Текст: Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Как ни странно, первым литератором, написавшим о русской Смуте (не считая летописцев), был испанский театральный мэтр Лопе де Вега. Его перу принадлежит пьеса «Великий князь Московский, или Преследуемый император», в которой вовсю действуют Дмитрий Самозванец (правда, испанец считал его законным царем) и Марина (Маргарита) Мнишек. Драматург никогда не бывал в России и узнал о московской драме, по-видимому, из польских источников. Плодовитый испанец написал свою драму в разгар событий – в 1605 году. Кстати, Дмитрий у него – не сын, а внук Ивана Грозного. Кульминация противостояния – поединок Дмитрия Фёдоровича (он у испанца – сын царя Фёдора Ивановича) с родным дядей – Борисом Годуновым. Самозванец закалывает Бориса и становится царем. Неудивительно, что такая вольная трактовка русской истории в нашей стране интереса не вызвала. Пьесу полностью опубликовали на русском только в конце ХХ века. Она интересна как казус, как свидетельство интереса к Москве, который испытывали даже в далекой Испании. Уже тогда, в начале XVII века. В России светской литературы и театра в то время не существовало.
Как только русская литература обратилась к образам отечественной истории, на страницах журналов и книг, а также на сцене появились образы Смутного времени. Авантюристы, злодеи, самоотверженные герои. Эпоха крайностей привлекала колоритными личностями. Это началось давным-давно. Еще первый русский профессиональный литератор – Александр Сумароков – самую известную свою трагедию посвятил Димитрию Самозванцу. Это – начало Смуты. Сумароков был не только поэтом и драматургом, освоившим дюжину почти несовместимых жанров, но и историком, который особенно увлекался прошлым Москвы. А Белокаменная – одна из главных героинь Смутного времени. С этим, скорее всего, связано и сумароковское внимание к этому трагическому времени. Каноны классицизма требовали четкого разделения на образцовых героев и разрушителей. На тех, кто готов всем пожертвовать ради высокой идеи – и на индивидуалистов, сметающих всё со своего пути ради пустого честолюбия. Таким исчадием ада стал в пьесе Сумарокова Димитрий Самозванец. Не только честолюбец, но и тиран, одержимый идеей уничтожения Москвы, русского государства и православного народа. Люди для него – только «прах под ногами» и «ползающа тварь и черви». Какое уж тут просвещение! Сгущать краски поэт не стеснялся. Кредо Самозванца таково:
- Блаженство завсегда народу вредно:
- Богат быть должен царь, а государство бедно.
- Ликуй, монарх, и все под ним подданство, стонь!
- Всегда способнее к труду нежирный конь,
- Смиряемый бичом и частою ездою
- И управляемый крепчайшею уздою.
Его страсть к убийствам и ненависть к России трудно объяснима. Но громогласные монологи, которые сочинил Сумароков, обеспечивали актерам овации. Кстати, положительные герои – боярин Шуйский и другие – удались поэту в меньшей степени. И для актеров они не представляли такого интереса. Пресноваты. Так бывает с образцовыми персонажами.
Народ восстает против Димитрия и свергает его. Сумароков дерзновенно подчеркивает, что в истории есть эпизоды, когда без права на восстание с бедой не справиться.
Всё это не слишком похоже на историю Димитрия, но Сумарокову необходима была притча о разорении и спасении государства. О том, что гибель первого Самозванца не остановила Смуту, он в этой трагедии не задумывается. Это остается за кадром.
Сумароков – по натуре человек разбросанный, богемный – был сознательным сторонником сильного государства, которое способно дать своим подданным не только защиту, но и просвещение, а просвещенным людям – обеспечить права и личное достоинство. И нужно служить этому государству – сообразно собственным талантам.
