Текст: ГодЛитературы.РФ
Не уследила: дочь Тани отравилась ядом диффенбахии, и теперь героиня пытается унять чувство вины. Справляться ей приходится также с допросами полицейских и проверками соцработников, но суд над собой оказывается куда страшнее бюрократических ритуалов. И хотя жизни ребенка уже ничего не угрожает, Тане теперь приходится бороться за сохранение самой себя.
"«Яд» — это точная, глубокая и очень откровенная рефлексия на тему современного материнства. Материнства, в котором смешались стыд, общественное порицание и торговая марка «Идеальное родительство». Каждое слово отзовется болезненным узнаванием в душе любой достаточно хорошей матери", — считает журналист, блогер и мама троих детей Татьяна Шеремет — и нет никаких причин с ней не согласиться.
Предлагаем прочитать фрагмент, с которого по сути и начинается эта болезненная история.
Яд : [роман] / Таня Коврижка ; Санкт-Петербург : Polyandria NoAge, 2024. – 160 с.
3
-- --
День начинается с секунды, в которой я обтираю руки кухонным полотенцем, на столе тарелки, а на плите жареная картошка: скоро ужин. Подвывая, входит Алиса с вываленным бледным языком, с капающей слюной. Уже без способности произносить слова.
Что было до этого момента, я не помню, и это странно. Вообще-то все материнские будни начинаются и заканчиваются одинаково. Попросите мать описать один свой день, и вы узнаете, как проходят все ее дни, за исключением чрезвычайных обстоятельств.
Может, я не помню начало этого дня именно из-за чрезвычайности и именно из-за обстоятельств? Могу ли я в таком случае предположить, каким был мой день, опираясь на все остальные самые обычные дни? Остались ли от того дня хоть какие-то зацепки, детали и хлебные крошки, что помогут мне все понять сейчас, раз не вышло тогда?
Если бы мы были героями новостной заметки, мне бы хотелось, чтобы за стандартными формулировками следовало объяснение: в какой именно момент и почему я оставила дочь без присмотра. Но на память опираться не получается. Была это психологическая защита или какая-то иная форма сохранения рассудка, но я не могла вспомнить события утра и дня даже тем же вечером, оправдываясь перед мужем, бригадой скорой помощи, врачами и полицейскими. Я все повторяла:
- я не знаю как это произошло
- я не знаю как это произошло
- я не знаю как это произошло.
-- --
Передо мной лежит листок со штампом Детской городской клинической больницы № 5 имени Н.Ф. Филатова. Он гласит, что пациентка в возрасте 2 лет и 2 месяцев поступила с подозрением на ожог ротоглотки и пищевода. Что 10.08.2020 года приблизительно в 16:00 она съела (дальше одно слово неразборчиво, кажется «прожевала») лист диффенбахии.
В 16:00? Я накрывала стол к ужину!
Усомнившись в правдивости документа, открываю переписку с мужем в Телеграме. В то время он работал в офисе, и мы писали друг другу буквально обо всем: где находимся и куда собираемся пойти, сиюминутные мысли и новости, которые нужно обсудить вечером, списки покупок и дел. Не знаю, нормально ли это, но сейчас такая дотошность оказалась полезна.
Ранним утром, пока Максим едет на работу, а дети спят, я делаю заказ в онлайн-магазине.
Мемы, обсуждение списка продуктов на неделю.
Около 11 утра мы коротко проходимся по политической повестке: за день до этого, 9 августа, в Беларуси начались протесты.
В 11:39 я с детьми на прогулке: присылаю ту самую ромашку, и несколько сообщений мы обсуждаем отличие режима съемки «48М» от стандартного «Фото».
Через 27 минут присылаю голосовое на 1 минуту 22 секунды, в котором рассказываю о падении Алисы с детской игровой установки. Она успела выставить перед собой руки, но все же испугалась и заплакала. Рассказываю подробно, со всеми деталями. Слушать свой голос всегда сложно, а такой подавленный даже как-то жутко:
«Обработала царапинки на руках, их буквально две штучки, и прям крошечные. Приклеила пластырь тот, детский, помнишь, для прогулочной аптечки покупали? Хорошо, что я ее не забыла. Алисе нравится Микки-Маус на пластыре. Дала конфетку».
В обед еще немного перебрасываемся политическими мемами. Между обсуждениями я упоминаю, что уложила детей на дневной сон и села за работу.
Еще одна ниточка.
Проверила Гугл Документы и почту. Действительно, 10 августа я написала и сдала очередной текст.
-- --
В самом начале первой беременности токсикоз отчетливо дал понять, что не позволит работать дальше трех метров от унитаза. Я начала искать удаленку. Смогла устроиться рерайтером в компанию, изготавливающую БАД от младенческих колик. Ничего сложного: неоригинальные тексты на сайт про выбор идеальной коляски и первых резиновых сапожек. Из новостной повестки только пособия.
Начальник, мужчина с заметной шепелявостью и намечающейся лысиной (судя по телефонным переговорам и аватарке), на вопросы о чуть более серьезных темах отвечал:
— Ну сасем фсе эти гадости, а? Фесь этот негатиф? Мы не долсны тыкать ф нос сем-то плохим, мы говорим о сясье материнства. Ты сто, не хосесь сясья? Ты хосешь только гофно? Да, Таня? Да?
— Нет, конечно. Я хочу счастья.
Кто же не хочет счастья в материнстве? Кто скажет: я хочу говна?
Муж говорит, я сама хочу страдать.
Я собиралась, швыряла в сумку пауэрбанк, кошелек и наушники, еле сдержалась, чтобы не кинуть пудреницу, — именно так разбила предыдущую.
— Ты сама все берешь на себя, а потом жалуешься, что устаешь, — сказал он.
Нет, я не устаю от чего-то. Усталость перманентна. Нет секунды, в которой я не вымотана, просто иногда даже этот, уже привычный, уровень истощения превышен. Бордово-красный столб пересекает высшую отметку стремительно и внезапно для всех, даже для меня самой. Тогда наступает время ссоры и время отъезда.
—Так если переложить дело на тебя, нужно сначала напомнить, потом подробно рассказать, как его сделать, потом проконтролировать, потом переделать, потому что все было сделано неправильно.
—То есть ты хочешь сказать, что я вообще ничего не делаю?
В то утро я ничего не сказала. Поцеловала спящих детей в сухие лбы, но без особой нежности, на мужа даже не посмотрела и уехала на Балтийский вокзал.
В Ленобласти живет моя подруга. Поездки к ней — порция сиюминутного узнавания давно прошедших событий, сплетен об одногруппниках, всей теплоты студенческих времен. Десять лет назад, в Хабаровске, я обрела мужа и будущего отца моих будущих детей, профессию и подругу. Спустя годы и тысячи километров мы снова оказались рядом, но не из-за метафор о дружбе и студенчестве, а просто по месту работы своих мужей.
