мерзлота» – роман сибирский и северный, исторический и производственный. Он рассказывает о строительстве Трансполярной железнодорожной магистрали в самые последние сталинские годы.

«Одинокое путешествие накануне зимы» отличается от обеих названных книг. В этом сборнике, который составили заглавная повесть и гроздь рассказов, больше личного; понятно, что лирический герой никогда не равен автору, но здесь, думаю, мы можем себе позволить смешать их.

Повесть описывает одиночный сплав по верхней Лене. Петляющая по горному Прибайкалью, здесь она – ещё не та широченная и могучая река, какой станет через пару тысяч километров, не говоря уже о невероятных размеров дельте при впадении в море Лаптевых. Здесь она узка, своенравна, непредсказуема… Река – символ необратимо текущего времени и в то же время – вечного возрождения жизни, божественного круговорота. Она выступает здесь столь же полноправным и полнокровным героем, как и человек, который сплавляется по ней.

Зачем он туда едет? Можно вспомнить песню Юрия Кукина – «за туманом и за запахом тайги», но это будет слишком залихватски-легкомысленно. Пожалуй, более уместны здесь стихи Ярослава Смелякова «Если я заболею…», где он, упомянув пустыни, водопады, моря и горы, заключает: «Вот чем стоит лечить». У Александра Фадеева была неоконченная повесть под названием «Таёжная болезнь»; здесь скорее – таёжная терапия.

Путешествие – не самоцель, оно должно быть осмысленным, и как порой жаль, что все великие географические открытия уже совершили до нас и за нас! Но познание бесконечно – в том числе познание самого себя. Мне кажется, где-нибудь на модном курорте Ремизов быстро бы заскучал. А вот с самим собой – на реке, в резиновой лодке, с удочкой и ружьём – ему не скучно. Только в таком режиме приобщаешься к чему-то большему и высшему, к чему в обычном режиме суетной многолюдности нипочём не подключиться. «В шелесте падающего снега, в шуме дождя, в треске костра и остатках зари над тайгой есть смысл, не нуждающийся в словах», – пишет Ремизов.

Взгляд окрест становится взглядом внутрь себя, словно человека отражают зеркала реки и отшлифованных ею за тысячелетия молчаливых скал. Он думает об одиночестве, которое может быть тягостью, а может – и даром, о неизбежности старения, о непонимании даже между близкими людьми. Разбирается в своих отношениях с выросшими детьми, вспоминает ушедших друзей – чем дольше живешь, тем чаще они уходят, а новые уже так просто не берутся. Принимает мир в его осмысленности, красоте и трагичности.

Если говорить о предшественниках и параллелях, то можно вспомнить документальную повесть геофизика и прозаика Олега Куваева «Дом для бродяг». Он писал о сплаве по колымскому притоку Омолону, который предпринял в 1970 году в одиночку в период душевного и физического разлада, собрав «последний кисель». И если перед походом думал: «Ты, Олег, уже – всё», то после – «Ты, Олег, ещё ничего»…

А мне вспоминается мой отец-геолог, тоже Олег и тоже исследователь Омолона, в прошлом году ушедший на вечный сплав, в последний маршрут. С ним я еще в детстве бывал на Алдане, на Гилюе… После случалось бывать на Лене и Витиме, на Колыме и Охотоморье, так что медвежьи (в прямом смысле) углы, которые описывает Ремизов, представляю живо – и потому могу быть необъективен. Интересно, как воспримет его прозу читатель, никогда не видевший тех рек и гор.

Если продолжать о параллелях, то Ремизов в этой же повести говорит и о своей африканской охоте, но при чтении вспоминаются не рассказы Хемингуэя, а откровения Пришвина, которыми того награждали камень-сердце на берегу Японского моря или олениха в Уссурийской тайге. Можно вспомнить и других его литературных родственников – от автора романа «Язычник» о кунаширских рыбаках Александра Кузнецова-Тулянина до дальневосточного охотоведа Павла Фоменко, посвятившего зверю, который его чуть не убил, отличную книгу «Поцелуй тигрицы».

Ремизов продолжает традицию таежной, рыбацкой, охотничьей прозы, которой по объективным причинам становится всё меньше: мы продолжаем урбанизироваться, нравится нам это или нет. Вращение планеты не остановишь, есть процессы, нам не подвластные. Есенинского жеребёнка обгоняет паровоз, герой Ремизова путешествует со спутниковым телефоном и бензопилой, и всё это остается только принимать. «Сама жизнь разворачивается куда-то в другую, в силиконовую сторону, и с этим ничего уже не сделать», – пишет Ремизов. Всё так; но когда что-то уходит, мы теряем часть себя, и этого уходящего всё равно жаль.

Человек сегодняшний оборвал множество ниточек, связывавших его с миром растений и животных, а через них – с космосом. Много мы знаем в лицо деревьев, трав, птиц? То ли дело – марки автомобилей, бытовой техники… Виртуальное стало реальнее подлинной действительности. Рыбалка и охота, некогда носившие высокое звание промысла, списаны в легкомысленный разряд хобби. Славнейшая наша традиция описания природы и ее взаимосвязи с человеческой душой, кажется, уходит. Ремизов восстанавливает рвущиеся ниточки и делится пойманным им ощущением гармонии мира с читателем, который едва ли когда-нибудь доберется до порогов Охоты или Маи. Расставляет геодезические тригопункты по запредельно огромным и полупустым пространствам нашей страны. «Русская литература… в больших долгах перед российскими пространствами и людьми, их населяющими», – сказал однажды Ремизов. Вот он и отдает эти долги.

Спросишь сам себя – «куда?» – и окажется, что некуда. А потом пожалеешь, что главного, о чем всегда помнил, так и не сделал. Даже в гости к Богу не бывает опозданий; а в другие места спешить тем более не нужно.

В примыкающих к повести рассказах – старатели, геодезисты, умирающие и живущие деревни… Думаю, у Ремизова хватит его удивительного некнижного, невторичного материала еще не на одну книгу. И мы вновь увидим: есть другая жизнь, другие формы проведения отпущенного нам времени, чем те, к которым мы, продвинутые городские люди, привыкли. А естественными или даже единственно возможными они нам только кажутся.