Текст и фото: Елизавета Абушинова
Международный фестиваль «Биеннале поэтов в Москве» проводится с 1999 года. В 2017 году фестиваль проходил с 28 ноября по 5 декабря и оказался посвящен китайской поэзии. Можно представить, какой это оказался долгожданный праздник на достаточно узкой улице российских китаистов! Среди них выпускница Литературного института, переводчик и преподаватель Елизавета Абушинова, отработавшая на биеннале в качестве волонтера-переводчика. Вот что ей запомнилось.
Музей Цветаевой. Мы должны были высадить здесь двоих китайских поэтов и повезти остальных на параллельное мероприятие, но не тут-то было. «Хоть одним глазком, пять минут!» — все китайские поэты вышли из машины и направились в музей. Экскурсовод им был не нужен.
Мне повезло быть волонтером на 10-й Биеннале поэтов, которая в этом году посвящена Китаю. 13 китайских поэтов, недели подготовки, тонны подстрочников. И вот они здесь. Мало кому из китаистов удается проникнуть в китайское литературное сообщество, чтобы узнать, как оно устроено изнутри, — и вот уникальный шанс. В перерывах между чтениями и круглыми столами можно было услышать бесценное. Китайский поэт Хань Дун — один из основоположников «разговорного» стиха, например, считает, что китайская культура и ее деятели неизбежно замкнуты в западноевропейском культурном поле. «Это как Олимпиада, — объяснял он мне, — китайцы могут натренировать своих спортсменов как угодно, они могут занять первые места, но выиграет все равно западная цивилизация, потому что это их игра и их право решать, кто победил, то же самое сейчас происходит и с литературой».
Куньминский поэт Юй Цзянь, который пользовался в делегации непререкаемым авторитетом — нет-нет, пусть сначала прочитает Юй Цзянь, а потом уже я, — говорил, что иероглифическая письменность как не что иное позволяет ему чувствовать связь с традицией: некоему условному иероглифу присуще определенное значение, но это же значение у этого иероглифа было и пять тысяч лет назад, пусть сам иероглиф и несколько видоизменился, сути это не меняет.
Через пять тысяч лет истории культуры проходит нить, связывающая поэта Юй Цзяня с истоками его культуры, он это чувствует и чувствует свою ответственность перед письменным знаком.
Он каждый день встает в пять утра, чтобы начать писать (если не стихи, так эссе или прозу, что уж там получится), и заканчивает в одиннадцать. Он не любит ездить на литературные фестивали в Европу. Зато в Европе нравится поэту Ян Ляню. Он часто говорил, что чувствует себя почти чужим на родине, цитировал эмигрантские эссе Набокова и удивлялся мелкому снегу.
Мастерская поэтического перевода — удивительная идея вдохновителей биеннале Наталии Азаровой и Юлии Дрейзис. здесь мы видим тот же формат перевода, что был задействован в антологии «Китайская поэзия сегодня» под названием poet-to-poet translation, когда два разноязыких поэта взаимодействуют друг с другом при помощи переводчика. Я была таким посредником у двух поэтических пар: Кирилл Корчагин/Оуян Цзянхэ и Мария Галина/И Лэй. В первом случае при повышенной сложности текстов у каждой из сторон для декодирования смыслов и адаптации их к другому чувственно-понятийному ландшафту приходилось вновь и вновь возвращаться к исходным категориям, которые казались в тот момент универсальными, как, например, «природное», «социальное», «капитал». Во втором случае все свелось к китайскому фразеологическому обороту о единстве природы и человека, удачно подобранному И Лэй — тянь жэнь хэ и - мы выяснили, что макро- и микрокосм соединяются в едином вещном и в нем же бесконечно одиноки, стихотворения обеих поэтесс совпали именно в этом ключе, и меня окрыляла их радость узнавания.
У нас было более 40 мероприятий, я, к сожалению, попала не на все, но на нескольких круглых столах с участием российских и китайских поэтов мне выпала честь переводить. Например, на первом из них — по молодой поэзии России и Китая — китайская поэтесса Ли Со выразила сожаление, что не читала ни Драгомощенко, ни Пригова, знаковых авторов для молодых поэтов в России. Она была поражена степенью теоретизации письма, и не только она, Сюаньюань Шикэ и Шэнь Хаобо были того же мнения. Не исключено, что Россия и Китай в настоящем немного не совпадают атмосферно — Кирилл Корчагин в одном из своих интервью говорил, что в одни времена компрессивность поэзии принято скрывать, а в какие-то поэты предпочитают делать ее более явной. Времена «туманной» поэзии в Китае прошли, и сейчас их явная компрессивность, по моим наблюдениям, не интересует.
