Текст: Михаил Визель
Коллаж: ГодЛитературы.РФ
Эдуард Веркин. «Остров Сахалин»
М.: ЭКСМО, 2018
«Остров Сахалин» Эдуарда Веркина, известного доселе как детский писатель (автор «Облачного полка», в частности) и фантаст, - произведение загадочное и, можно, сказать, мистическое. Появившись еще в начале лета, оно поначалу было встречено без рукоплесканий (ну, очередной постапокалиптический роман про «ядерную зиму» - только с дальневосточным уклоном), - но и читатели, и обозреватели постепенно его распробововали, и к началу премиального сезона 2018/2019 года роман подходит в статусе «одного из главных открытий этого года» и при этом - «одного из главных бестселлеров интеллектуальной прозы». А судя по почти восторженному отзыву одного из критиков, являющегося в этом году председателем жюри известной премии, - еще и верный кандидат на ее получение.
В чем тут дело? Ведь формально роман действительно относится к жанровой литературе. Героиня, молодая японка по имени Сирень - из хорошей семьи и с модной (в будущем) профессией прикладного футуролога, отправляется с научными целями на Сахалин, после ядерной войны начала XXI века снова ставший японским владением, а точнее - японским санитарным кордоном, которым воспрянувшая империя отгородилась от погибшего Старого Мира и его миазмов - в частности, опаснейшего вируса МОБ, мобильного бешенства, мгновенно превращающего человека в роевое животное, вроде муравья, и при этом - в машину убийства. Здесь добывают уголь для метрополии и ссылают из нее преступников. Сирень вместе с приданным ей провожатым русского происхождения, Артемом, объезжают тюрьмы, в которых перед ними разворачиваются воистину инфернальные картины. Но происходит ряд форс-мажоров - и
меланхолическая прогулка в формате «благоуханный цветок в аду» быстро сменяется жесткой драмой «выживут только любовники». С, как полагается в хорошем романе, непредсказуемой концовкой.
Сказать, что роман как-то блистательно написан - нельзя: Чехов не велит. Роману, унаследовавшему название от, наверно, самого отчаянного и строгого русского травелога, странно претендовать на красóты слога и какую-либо беллетристическую занимательность. Даже любовная линия, заявленная в аннотации, и, в общем, полностью реализованная в финале, выписана крайне скупо, чтобы не сказать - потаенно. Но метафизикой он действительно оказался начинен гуще, чем прибрежная сахалинская рыба - радиацией.
«Мы катили вдоль этого производства, а я старалась запомнить ощущения, посетившие меня при виде всего этого чудовищного великолепия. Пожалуй, отчаянье; да, отчаянье. Все эти люди и механизмы работали с торопливым отчаяньем и были похожи на гиен, спешивших разобрать тушу павшей антилопы до прихода льва, но бестолковые гиены, поглощенные дележом внезапной добычи, еще не знают, что лев здесь и что он приметил жертв и точно знает порядок смертельных движений и ждет только удобного момента, чтобы выпрыгнуть из засады и начать кровавую пляску, гиены не знают. И сам лев не знает, что давно уже мертв».
"Как мы пишем". Антология
СПб.: Азбука, 2018
Обманчиво-безыскусное название является на самом деле изощренной филологической аллюзией:
так был озаглавлен сборник, выпущенный «Издательством писателей в Ленинграде» в 1930 году. В котором известнейшие русские сочинители того времени, от Андрея Белого до Виктора Шкловского честно отвечали на анкетные вопросы по данному предмету. В числе каковых был и такой: «Употребляете ли наркотики? Если да, то какие»? В нынешнем толстом сборнике, составителями которого выступили петербургские писатели Александр Етоев и Павел Крусанов, до таких вопросов, слава богу, дело не доходит, но принцип остался тот же: 36 ведущих российских сочинителей разных возрастов и направлений, от сверхизвестных Людмилы Улицкой и Захара Прилепина (обратим внимание на это «и»!), игрового Макса Фрая и документального Леонида Юзефовича до ценимых лишь знатоками Анатолия Гаврилова и Олега Постнова просто рассказывают о себе, о том, как они стали писателями, и что вообще в это вкладывают: «быть писателями».
