Текст и фото: Татьяна Шипилова
На этой неделе Москву посетил Крис Мэррилл, американский поэт, писатель, военный журналист, ученик Иосифа Бродского. Он является руководителем сильнейшей в Америке писательской программы в университете Айовы, которая по своей структуре приближена к традициям Литературного института им. Горького, является самой первой в США - она чуть моложе Литинститута и имеет уже десятки аналогов по всему миру.
Крис Мэррилл посетил несколько мероприятий, но именно в библиотеке им. Ф. М. Достоевского состоялась встреча со студентами-литераторами, филологами, кинематографистами, лингвистами и журналистами. Организатор встречи, Ксения Голубович, перед тем, как представить аудитории гостя, выразила надежду, что такие встречи будут периодически повторяться:
«Очень важно смешать разные аудитории, потому что существуют разные теории по поводу писательского мастерства».
Творческое письмо в Америке живет при университетах, где есть специальные программы, в США их уже 350. Студентов обучают началам и основам письма. В писательскую программу университета Айовы попасть сложнее, чем в Гарвардскую юридическую школу, поэтому приходят туда уже умеющие люди.
Программа рассчитана на два года. За это время два раза в неделю проводятся обязательные занятия по три часа. Остальное время можно заниматься на территории университета самообразованием: проходить дополнительные курсы, посещать библиотеку, собираться в кружки, оттачивать мастерство. Айова в Америке - это центр искусств.
На обязательных семинарах студентам даются различные упражнения по писательскому мастерству. Например: «Опишите амбар с точки зрения девушки, которой только что сделали предложение, и с точки зрения мужчины, у которого только что сын совершил самоубийство».
«У нас вузы только начинают двигаться в этом направлении, - сказала Ксения. - Например, в РГГУ сделали подобную программу. Нужно понимать, что в Америке даже сценарии к сериалам пишут не сценаристы, а именно писатели, прошедшие подобную программу. Ведь сейчас сериал - некая форма современного романа, где есть возможность раскрыть себя как драматурга. А поскольку сериалы в Америке идут по многу лет, то это становится постоянной тренировкой, частью жизни, творческим стимулом. Это важно, когда нужно сохранять писательскую форму после окончания университета».
Если вернуться к персоне Криса Мэррилла, то в свое время он приезжал в Россию вместе с Бараком Обамой, представляя все министерство культуры Америки, которого там в принципе нет. Он много путешествует. Именно он сделал Багдад после войны одной из литературных столиц мира, потому что это родина арабских сказок, восточного волшебства, где сейчас проходит множество мероприятий, посвященных культуре и литературе.
В России Крис уже посещал книжную ярмарку в Красноярске, где тоже читал лекции по писательскому мастерству, а в Ясной поляне и вовсе работал с молодыми писателями на протяжении нескольких дней. Он побывал еще на даче Пастернака, в музеях Булгакова и Марины Цветаевой: «И я в восторге от того, с каким почтениям работники относятся к наследию великих классиков».
Крис вспомнил забавную сцену на футбольном поле, связанную с писателями из постсоветского пространства: «По своей программе я работаю обычно с 30—35 писателями со всего мира. Они пишут, переводят, общаются на разные темы, но прежде всего на литературные темы, обмениваются опытом, взглядами. И у нас был один писатель из Грузии, который каждое утро будил всех стуком мяча в дверь своих коллег, чтобы они уже просыпались и не теряли время, а начинали писать. А в свободное время мы играли футбол. И вот однажды я устал играть, но мяч вдруг с углового полетел в меня, и на моем колене с мячом встретились сразу и русский, и грузин. Колено распухло, а врач, осмотрев меня, сказал, что я счастливчик: если бы две светлые литературные головы столкнулись чуть ниже, я бы вряд ли смог ходить. И я с удивлением воскликнул: «Вы хотите сказать, что русский и грузин помогли американцу не остаться калекой?!» Вот такая вот магия международной писательской программы».