Точки соприкосновения нашлись на круглом столе по региональной поэзии в редакции журнала «Новый мир»: шэньчжэньская поэтесса Цун Жун и Наталья Санникова чувствуют одинаковую необходимость вовлечения реципиента в перформативный процесс (проще говоря: слушателя в исполнение) и сошлись на необходимости вывода поэтического действия в общественные пространства как в Шэньчжэне, так и на Урале.
Круглый стол о связи философии и поэзии в РГГУ был событием эпохальным, и у нас ничего бы не вышло без Тараса Ивченко, директора ИК РГГУ. Выслушав точки зрения участников с российской стороны, Хань Дун заметил, что
философствующие западные европейцы при прочих равных до сих пор не могут расстаться с так называемой идеей прогресса,
то есть философии (в западноевропейском понимании этого слова) присуще развитие, неизбежно содержащее в себе положительные коннотации.
Китайцы же мыслят философию больше как самозамыкающееся на себе движение, если угодно — движение по кругу, в определенных константах, может быть, но никак не движение вперед, не наращивание смыслов.
И поэтому вопрос о сопряжении философии и поэзии невозможно поставить одинаково в наших настолько разнящихся цивилизационных контекстах. Поэт Оуян Цзянхэ играючи оперировал категориями Бадью и удивлялся после круглого стола, как это так вышло: в Китае прочитали Бадью и дальше пошли, а русские все еще осмысляют. Жалко, говорил, что не дошли до Рансьера, а я могла только самоуничижительно скрывать взгляд — многое было просто непереводимо.
Мы активно искали точки соприкосновения - в том числе на вечере «Совпадения», где читали молодые российские авторы и китайские гости. Ростислав Амелин покорил их стихотворением «Ключ от башни», удивил китаянок и Вадим Банников, приветственное слово сказавший на китайском языке. Чтения проводились каждый день программы биеннале, и не по одному разу — была даже возможность проведения авторских вечеров, как, например, у Хань Дуна или у Шэнь Хаобо в паре с Александром Скиданом. С невероятным восторгом китайцы отреагировали на идею провести чтения на холодных московских улицах у памятников поэтам, вот как отозвалась на это двумя днями позже в социальных сетях Цун Жун:
это лирическое стихотворение?
(1)
перед лицом Маяковского, Достоевского...
ты можешь оставаться равнодушной? я не могу
перед статуей Пушкина с экрана телефона я декламировала его стихи —
теперь это «чудное мгновенье» моей памяти
Шэнь Хаобо рядом вторил
Сюаньюань Шикэ фотографировал, как я трогала табличку с именем Маяковского
только русские могут снежную землю наводнять такой поэтичностью
квадратная клумба — искусственно выплеснутые на землю семь цветов радуги
грохот метро разделяю на женский и мужской
по дороге туда голос отца: я ушел на работу!
на обратном пути мамин голос: я вернулась домой!
这是一首抒情诗吗？/从容
(1)
面对马雅科夫斯基、陀斯陀耶夫斯基……
你能泰然处之吗，我不能。
在普希金像前用手机朗读他的诗，
是我记忆中“最美妙的一瞬”
沈浩波在一旁“唱和”
轩辕轼轲拍下我扶摸马雅可夫斯基名字的一瞬
只有俄罗斯人会在雪地上布满诗意
方块花坛——人工喷出赤橙黃綠青藍紫
把地铁的轰鸣声分辨成:男声和女声
去程车是爸爸在说:上班了！
返程车是妈妈的呼唤声:回家了！
Всего волонтеров было около двадцати, и каждый мог бы рассказать свою историю, а ведь еще 13 китайских поэтов, русские поэты-участники, организационный комитет и каждый посетитель наших мероприятий!
Несомненно, что это было событие уникальное, главное — установлены контакты,
скоро спадет первоначальный шок узнавания абсолютно другого, и мы сможем увидеть плоды этого события в произведениях отдельных авторов, во взаимных поэтических переводах и, конечно, в планах на новые русско-китайские литературные взаимодействия!
