Текст: Сергей Алексеенко
Фото: ГодЛитературы.РФ
Есть только миг между прошлым и будущим — и это не только жизнь, но и история. В наши дни к ней внимание особое. Она вершится по всему миру с давно не виданной силой. О ней ведутся бурные общественные пересуды — тени минувшего то объявляются неприкасаемыми, то вызываются на моральный суд.
Ясно одно: словом «история» нарекают вещи разного порядка. Как такое возможно? И что же такое история?
В лонг-листе «Просветителя» есть книга, посвящённая этой загадке. Более того, «История, или Прошлое в настоящем» Ивана Куриллы — это ещё и история истории. Курилла показывает: за каждым оттенком значения стоит своя традиция и внушительный контекст. Разница между ними может измеряться веками, а бытуют они бок о бок. Если мы, например, считаем, что история — это кропотливый сбор всех свидетельств, а конечная цель — объективная истина, то наше мышление осталось в XIX веке с позитивистами. Если кому-то в ней видится назидание потомкам — то товарищ ему Геродот. А что, если история — это политика, опрокинутая в прошлое? Как быть с подделками? Кто такие современные историки? Чем они занимаются, в конце концов, — прошлым, настоящим или будущим?
Иван Курилла отвечает на все вопросы сжато, ёмко, без лишних экспертных кружев. Эта прекрасная ясность — отдельное достоинство книги. Распространяется оно, кстати, и на оформление. Никаких страниц слепого непролазного текста, многоступенчатых сносок и неясных схем. Всё минималистично, внятно и буквально вынуждает немедленно прочесть и во всём разобраться.
Кажется, последнее всё-таки возможно. А разбираться всегда есть в чём.
Вот, к примеру, покорение Сибири. Звучит как что-то давно изученное. Тем удивительнее читать в аннотации к 400-страничной «Сибирской книге» Михаила Кречмара, что перед нами — едва ли не первая попытка полной истории присоединения этих земель.
После такой заявки ждёшь масштабного исследования — и «Книга» превосходит любые ожидания. Лучные бои с эвенками и манси, упорные русско-чукотские войны, будни колонизаторов и их открытия — только этого хватило бы на несколько томов. Однако Кречмар рассказывает и о фоне этих событий — об устройстве пушной торговли, о сибирских дорогах, об острогах-призраках, затерянных в тайге. И, конечно, о людях — как о русских конкистадорах, так и об их противниках, местных князьях и ханах.
Из всего этого складывается многофигурное, живое, ни на что не похожее полотно. И кажется странным, что покорение Сибири — до сих пор удел одних лишь научных трудов и краеведческих музеев. Недоумение усугубляет сам Кречмар — правда, косвенно, своей интонацией. В предисловии к «Сибирской книге» он зачем-то сетует на то, что юные читатели, привыкшие к фэнтези, не найдут здесь «масштабных баталий и великих героев». Подобные замечания разбросаны и по всему остальному исследованию. Это решительно необъяснимо, ведь история, излагаемая в «Книге», — увлекательнейшая, полная приключений, битв и опасностей, на зависть «Выжившему» и «Игре престолов».
Остаётся надеяться, что в дальнейшем на этом поле случатся новые открытия — в том числе эстетические. Разговор с сибирским прошлым ещё не окончен.
Но бывает разговор с минувшим, а бывает связь времён. И порой она не желает распадаться. Так случилось, по всей видимости, с эпохой застоя. Это время поразительно долго отказывалось уходить в прошлое — причём не в форме исторической травмы или эха войны, а в самом вещественном, бытовом изводе. Варёные джинсы, «ловит, контра, ФРГ», шубы из распределителя жили в воспоминаниях, транслировались по телевизору почти без комментариев и легко усваивались даже теми, кто отродясь не жил ни в каком СССР.
