Текст: Галина Рымбу
Фото: pixnio.com
1. В литературной рубрике Ильи Данишевского на «Снобе» в июле появилась подборка стихотворений «Стихи для сестер», куда вошли тексты Марии Степановой, Евгении Лавут, Елены Фанайловой, Дарьи Серенко и авторки этой статьи. Публикация была сделана в преддверии большого поэтического вечера в поддержку сестер Хачатурян, который проходил 5 июля в московском клубе Avangarden 2.0 и был организован кураторской командой в лице Оксаны Васякиной, Дарьи Серенко, Антона Каретникова и Ильи Данишевского. На вечере собралось несколько сотен человек, что скорее редкость для поэтического мероприятия, чем регулярная тенденция. Он стал знаковым примером литературной и феминистской солидарности с жертвами насилия. В подборке «Стихи для сестер» представлены поэтические тексты, в которых четко артикулированы как проблемы женской телесности и субъектности (см. фрагмент из поэмы Марии Степановой «Тело возвращается»), так и проблемы насилия над женщинами и домашнего насилия. В «Пяти фрагментах о домашнем насилии» Дарьи Серенко мы видим пять историй, минимально обработанных поэтическими средствами, написанных «скупым языком фактов», возможно, поэтому — действенных:
- моя подруга рассказывала
- что в детстве
- зубы выпадали не только у нее самой
- но и у ее мамы
- пока мама плакала
- девочка подбирала выбитый зуб
- отмывала его от крови и прятала под подушку для зубной феи
- фея появлялась ночью
- когда отца не было
- подносила
- тонкий пальчик к губам
- и Настя молчала
2. На платформе Syg.ma — одно из самых известных стихотворений Райнера Марии Рильке «Реквием Вольфу графу фон Калькройту» (1908) в прекрасном переводе Алёши Прокопьева. Вольф фон Калькройт, памяти которого посвящено стихотворение, был поэтом и сыном немецкого художника-реалиста Леопольда фон Калькройта, он ушел из жизни очень рано — покончил с собой в 20 лет. Тема умирания, ранней смерти в «Реквиеме» Рильке пересекается с темой растворения, исчезновения автора в письме, становления самим письмом. В этом «Реквиеме» заключена важнейшая для XX века философия письма и рефлексия о его онтологических задачах и природе.
- Твой ангел до сих пор звучит, но он
- иначе акцентирует, мне слышно
- в его манере чистой ликованье,
- и ликованье — по тебе: твоё:
- что всякая покинула любовь,
- что ради зрения и ты отказ
- познал, а в смерти мощный рост увидел.
Смерть здесь - это «отказ», который осуществляется ради особого «зрения», дает «особый рост». Это стихотворение можно читать (из перспективы философии второй половины XX века) как стихотворение не столько на «смерть поэта», но и как стихи на «смерть автора». Трансформация-смерть поэта в форму осмысляется Рильке через метафору «литья». «Отличная отливка смерти» — это то, что каждый сам обязан «прожить». Смерть здесь мыслится не как завершение процесса-становления, но как преображение (тема преображения вообще одна из главных в творчестве Рильке). Также описываются три программные стадии - «три открытые формы» творческого пути: «дать место чувствам и простор», «способность обходиться без желаний», «отличная отливка смерти»:
- Они твои, художник, формы: три,
- открытые. Вот первое литьё:
- дать место чувствам и простор; вторая -
- способность обходиться без желаний,
- великого художника способность;
- а в третьей, что так рано ты разбил,
- когда из пекла сердца первый ток
- дрожащей лавы не успел ещё
- пойти, - отличная отливка смерти,
- той смерти собственной, что каждый сам,
- обязан, столь нуждаясь в ней, прожить,
- и здесь к ней ближе мы, чем где ещё.
Ранее это программное стихотворение переводилось Борисом Пастернаком (конец 20-х гг. XX века, канонический, но, на мой взгляд, устаревший перевод), Ольгой Седаковой (1981), Евгением Борисовым (1994). К публикации также прилагается оригинал текста, а у почитателей поэзии Рильке теперь есть возможность сравнить разные переводы и сделать выводы о том, какой из них наиболее современен и удачен.