Конечно, петербургская прописка и эстетические пристрастия составителей оказали влияние на конечный состав (хотя в предисловии они уверяют, что пять-шесть всем известных авторов сами не пожелали принять участие в сборнике). Но подборка оказалась более чем представительной. И в наше время, время бума литературных курсов и семинаров creative writing, можно не сомневаться, книга окажется востребована.
Али Смит «Осень»
- Пер. с англ. В. Нугатова
М.: Эксмо, 2018
Быть английским писателем по фамилии Смит - это то же самое, что быть русским писателем по фамилии Кузнецов. Приходится все время уточнять, что данная конкретная
53-летняя Смит - шотландка, дама-командор Ордена Британской империи и член Королевского литературного общества.
Впрочем, эти громкие титулы мало говорят о ее тонкой (во всех смыслах) книге, которую проще всего охарактеризовать строкой Пушкина: «Люблю я пышное природы увяданье».
Герою книги неопределенно, но заведомо очень, очень много лет, то ли сто один, то ли вообще сто десять, он то ли в коме, то ли просто много спит и в этом сне вспоминает, как двадцать лет назад, крепким восьмидесятилетним джентльменом, дружил с пытливой 11-летней соседкой-фантазеркой. Ничего предосудительного в их дружбе, боже упаси, не было (тем более что сам он не по девичьей части, а по юношеской), но сама разница их лет и жизненного опыта делала ее странной - о чем сейчас, выросши и ставши не слишком счастливой 30-летней докторанткой в области современных искусств, бывшая подружка и вспоминает, читая бесчувственному старику в доме престарелых Вергилия, чтобы отгородиться от всего, что происходит за окном - собственной матери, открывшей вдруг, вырастивши дочь, «свою истинную сексуальность», и от своих сограждан, проголосовавших за Брексит и начинающих (при)открывать свою ксенофобскую природу.
Вслед за «Осенью» Али Смит обещает «Весну». Ждем с нетерпением.
Райнер Мария Рильке «Поздняя осень в Венеции»
- Пер. с нем. В. Микушевича
СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018
Выход 400-страничного тома, практически полного собрания стихотворений одного из крупнейших поэтов XX века - само по себе событие,
заслуживающее того, чтобы его отметить. Но вдвойне примечательно, что это авторский том не только поэта, но и переводчика. Владимир Борисович Микушевич - один из последних патриархов советского поэтического перевода, полиглот, философ и оригинальный романист, слился с «сумрачным немецким гением» как никто другой. И его переводы Рильке - это переводы воистину конгениальные, как раз те, к которым применимы известные слова Пушкина о Жуковском: «переводчик в стихах - соперник».
Кстати, канонический портрет Рильке на обложке - работы Леонида Пастернака. Что еще подчеркивает особость связи немецкого поэта с Россией.
Леонард Молтин. «О мышах и магии. История американского рисованного фильма»
- Пер. с англ. Ф. Хитрука
М.: 1895.io, 2018
Сразу ответим на естественный вопрос: да, переводчик этой книги - прославленный советский мультипликатор Фёдор Хитрук, создатель Винни-Пуха- далеко ушедший в собственном творчестве от канонов диснеевской анимации, но, естественно, живо ей интересовавшийся и хорошо знавший предмет. Автор же Леонард Молтин - кинокритик и историк кино, президент Ассоциации кинокритиков Лос-Анджелеса. То есть тоже человек далеко не случайный.
Он подробно разбирает по годам, личностям и персонажам, среди которых Майти Маус и Моряк Попай, Мышонок Игнац и Бетти Буп,
как американская анимация (находящаяся в авангарде анимации мировой - делая, впрочем, оговорку для Японии) прошла путь от непритязательных гэгов с дрыгающимися мышками до полнометражных шедевров.
Надо, впрочем, сказать, что первое издание этой книги вышло в 1980 году - то есть до компьютерной пиксаровской 3D-анимации, полностью перевернувшей представление об этом жанре, повествование не доходит. Но это закономерно: нужна совсем другая книга.
Остается добавить, что книга стала первой ласточкой проекта 1895.io - посвященного, как можно догадаться по названию, истории кино. И таким образом, мы не первый раз уже видим, как онлайновый проект выходит в офлайн.
