12 сентября, через четыре дня после юбилея поэта Бориса Рыжего, которому могло бы исполниться всего 50 лет, на широкий экран выходит посвящённый ему фильм Семена Серзина, известного как режиссёр фильма «Человек из Подольска» по пьесе Дмитрия Данилова и как исполнитель в главной роли в фильме Кирилла Серебренникова, снятому по другой заметной современной книге – «Петровы в гриппе…» Алексея Сальникова.
Своё тяготение к современной русской словесности Серзин подтвердил и выбором актёра на главную роль в своём фильме – писателя, издателя и рэпера Евгения Алёхина. Выбору этому трудно удивляться. Евгений, как и сам Борис – уроженцы суровых зауральских городов, Кемерово и Екатеринбурга соответственно, оба рано соприкоснулись со столичным литературным истеблишментом - Рыжий получил модную премию «Антибукер» (1999), а Алехин стал лауреатом еще более модного «Дебюта» (2004). А еще оба, помимо фактурной внешности, смолоду славились взрывным темпераментом и не всегда конструктивным, скажем так, поведением. Но Борис сам подвёл черту под своей жизнью в 2001 году, не дожив до 27 лет, а Евгений, слава Богу, выбрал ЗОЖ и отметил недавно 39-летие.
В своей книге в жанре автофикшн «Фоторужье» Алехин посвятил своему кинороману с Рыжим три главки, в которых честно описал встречу на кинопробах с будущей женой и разные состояния сознания, в которых эти съёмки для него проходили. Но перед выходом фильма мы решили(сь) задать актеру-писателю несколько вопросов напрямую.
Интервью: Михаил Визель
В какой момент вы решили для себя - принять участие в пробах на эту роль? И почему? Престижно, выгодно - или потому, что чувствуете со своим героем внутреннее сродство?
Евгений Алехин: Для себя почти сразу понял, что буду сниматься, но вот эти кокетливые сомнения — они касались скорее собственной свободы и неуверенности в сценарии, а еще — ответственности, которой не хотелось. В итоге я очень рад, что эта работа состоялась, просто с детства мечтал сняться в хорошем фильме, и теперь такой фильм есть, и я там красивый – да еще и поэт. Единственное, что меня пугало, что Рыжий покончил с собой, и сцену самоубийства я не стал бы играть из какого-то религиозного страха.
Давал ли вам режиссёр какие-то актёрские указания: "прочувствуй то-то, изобрази сейчас это"? Или просто сказал: "Женя, не парься, будь собой".
Евгений Алехин: В этом плане Семен очень порадовал, он давал возможность нащупывать, указывая изредка на лажу. Когда я пытался копировать интонацию, или что-то изобразить. Потом уже все делали свою техническую работу, и вообще мне давали довольно много импровизировать. Когда основная фраза и действие были сделаны, а команды «стоп» еще не слышно, всегда был простор для настоящего творчества. Жаль, не очень много такого вошло в фильм. Старался каждую сцену сыграть как последний раз. Потому что я влюбился там в свою жену, и началась спецоперация, люди валили из страны, все боялись конца света, и такая была тревога. Это все сплотило, кажется, команду.
Насколько я знаю, это первая ваша главная роль в кино и вообще актёрский опыт у вас довольно ограниченный; но зато довольно большой опыт артистический в качестве фронтмена рэп-группы. Насколько отличаются эти два вида артистической деятельности?
Евгений Алехин: Не первая. У меня было еще несколько ролей, да. Два фильма вышло, а один не вышел. Плюс еще была куча мелких ролей в юности. Я учился во ВГИКе на сценарном, но все равно пытался стать актером в 2006-2008 годах. А потом Каримов меня позвал в фильм в 2014 (наслушавшись группы «макулатура»), фильм не очень удачный, «Черная вода», вышел в 2017, и особо никто о нем не знает. В целом мне нравится работа актером — ты сдаешь себя в рабство, но получаешь внутреннюю свободу.
Насколько близко вам как сочинителю творчество поэта Бориса Рыжего? А вам как человеку – сам он как человек?
Евгений Алехин: Мне очень нравится стихотворение «Соцреализм», очень нравятся дневники. Рад, что удалось этот стих протащить в фильм. Там была сцена, где Рыжий читает стихотворение на литературном фестивале, и у меня никак не удавалось прочесть по сценарию это дурацкое стихотворение про лего. Семен тогда сказал: «ладно, читай то, которое тебе больше нравится!»
Вы родились через 11 лет после своего героя. А сейчас вы и на десять лет старше того возраста, в котором он сам поставил финальную точку. Бывали ли моменты, когда вас возмущало (или, может быть, восхищало) «мальчишеское» поведение вашего героя? Или у поэтов возраста нет?