Первая международная писательская программа была создана в 1967 году, ее выпускниками являются более 1500 писателей из 150 стран. Именно из нее вышло наибольшее количество самых интересных американских писателей за 50—60 лет. Окончив обучение, они разбредались по всему свету и основывали уже свои программы, так что это растущая индустрия, которая сейчас насчитывает более 150 программ в мире.
Причем программа эта, выросшая изначально из программы Римского университета, отставляет в сторону распри, потому что вместе могут учиться писатели из Палестины и Израиля. За 50 лет прозвучало множество кросскультурных разговоров, а объединяет всех до сих пор один вопрос: как хорошо писать?
«И, как мне кажется, - заметил Крис Мэррилл, - единственное место на Земле, где так же интересуются литературой, - это Россия. В 1998 году Горький и Чуковский даже организовали в Калининграде писательскую программу для матросов. Об этом мне рассказывал Игорь Волгин. И еще о сотне других неформальных писательских школах».
Именно это было тем зерном, благодаря которому Татьяна Венедиктова собрала писателей для Ясной Поляны: «Мы читали лекции, руководили семинарами. Около 25 писателей из разных городов России - Москва, Санкт-Петербург, Челябинск, Уфа - и все они в большинстве своем из университетской среды».
Это было возможностью увидеть, как развивается обучение в России в контрасте с США, а мостом служит Иосиф Бродский.
«Он был моим учителем и вполне справедливо считал, что все американцы, которые учились у него в Нью-Йорке, - полные идиоты. Ему было тогда всего 40 лет, а мне казалось, что я разговариваю с Моисеем».
Бродский своим ученикам пытался вложить две самые главные вещи, которые должны помочь стать хорошими писателями. Первая: много читать, жестко относиться к технике письма. Вторая же: упражнения, которые нужны для технического мастерства и для импульса, чтобы создавались новые произведения, чтобы ручка двигалась и продолжала записывать мысли.
«Каждую неделю мы учили наизусть по 100 строчек из Уистена Одэна или Томаса Харди. Три часа в классе он говорил и заставлял нас делать упражнения, а потом, что бы мы ни говорили и ни писали, методично объяснял, почему это чушь. Мне однажды сказал, что написанный текст больше похож на рекламный. Я тогда еще задумался: а не пойти ли мне в рекламный бизнес, все больше денег будет, но, к счастью, остался в менее экономически выгодной, но писательской сфере, о чем не жалею».
По словам Криса, Бродский пытался научить студентов поэтическим взором определять, как думал поэт, выбирая то или иное слово, рифму, фразу. «Я не знаю, как это происходит здесь, но мы смотрим, как писатель сделал то, чем сейчас мы восхищаемся. В конце своей нобелевской речи Бродский говорил о том, куда может завести случайная рифма, что ведет она туда, о чем ты даже не предполагал, - и это лучший наркотик».
В 1947 году вышла книга Брюстера Гизелина «Творческий процесс». Это собрание работ математиков, писателей, музыкантов - и все они рассматривают свой творческий процесс. Там даже есть письмо, приписываемое Моцарту, в котором он пишет своему отцу о том, что музыка из него льется. Он говорит, что знает все ноты, все мелодии, все пассажи старших композиторов, он продумал все их повороты, все их музыкальные решения, чтобы сделать уже свою музыку. И это и есть подготовка перед тем, чтобы создать нечто оригинальное.
«Именно поэтому и мы вводим подобные важные элементы в программу, чтобы писатели потом были готовы к творческому пути».
В писательской программе есть два требования: ворк-шопы в течение трех часов по поэзии или прозе и один семинар, посвященный какой-либо литературной теме. Можно год читать «Божественную комедию» Данте или изучать литературный элемент Нового Завета. Эти два пункта обязательны для посещения, в остальном - полная свобода.
На семинарах многие находили свою границу, за которую они переступать не могут: «Например, была у нас одна юная писательница Флэнори О’Коннер, которая не знала, что будут делать мужчина и женщина, оказавшись на одном диване. Она попросила преподавателя объяснить ей это с глазу на глаз. И больше никогда такая фраза не появлялась ни в одном ее произведении, потому что она была настолько скромна, что не могла переступить этот порог и описать, что же будут делать мужчина и женщина, оказавшись на одном диване».
По окончании пишется диплом: стихи, поэма, роман или сборник рассказов.
«А дальше писатели сами должны понять, как будут выживать. Ну, или будут работать со мной и искать писателей по всему миру».
Во время трехчасового ворк-шопа 12 человек читают одно и то же произведение своего коллеги, будь это стихи, роман или рассказ, пишут комментарии, задают вопросы, вносят предложения, как можно улучшить текст, что является и взаимным обучением. Их задача: вовлечься в процесс, зайти глубоко критично, но и смиренно, оставляя этому произведению право на существование. Это помогает автору понять его сильные стороны, дает возможность увидеть, какие места плоские, клишированные, плохие: «Потому что зачастую именно в этих плохо написанных местах может оказаться еще более оригинальный материал».
Далее Крис Мэррилл решил на практике показать, как выглядят некоторые упражнения.
Например: из любого текста из разных мест взять пять слов и написать такой прозаический текст или стихотворение, где бы все эти слова упоминались.
Названы были следующие слова: мрамор, плыть, множественное, окно и сирень.
Одно из прочитанных стихотворений было особенно показательным.
Автор Ксения Катичева:
Мрамора сирень белее,
Осыпаясь вслед за градом,
Оседает на асфальте
Мотыльковыми крылами.
Проплывет гроза по небу
Солнце выйдет - отразится
В стеклах окон на бульваре,
Развернется, разлетится,
Тронет языком горячим
Льда жемчужного крупицы.
Преумноженная стая,
Пробудится, прослезится,
Потечет, звеня потоком,
Просочится между бликов,
По асфальту на бульваре,
Увлекая за собою
Мокрые немые крылья
С тонким запахом сирени,
Той, что мрамора белее.
Крис в особенности отметил образ сирени, которая похожа на мотыльков: «Вот с этим образом можно работать и работать. Берете слова, начинаете их двигать, играть ими - и отсюда получается сирень, оседающая на асфальте мотыльковыми крылами. Это очень красиво».
«Иногда бывает такое, - говорит Крис, - что слушаешь стихотворение, а потом раз - какая-то строчка, и ты понимаешь, что вот именно здесь должно быть начало. Бродский однажды нам дал задание написать 80 героических куплетов пентаметром четверостишиями с рифмой, потому что он считал, что американцы - заложники свободного стиля, они ведь не пишут рифмой и силлабо-тоникой. Он хотел натренировать наш слух. А потом он всех раскритиковал, но больше всего досталось мне: «Крис, а ты совсем облажался». Причем с технической стороны все было верно, слышал я все правильно. Проблема была в том, что куплеты мои начались только с 74 куплета. И это было большим уроком. Ты смотришь и видишь, откуда можно начать. И это вы должны видеть в своей работе».
Второе упражнение было такое: вспомнить слово, которое когда-то в детстве услышал первый раз, и оно показалось странным, поразило. И нужно это описать так, чтобы и слушатель почувствовал эту странность, непонятность.
Девушка-кинематографист рассказала о слове «старомодно»: услышала она это слово в мультфильме «Русалочка», оно ей понравилось и показалось комплиментом, поэтому, когда мама дома вешала новые шторы и спросила: «Ну как?» - дочь ответила: «Немного старомодно».
«Заметьте, - отметил Крис, - что кинематографист первое, что вспоминает, это фильм, в котором услышал странное слово».
А студент Литинститута рассказал такую историю:
«В детстве мне казалось очень странным слово «СССР». А словосочетание «СССР развалился» звучало еще непонятней, но об этом все говорили. И вот как-то раз мы сидим с отцом в машине, неловко молчим, потому что видимся редко. Он у меня спрашивает: «Ну что, какие новости?», и я отвечаю: «Да вот, СССР развалился…»
В конце Крис Мэррилл выразил надежду, что это не последняя встреча в Москве, и сказал: «Когда мы пишем, это всегда вид перевода - из памяти на бумагу. И сегодня было большое упражнение по переводу. И я благодарен, что стал его частью».
