Текст: Герман Пирогов
Текст предоставлен в рамках информационного партнерства «Российской газеты» с изданием «Марийская правда» (Республика Марий Эл)
Борис Рыжий (1974–2001) – уральский поэт рабочих окраин, родившийся в режимном городке Челябинск-40, с шести лет росший и творивший в Свердловске (Екатеринбурге). 7 мая исполняется двадцать лет со дня его ухода из жизни. Умер он в 26 лет – как Лермонтов, как классик марийской литературы Олык Ипай.
При его жизни я о нём даже не слыхал. Помогло одно обстоятельство: на стихи Рыжего цикл песен написал любимый мною бард Сергей Никитин. Невозможно было не услышать их.
Поразмышляв, сколько страниц печатной версии «Марийской правды» потребовалось бы для более-менее полного раскрытия темы, пришёл к выводу: наверное, четыре. Потому пишу очень фрагментарно и лишь об отдельных особенностях Рыжего как поэта и человека.
Детство в свердловских подворотнях в компании дворовой шпаны, учёба в горном институте, горной академии, аспирантуре (сказалось влияние отца, доктора геолого-минералогических наук), работа в геологических партиях, отсутствие филологического образования… Из чего мог состояться поэт – да ещё с именем – в среде жителей промышленных зон, где в 90-е молодёжные группировки насмерть дрались за место под солнцем? Шрамы на лице и теле Бориса, полученные в этих жестоких драках, свидетельствовали о бурной и буйной жизни поэта.
Впервые опубликовался в 14 лет, в том же году стал чемпионом города по боксу. Редкое сочетание, согласитесь. Исследователю его творчества нетрудно прочувствовать в стихах душевный разлад с окружающим миром, но исходит он не от слабого человека – в своей потерянности лирический герой продолжает упорствовать и в состоянии осознаваемой безнадёги…
- * * *
- Урал – мне страшно, жутко на Урале.
- На проводах – унылые вороны,
- как ноты, не по ним ли там играли
- марш – во дворе напротив – похоронный?
- Так тихо шли, и маялись, и жили.
- О, горе – и помочь не можешь горю.
- Февраль, на небе звёзды, как чужие,
- придёт весна – и я уеду к морю.
- Пусть волосы мои растреплет ветер
- той верною – единственной – рукою.
- Пивные волны, кареглазый вечер.
- Не уходи – родной – побудь со мною,
- не отпускай – дружок, держи за плечи –
- в глухой Урал к безумству и злословью.
- …О, боже, ты не дал мне жизни вечной,
- дай сердце – описать её с любовью.
- * * *
- В те баснословные года
- нам пиво воздух заменяло,
- оно как воздух исчезало,
- но появлялось иногда.
- За магазином ввечеру
- стояли, тихо говорили.
- Как хорошо мы плохо жили,
- прикуривали на ветру.
- И, не лишённая прикрас,
- хотя и сотканная грубо,
- жизнь отгораживалась тупо
- рядами ящиков от нас.
- И только небо, может быть,
- глядело пристально и нежно
- на относившихся небрежно
- к прекрасному глаголу жить.
- * * *
- Я жил как все – во сне, в кошмаре –
- и лучшей доли не желал.
- В дублёнке серой на базаре
- ботинками не торговал,
- но не божественные лики,
- а лица урок, продавщиц
- давали повод для музыки
- моей, для шелеста страниц.
- Ни славы, милые, ни денег
- я не хотел из ваших рук...
- Любой собаке – современник,
- последней падле – брат и друг.
- * * *
- Я в детстве думал: вырасту большим –
- и страх и боль развеются, как дым.
- И я увижу важные причины,
- когда он станет тоньше паутины.
- Я в детстве думал: вырастет со мной
- и поумнеет мир мой дорогой.
- И ангелы, рассевшись полукругом,
- поговорят со мною и друг с другом.
- Сто лет прошло. И я смотрю в окно.
- Там нищий пьёт осеннее вино,
- что отливает безобразным блеском.
- ...А говорить мне не о чем и не с кем.
Не надо думать, что всё обстояло только так. Немало было и другого. Борис был на редкость образован и начитан. Судя по его текстам (не только поэтическим) и высказываниям, он обладал счастливым талантом безошибочно оценивать настоящую поэзию и потому – любить лучшие стихотворения совершенно разных поэтов. От Пушкина и Лермонтова до Блока и Маяковского, от знаменитой четвёрки авторов из Серебряного века (Мандельштам, Цветаева, Пастернак, Ахматова) до стихотворцев первого ряда из советского времени, включая Бродского… Учась в аспирантуре, он вёл рубрику в литературном журнале, выступал активным критиком, входил в группу екатеринбургских поэтов-единомышленников, по замыслу которых в 2001 году должен был состояться городской тематический конкурс стихотворцев. Что характерно: тема – о вечном и вечности, спонсор – похоронная организация.
Да, поэт Борис Рыжий – на редкость проникновенный летописец, демиург промышленного и культурного центра России в самые депрессивные годы новейшей истории. Ему удалось невозможное: описать духовное обрушение города, его жителей неожиданным языком самобытной лирики, очень образным и очень понятным. Многие литературоведы увидели в этом возрождение традиций русской классической поэзии, которые «забыты современными авторами, чрезмерно увлёкшимися Бродским».
- * * *
- Ты скажешь, что это поднялся туман.