Евгений Алехин: Драчливое и опасное поведение больше пугало, чем восхищало. Я другой породы себя ощущаю, хотя тоже склонен к дерганью в похмельное отчаянье. Но стараюсь все-таки не заигрывать со смертью, а жить, не программировать себя так. Как поэту хочется дожить до 100 или 200 лет, чтобы написать такой свой роман, который может написать только хороший поэт, проживший долгую жизнь, как «Эвмесвиль» и «Возможность острова». После всей этой груды книг-черновиков добраться до качественно сделанной. Вызревание у меня медленно идет.
Еще Рыжий напоминает моего друга Марата Басырова. Марат умер 8 сентября (год опять не совпадает, 2016) — в не случившийся день рождения Рыжего. Это был мой напарник по стройке, метафизический отец, и очень хороший, на мой вкус, писатель. Тоже трагичный, и с очень хорошим чувством формы. Вот такое еще совпадение.
Кстати, за первым пробами, которые я прошел «на кураже», были вторые, на которые я уже пришел трезвый, прочитавший сценарий… и с засосом на шее. «Это что такое? — спросил Семен. – И ты еще переживаешь, что старый?!…»
Евгений Алехин. «Фоторужье»
- М: ИД «Городец», 2023
Фрагмент главы «Железнодорожная музыка»
Ощущение включенной камеры и съемочной группы за кадром, персонала, который одновременно видишь и не видишь, создает ощущение сна, с точностью до мига воссоздающего чужое воспоминание. Я - Борис Рыжий, каким его видят авторы фильма, «выбившийся в люди», но постоянно возвращающийся к своего родному району Вторчермет. Мне нужно зайти к моему другу, который сейчас пытается слезть с иглы. Я с недобрым предвкушением иду к двухэтажному бараку по заледеневшей грязи. Моя потрепанная дубленка расстегнута, на голове нет шапки, я вижу пар, но не чувствую холода, как не чувствовал бы его человек, который знает, что увидит друга в последний раз.
Монотонная музыка подсказывает мне, что это всего лишь сон, что этот момент мне уже не переменить и не повлиять на него. Что это такое, нежный скрежет электричек. В реальности такого не бывает, музыка неподвластна никакому ритму, она случайна, как случайно несовпадение электрички с графиком, скорость ветра, посторонний шум, любые актерские неточности. Железная дорога обрамляет этот район-декорацию с двух сторон, закручивая сцену в мелодичную воронку. Неважно, получится ли кино, но мы показываем этот этюд - со всей техникой, плейбеками, костюмерами, вагончиками, механиками, желтым туалетом и буфетом - для машины, для железнодорожного монстра, а не для людей, которых он давно перерос в своем самосознании. Монстр дает людям рычаги управления, люди собрали его по интуитивному озарению, но он переживет их (нас) всех.
Я у подъезда, и мне страшно ваяться за дверную ручку. Одна из бабушек со скамейки окликает меня:
– Ой, это Боря, что ли? Боря!
Не узнать его совсем, - замечает вторая бабушка.
Справляюсь об их здоровье, видно, что они немного суетятся и выпадают. Скорее всего, придется делать дубль. Да что там, у нас времени до обеда.
– А ты к Сереже, что ли?
– Ой, Сережка совсем плох.
Слышу свист от соседнего барака. Вглядываюсь туда через мерзлый воздух.
– Гутя!
– Здорово, брат!
Не спеша к нему, так, чтобы камера, которая сейчас есть мой босс, успевала лететь за сценой. Искренняя радость не для персонажа, а для меня самого - увидеть его сейчас. Он был без костюма, но уже в образе, когда спасал меня раз за разом во время «разгонки» сцены драки. Теперь сливаются две реальности, дружит и актеры, и их персонажи, и все, что происходит между нами, происходит по-настоящему.
– Наливай ему!
Гутя представляет меня братве. выпиваю, пищевод обжигает, для меня это не вода, а спирт. Гутя дает мне краткое резюме:
– Своих пацанов не забывает! Да?
– Спирт, что ли? – я еще не опомнился от дозы. Как я ее ждал, и мозг обманул сам себя, говоря этой сцене спасибо, спасибо, спасибо
– А ты думал? Г**** не держим. Дай ему запить
Память сообщает мне вкус технического спирта, который и пил в свои пятнадцать. Но мне сейчас и тридцать шесть, и двадцать шесть, как было Рыжему.
- Держи морс вишнёвый.
Делаю глоток. Гутя спрашивает:
- Ты к Сереге? П****, в натуре жаль пацана.
Электричка дает очередной аккорд. Но и не даю себе проснуться, хотя камера смотрит сейчас прямо на меня, как микроскоп на бактерию. Главное - не встречаться с ней глазами, тогда сцена будет разрушена.
- Думаешь, не слезет?