3. Онлайн-журнал «Ф-письмо» на Syg.ma в июле представляет первую публикацию поэтессы, переводчицы и психоаналитика Алисы Ройдман. Это цикл, созданный совместно с художницей Катей Хасиной. Здесь, как пишет в предисловии Екатерина Захаркив, поэтика Ройдман «еще только начинает обретать свои координаты в пространстве современного письма» и «субъект, как писал Лакан, «рабствует дискурсу», не позволяющему даже смерть, хотя и грезящему о ней. Недаром ключевой образ этих стихов, вынесенный в название, — море, фонетически, безусловно, отсылающее к латинскому mori, а вместе с тем — к memento»:
- море содержит утопленников
- как х э у
- память стремится к минус бесконечности
- и есть такой акт для каждого чувства
- что восприятие не равно себе
- (как тогда, помнишь?) —
- все что следует об этом сказать
4. Здесь же, на Syg.ma журнал «Реч#порт» предлагает к летнему чтению подборку стихов Ивана Полторацкого, поэта 1988 г. р., живущего «в лесу под Новосибирском» и работающего в Институте филологии СО РАН. Полторацкий один из немногих молодых поэтов, который удачно работает с просодией и конвенциональными поэтическими языками прошлого, при этом в центре его текстов (по крайней мере в этой подборке) оказывается острая социальная и политическая рефлексия, сближается ироническое и «возвышенное», сентиментальные и довольно жесткие критические интонации. Если вы еще не знакомы со стихами Полторацкого, это можно считать горячей рекомендацией. Один из самых удачных здесь текстов (интонационно отсылающий как будто бы к песне Визбора или романсу) хочется процитировать целиком:
- Евгении Шадриной
- В этом воздухе ложка стоит,
- и стакан не заполнен водой,
- Неестественно выгнувшись, спит,
- кот, пресыщенный пресной едой.
- Пахнет спичками смешанный лес,
- на земле хорошо, как всегда.
- Говорит, что провинция здесь,
- мне с небес дорогая звезда.
- Там, в столице, и воздух другой,
- и в стакане не спирт, а вода,
- и Земли огонëк голубой
- там мерцает внизу иногда.
- Но, звезда, дорогая, постой,
- будь любезна комне, ревизор,
- посмотри на наш город пустой,
- на скрипучий наснеженный двор.
- как стараются стебли травы
- как летят из окна голоса
- как поëт на разрыв на разрыв
- в переулке партсъезда попса
- как прекрасна она и пьяна
- та звезда что склонилась к окну
- будто в час беспокойного сна
- Данте выдумал эту страну
5. Также в июле вышел шестой номер журнала «Артикуляция». Там опубликованы стихи Евгении Вежлян, Алексея Кияницы, Ирмы Гендернис, Анны Глазовой, Олега Копылова, Михаила Немцева, Ирины Шостаковской, Сергея Синоптика, Елены Зейферт, Геннадия Каневского и др. Здесь же можно встретить стихи нынешних лонг-листеров Премии Аркадия Драгомощенко — Елены Фофановой, Андрея Филатова и украинской русскоязычной поэтессы из Харькова Екатерины Деришевой. Отдельное открытие — стихи Устина Двинского, живущего в Латвии и публиковавшегося до этого только на сайте «Полутона»:
- Нам птицами не стать в трясине вещества,
- Земля и правда мать, не мачеха -
- платана руки к небу.
- Вот клетка-человек с сердечником-ядром,
- в нём тот же алый цвет, что в жерле
- сияет. Лава, шторм,
- волна расплавленная вынесет нас в дом.
Но самая большая находка номера — это сборник одного из самых важных французских поэтов XX века Анри дю Буше «ВОЗДУХ» (1951), переведенный Иваном Курбаковым и отредактированный Ириной Карпинской. В предисловии к публикации переводчик пишет: «Воздух» - дебютная книга Дю Буше, наполненная белым светом бумаги и следами своего трудного рождения будто бы в недрах зимы. Она исходит из первопространства окружающего мира, схлопывающего или раскрывающего видение как таковое. Алексей Парщиков в предисловии к своему сборнику рассказов и эссе «Рай медленного огня» дает такое определение видению: «Видение это действие, оно возникает на разных стадиях попыток его зафиксировать, применить, переслать другому, осознать или забыть». В книге Дю Буше как раз происходит литания таких попыток, мгновенных, почти фотографических вспышек языка по белизне безмолвного ландшафта и интерьера. Попеременно сливаясь с ним в этих вспышках, поэт наталкивается на материальный мир в равной степени как на неодолимое препятствие и как на необходимое условие. Дю Буше создает за счет этого среду, где образы появляются одновременно со словами. Эта манера вместо того, чтобы содействовать «автоматизму» письма, когда слова в спешке заплетают из образов бурю и стремятся потерять себя в них, просеивает в белизне ритмического молчания-дыхания каждую фразу, связку слов или одно слово так, что образ возникает тихо, подобно снежному кристаллу, спокойно пересекающему воздух и следующему в целое за землей, cохраняя красоту своих границ и только ему свойственную форму. Это также напоминает речь человека, вернувшегося в дом после долгого пребывания на космическом холоде. Ему нужно время, чтобы среди дыхания появлялись слова, переставшие быть взглядом, но сохранившие внутри себя образы, добытые видением изнутри, поверх, над, на уровне и в самой динамике меняющихся положений, откуда это видение становится возможным»:
- Поток
- Я зажат чёрным изгибом
- всё стирается
- дерево
- всё, в чём есть нечто звериное
- огонь медленно охватывает холодные пространства
- сиденья в порту на недвижных волнах
- лампу в наморднике
- комната что рухнула вместе с тобою
- молча
- по истечении времени снова заговорила
- зимой.
- Дом сделан из спресованного воздуха. Впавший в сон или зашедшийся в крике. Уголья или лужа. Шлем дерева. Звёзды и холод держатся друг за друга железными крючьями.