- Отвечу: не верю в обман.
- То город – унылый и каменный – сам
- Поднялся к чужим небесам.
- Мы в небе с тобою. Мы в небе, дружок.
- На вдох говорю тебе: Бог.
- Ты смотришь куда-то, ты ищешь черты.
- Но мы перед Богом чисты.
- Ты смотришь, ты ангелов ищешь крыла.
- Но, друг мой, округа бела.
- Ресницами чувствуй – белее белил –
- Касание трепетных крыл.
- Мы жили с тобою на страшной земле –
- Стояли на чёрной золе.
- Мы плакали, и пробивался цветок.
- Но мы умирали, дружок.
- За то, что я руки твои удержал,
- За то, что любил и страдал.
- Здесь небо и небо – ни страхов, ни ран.
- А ты прерываешь: туман.
- Но, друг мой, я чувствую боль на щеке.
- И кровь остаётся в руке.
- То ангел печали, как острым стеклом,
- Ко мне прикоснулся крылом.
- * * *
- Ни денег, ни вина...
- Г. Адамович.
- – Пойдёмте, друг, вдоль улицы пустой,
- где фонари висят, как мандарины,
- и снег лежит, январский снег простой,
- и навсегда закрыты магазины.
- Рекламный блеск, витрины, трубы, рвы.
- – Так грустно, друг, так жутко, так буквально.
- – А вы? Чего от жизни ждёте вы?
- – Печаль, мой друг, прекрасное – печально.
- Всё так, и мы идём вдоль чёрных стен.
- – Скажите мне, что будет завтра с нами?
- И безобразный вечный манекен
- глядит нам вслед красивыми глазами.
- – Что знает он? Что этот мир жесток?
- Что страшен? Что мертвы в витринах розы?
- – Что счастье есть, но вам его, мой Бог, –
- холодные – увы – затмили слёзы.
- * * *
- Ночь, скамеечка и вино,
- дребезжащий фонарь-кретин.
- Расставаться хотели, но
- так и шли вдоль сырых витрин.
- И сентябрьских ценитель драм,
- соглядатай чужих измен
- сквозь стекло улыбался нам
- нежно – английский манекен.
- Вот и всё, это добрый знак
- или злой – всё одно, дружок.
- Кто ещё улыбнётся так
- двум преступно влюблённым – Бог
- или дьявол? – осенним двум,
- под дождём, в городке пустом.
- Ты запомни его костюм –
- я хочу умереть в таком.
Подмечая ещё одно – возможно, определяющее – природное свойство человека Бориса Рыжего, воспользуюсь случаем, чтобы написать то, о чём часто говорю на моих музыкально-поэтических встречах и вечерах.
Не только печальные обстоятельства жизни прочитываются в творчестве уральского парня. Событием в русской литературе его стихи делает нечто более важное. Тонко отзываться на чужую боль – это то, что во все времена было безусловным предназначением настоящей поэзии. Сочувствие и неизменная приязнь к сломленным жизненными обстоятельствами – основная пронзительная тема поэзии Бориса Рыжего. Выступать публичным защитником сирых и угнетённых, принимать на себя их страдания – такая нагрузка не способствует долгой жизни.
- * * *
- Благодарю за всё. За тишину.
- За свет звезды, что спорит с темнотою.
- Благодарю за сына, за жену.
- За музыку блатную за стеною.
- За то благодарю, что скверный гость,
- я всё-таки довольно сносно встречен –
- и для плаща в прихожей вбили гвоздь,
- и целый мир взвалили мне на плечи.
- Благодарю за детские стихи.
- Не за вниманье вовсе, за терпенье.
- За осень. За ненастье. За грехи.
- За неземное это сожаленье.
- За бога и за ангелов его.
- За то, что сердце верит, разум знает.
- Благодарю за то, что ничего
- подобного на свете не бывает.
- За всё, за всё. За то, что не могу,
- чужое горе помня, жить красиво.
- Я перед жизнью в тягостном долгу,
- и только смерть щедра и молчалива.
- За всё, за всё. За мутную зарю.
- За хлеб. За соль. Тепло родного крова.
- За то, что я вас всех благодарю,
- за то, что вы не слышите ни слова.
- В ПУСТОМ ТРАМВАЕ
- Ночью поздней, в трамвае пустом –
- Новогодний игрушечный сор.
- У красавицы с траурным ртом
- Как-то ангельски холоден взор.
- Пьяный друг мне шепнёт: «Человек
- Её бросил? Ну что ж? Ничего –
- Через миг, через час, через век
- И она позабудет его».
- Я, проснувшись, скажу: «Может быть
- Муж на кофточку денег не дал...»
- А потом не смогу позабыть,
- Вспомнив нежную деву-печаль.
- Как, под эти морщинки у губ
- Подставляя несчастье своё,
- Я – наружно и ветрен и груб –
- И люблю, и жалею её.
По мнению исследователей его творчества (тут я цитирую), «причиной самоубийства поэта Бориса Рыжего стало безапелляционное приятие им инфернальных фантазий уральской тусовки. Поэт, питаемый энергетикой Екатеринбурга, к сожалению, неоднократно и излишне романтизировал тему ухода из мира. А как говорят театралы, ружьё, висящее в декорациях на сцене, обязательно выстрелит». (Здесь автор ссылается на текст Александра Князева.- Прим. ГЛ)
Оригинальный материал: «Марийская правда»