Магазины «Берёзка», торговавшие дефицитным ширпотребом за валюту, — артефакт из того же списка. Но всё меняется: в лонг-лист «Просветителя» вошла книга Анны Ивановой с суховатым академичным названием «Магазины «Берёзка»: парадоксы потребления в позднем СССР». Академично оно в буквальном смысле: книга выпускницы Института российской истории РАН выросла из её же диссертации. Все добродетели научного исследования проявились в книге блестяще. Иванова воссоздаёт историю оазисов капитализма в СССР с той строгостью, с какой пишут истории войн. Всё разложено по полочкам, сверено по доступным материалам (часть из них, как сообщает автор, всё ещё засекречена) и подкреплено сканами документов с подписями, резолюциями и печатями. Эффект закономерен: выйдя из неверного света исторической памяти и сделавшись, наконец, окаменелым историческим фактом, предприятия Внешпосылторга предстали занятным экономическим феноменом. И разбираться в его устройстве вместе с исследовательницей — одно удовольствие.
Впрочем, академический подход порождает и главный изъян книги о «Берёзке». По пути от институтской папки к переплёту сам текст, по-видимому, не очень изменился в стиле. Тот же строй речи, те же ссылки на авторитетные источники после каждого утверждения — на месте даже непременное «Моя книга состоит из пяти глав» во введении (а ведь печатному изданию для этого хватает оглавления). Документы и статистика выдвинуты в авангард, устные и поп-культурные свидетельства сосредоточены в последней главе, хотя логика научпопа требует эти элементы сочетать. Тем более развлекательный материал, имеющийся у автора, хоть куда: тут и рассказ военного специалиста о том, как он не смог отовариться в «Берёзке» из-за неконвертируемости вьетнамского донга, судебные казусы и внушительный слой словесности — от анонимных «чёрных» стихов до текстов Владимира Высоцкого и Юза Алешковского. Что же, наладить мостик между научным и популярным — задача посильная для молодого автора.
Ещё интереснее отношения с историей складываются у сборника работ Александра Тимофеевского, выпущенных Мастерской журнала «Сеанс» под названием «Весна Средневековья» (на момент публикации в свет вышел ещё один сборник автора, «Книга-подушка»).
А. Тимофеевский — важная фигура российской культурной журналистики; в девяностые именно он на листах новоиспечённого «Коммерсанта» завёл обычай превращать каждую заметку в точёное афористичное эссе.
Как это делалось, хорошо видно в «Весне» — книга состоит в том числе из тех самых текстов. Газетная природа материала не скрывается, а напротив, подчёркивается: многие заметки озаглавлены лишь датами; настойчиво – на полях! – датированы эссе и очерки; даже самая универсальная, киноведческая часть сборника привязана к прокатным инфоповодам. «Для телезрителей выходные пройдут под знаком Лукино Висконти» — и ведь правда было, с «Гибелью богов» и «Людвигом» в прайм-тайм выходного дня.
Тем не менее, ценность «Весны» — отнюдь не архивного толка. И капсула времени тут ни при чём, просто ни один из сюжетов Тимофеевского — будь то позабытая история о кремлёвской тайне Аполлоса Иванова или же вполне историческое перезахоронение останков семьи Романовых — не предстаёт на бумаге в достаточной степени прошлым. Самым старомодным образом эти записи направлены в будущее. Товарищи потомки слушают и сличают с повесткой своего дня.
Те, кого подобные игры не увлекают, тоже без радостей не останутся: здесь страницы культурологической эссеистики, захватывающей и дерзкой. Тимофеевский ловит дух Людвига Баварского в апартаментах Рудольфа Нуреева, рифмует Сикейроса с Эрнстом Неизвестным, «Медного всадника» — с «Человеком-слоном», а соловьёвскую «Ассу» сводит не к Цою, а к Блоку.
Вместе с тем, устройство сборника ощутимо проигрывает искромётности самих текстов. Помещённые друг за другом работы о Фассбиндере часто не только дополняют, но и повторяют друг друга; одни и те же мысли о Людвиге и политкорректности в схожих формулировках кочуют из статьи в статью. Для разрозненных газетных колонок это естественно, но тщательно собранную компиляцию едва ли украшает. Верно и другое «едва ли» — едва ли кто-то читает подобные книги подряд, да и, по совести, о такие огрехи сложно по-настоящему споткнуться.
Ссылки по теме:
