Текст и подбор иллюстраций: Андрей Мягков
Разобравшись с необычными по содержанию книгами, мы можем перейти к необычном полиграфическим артефактам. Впрочем, «полиграфическими» их порой можно назвать не без натяжки – настолько изобретательно их создатели оперируют с понятием «книга».
Графическому дизайнеру Элизабет Перес изобретательности точно не занимать: три года назад она разработала концепт обложки для одной из самых горячих антиутопий – «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Сюжет, согласно которому книги подвергаются повсеместной принудительной кремации, пересказывать вряд ли стоит, а вот посмотреть на созданную Элизабет красоту – обязательно. Место единички на обложке угрожающе заняла спичка, а корешок в подражание спичечным коробкам покрыл красный фосфор. И можно было бы последовать завету братьев Коэн и сжечь книгу после прочтения, если бы не одно досадное «но»: в таком виде роман Брэдбери до сих пор не издавался. Впрочем, мы, как и притомившиеся пироманьяки, верим и ждем.
Ведь трудоемкое в изготовлении «Дерево кодов» Джонатана Фоера не без проволочек, но все-таки нашло своего издателя – пусть родную Америку автору и пришлось временно променять на гостеприимство бельгийских типографий. После видео, демонстрирующего процесс создания, вопрос «почему же так произошло» отпадает сам собой: каждый экземпляр приходилось собирать едва ли не вручную.
«Дерево кодов» частенько аттестуют как наглядную иллюстрацию слова «гипертекст», а повторяться не хочется – но что поделать, если точнее не скажешь. Фоер просто (а на самом деле совсем не просто и с завидной изобретательностью) взял книгу Бруно Шульца «Коричные лавки», которая на английском издавалась под названием «Улица крокодила», и в буквальном смысле вырезал из нее буквы, слова и предложения. Механизм наглядно прослеживается на примере экзекуции, которой подверглось название: «The Street Of Crocodiles» с помощью одних только ножниц превратилось в «Tree of Codes». После безудержного рукоделия книга не только приобрела десятки прорех на каждой странице, но и получила новый сюжет – который из-за тяги автора к деконструкции можно проглядеть. Важно, что на этакое книгохульство Фоера подтолкнула любовь: к прозе Шульца он, по собственным заявлениям, питает самые нежные чувства.
А вот какое чувство толкнуло Раймона Кено на создание «Ста тысяч миллиардов стихотворений» – вопрос открытый. Сразу нужно отметить, что никакого мухлежа автор себе не позволил: стихотворений именно столько, сколько обещано в названии. Провернуть такой фокус Кено, как и Фоеру, помогли ножницы: книга – к слову, даже издававшаяся в России – в растрепанном виде напоминает неаккуратно вырезанную новогоднюю мишуру. Каждая из ста сорока стихотворных строк, образующих десять ладных сонетов, напечатана на отдельной полоске бумаги. Благодаря совпадению рифм, сходным грамматическим конструкциям и чудесам комбинаторики можно вертеть полоски как душе угодно – и, вполне вероятно, получить стихотворение, которое до тебя никто во всей вселенной не читал.
По словам Кено, его труд состоялся благодаря детским книжкам, в которых нужно «переодевать» человечков, листая полоски с нарисованными предметами одежды. Масштабы, правда, оказались совсем не детскими – по подсчетам автора, чтобы прочитать каждое стихотворение вслух с табуретки, нужно потратить 190 258 751 год. Несмотря на астрономическую статистику, экспериментальный задор в случае «… стихотворений» оставил место для литературной ценности: сонеты хороши и сами по себе, а при перекрестном чтении ассоциации сплетаются в тугой клубок смыслов.
В начале шестидесятых – то есть одновременно с Кено и запустившими новую волну французскими кинематографистами – еще один француз, Марк Сапорта, поставил свой собственный нарративный опыт, но уже в прозе. Он запихнул в коробку сто пятьдесят непронумерованных страниц, вывел на крышке «Композиция №1» и предложил читателям перетасовать листки как колоду игральных карт. В пределах исследования книжных аномалий, которое вы сейчас читаете, вряд ли стоит удивляться, что на выходе получался связный текст – сюжет, разумеется, зависел от того, как карта ляжет.
Отдаленная ассоциация к «Композиции» – «Игра в классики» Кортасара, только с несравнимо более высоким уровнем валентности всех элементов и без авторского путеводителя. Каждая страница у Сапорты напоминает законченный сюжетный пузырек, который стыкуется с остальными в зависимости от того, сколько их уже всплыло со дна коробки. И так, пузырек за пузырьком, читатель составляет свою личную историю о любовном треугольнике и применении теоремы Пифагора в оккупированном немцами Париже. Для большинства современников Марка задачка оказалось слишком уж замороченной, но несколько лет назад лондонское издательство «Visual Editions», вместе с бельгийцами приложившее руку к «Дереву кодов» Фоера, переиздало этот набор для гадания на чужих судьбах – так что у всех неравнодушных есть шанс приобщиться к повествовательным технологиям будущего, доставленным из такого уютного прошлого.
Но не технологиями едиными – в книжном царстве полно историй про одну только форму. Книги-скульптуры Брайана Деттмера, сказочные инсталляции из страниц Сью Блэквелл, картины-стеллажи Майка Стилки – это все уже слишком не книги, но слишком красиво, чтобы не оставить сноску для любопытных. Чуть ближе к цели «Предсмертная книга» Пьера Менделя, но рассказывать о ней особенно нечего: выполненная в виде белого креста на красном фоне, она изображает из себя флаг Швейцарии; внутри – краткая биография дизайнера, основные достижения и дата смерти.
Идеальное сочетание формы и содержания далось голландцам: тамошняя правительственная организация по продвижению литературы выпустила серию «Написанные портреты», в которую вошли биографии четырех национальных икон: прославившейся своим дневником Анны Франк, футболиста и тренера Луи Ван Гала, писателя Кадера Абдолла и, разумеется, Винсента Ван Гога, род занятий которого уж точно не надо уточнять. Вся идеальность в том, что каждая книга исполнена в виде головы того человека, о котором написана. Ни о каком профиле речи не идет – честный, объемный анфас. Практичность таких литературных скульптур, конечно, вызывает некоторые сомнения, но вот эстетическая составляющая – никаких.
Впрочем, по части эстетического благолепия соревноваться с ожившими сказками Бенжамена Лакомба мало какой книге по силам. Сами по себе трехмерные книги – это, конечно, давно уже не диво дивное, но в руках француза они без видимых усилий превращаются в чудо чудное: технически заковыристые развороты, предельной глубины палитра и великолепные иллюстрации, в которых то и дело ловится за хвост дух кинокартин Тима Бёртона – не зря ведь оба уличены в дружеских связях с Алисой из Страны чудес. К сожалению, Алиса, которая в исполнении Лакомба имеет дело с самой настоящей, разлетающейся со страниц карточной армией, на русском не появлялась – зато без особого труда можно найти восемь других книг Бенжамена, от «Собора Парижской Богоматери» Гюго и «Белоснежки» до «Ундины» и «Страшных сказок» Эдгара По. К повторному сожалению, отечественные переложения, в отличие от созданных по заказу забугорных издательств, совсем не трехмерные – но даже в таком виде работы художника упоительны, как в России вечера.
Чуть менее яркая, но ничуть не менее изобретательная вещица случилась у Мегуми Кадживары и Тацухико Неджимы. Японцы вручную смастерили книгу «Подвижный силуэт», которая рассказывает себя через тени: между страниц расположены фигурные вклейки, и чтобы история ожила, достаточно грамотно направить свет. Вариантов повествования по одному на каждую страницу, так что фонарик придется повертеть. Предыдущая книга художников называлась просто «Силуэты» и была иллюстрирована по тому же принципу, но движения не предполагалось: тени были статичным дополнением к изображению, и прокатиться на поезде по лунным ухабам не удавалось при всем желании.
Другой пример пересечения печатной продукции с реальностью в прошлом году представило аргентинское издательство Pequeño Editor – их книгу после прочтения, в отличие от одного из наших предыдущих героев, рекомендуется не сжигать, а закапывать в землю. Совет не лишен оснований: в обложку этой детской повести помещены семена цветущего палисандрового дерева родом из Южной Америки, так что, по словам издательства, каждому читателю представляется возможность вернуть природе то, что было у нее позаимствовано. Называется сие чудо «Мой папа был в джунглях» и устами одного мальчика делится отчасти подлинной историей о его отце и истреблении Эквадорских лесов. Изготовлена книга, разумеется, исключительно из любезных природе материалов – а недвусмысленный экологический посыл подстегивает маленького читателя заняться садоводством сразу после того, как перевернута последняя страница. «Деревья и дети могут расти вместе» – заявляет издатель, и нет никаких причин ему не верить.
Деревья, впрочем, для этого нужно поливать, а детей – кормить. За последнее с усердием взялись хорватские дизайнеры, которые с помощью смекалки и современных технологий печати соорудили поваренную книгу «Well done». На русский название можно перевести как «отлично сработано», и сработано на самом деле здорово: открыв книгу в первый раз, оголодавший увидит лишь пустые листы бумаги да пустые же тарелки, разбросанные по страницам. Чтобы не отощать и полакомиться-таки мясом по-французски, томик нужно завернуть в фольгу и на полчаса отправить в духовку. По возвращении из пекла термочувствительные чернила раскроют все тайны, и можно будет приступать к фаршировке своих любимых блюд. Поторопиться, однако, стоит – по мере остывания рецепты вновь канут в небытие. Такие, как говорилось в совсем другой книге, дела.