Это «Борис Годунов», русская историческая хроника, созданная в большей степени для чтения, чем для сцены. Пушкин посвятил своего Годунова светлой памяти Николая Карамзина – и действительно, во многом он следовал канве карамзинской «Истории государства Российского», добавив к ней глубину психологической проблематики. Многое остается без ответов – и в этом мудрость пушкинских исторических сцен. Как и в добродушной иронии, которой проникнуты многие эпизоды «Бориса». А великую ремарку «народ безмолвствует» можно считать ключом к началу русской Смуты. Лучше всех поняли эту трагедию Модест Мусоргский и Фёдор Шаляпин. Первый написал оперу, а второй – годы спустя – сумел воплотить образ Бориса с нечеловеческой силой.
Одновременно с Пушкиным к теме Смуты обратился и Фаддей Булгарин, написавший роман о Самозванце. «Роман мой можно уподобить окну, в которое современник смотрит на Россию и Польшу при начале XVII века. Многие исторические лица видны чрез сие окно, но описаны они столько, сколько глаз историка мог их видеть, и по мере участия их в происшествии», - писал автор не без гордости. Булгарина обвиняли в присвоении пушкинских идей, но слишком разные у них получились произведения. Булгарина сегодня читать сложновато. Судьба Самозванца располагает к написанию увлекательного романа: приключений на долю этого полулегендарного персонажа выпало немало. В то же время он (как и Пушкин) пытался дотошно следовать историческим источникам – в том числе в описаниях костюмов и обычаев начала XVII века. Булгаринский исторический роман стал популярным чтением.
Самый неиздаваемый в XXI веке русский поэт пушкинского времени – это, несомненно, Нестор Васильевич Кукольник. Его (право, не слишком справедливо!) превратили в анекдотический персонаж, хотя романсы Глинки на стихи Кукольника до сих пор исполняются с благоговением.
Громкую славу и покровительство императора Николая I ему принесли две драмы о Смутном времени.
Защищая православие, народ учредил истинное самодержавие – поставил на трон Михаила Романова. Кукольник следовал этой концепции, создавая театральные действа в высокопарном стиле.
Его драма «Рука Всевышнего Отечество спасла», посвященная преодолению Смуты, стала апофеозом романовской монархии на сцене. В финале князь Пожарский провозглашал:
- О ты, Святая Матерь, Русь родная!
- Красуйся под державой Михаила!
- Чтоб дня сего не истребилась память,
- Чтоб Русский род об милости Господней
- Не забывал - я к вам взываю, братья,
- Святой Руси бесчисленные дети!
- Из века в век, пока потухнет солнце,
- Пока людей не истребится память,
- Святите день избранья Михаила,
- День двадцать первый Февраля!
Далее все вторят князю одни возгласом: «Ура!» И – занавес.
Чуть позже Кукольник продолжил тему, обратившись к более ранним страницам Смуты – в драме «Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский». Молодой герой, выдающийся полководец, Скопин-Шуйский в то время воспринимался как шанс Москвы избежать смуту. В этой пьесе Кукольник далеко ушел от исторического правдоподобия. Его заинтересовал злодейский образ Екатерины Шуйской – жены царского брата и отравительницы молодого победителя, Скопина-Шуйского. Княгиня надеялась, что царский престол со временем займет ее муж – и видела в победительном Михаиле конкурента.
Прокопий Ляпунов, изначально предстающий мятежником, в последнем акте выступает в роли благородного мстителя – и заставляет Екатерину Шуйскую выпить яд, приговаривая:
- Пей под ножом Прокопа Ляпунова!
- Пей под Анафемой Святаго Царства!
С этими возгласами связано немало театральных анекдотов, но дело не в них. В финале все рыдают и каются, а Кукольник несколько запутался в театральных эффектах и переборщил с убийствами и патетикой.
Хотелось бы рассказать еще об одной полузабытой пьесе, посвященной популярнейшему в XIX веке герою Смутного времени Прокопию Ляпунову. Написал ее знаменитый историк и археолог Гедеонов. Мы, главным образом, знаем об этом опусе по критической статье Ивана Тургенева, которая дорого стоила писателю. Но и Гедеонов с его оригинальными концепциями русской истории забвения не заслуживает. В судьбе Ляпунова проглядывали черты истинно романтического героя. Он – возможно, самый характерный деятель смутной эпохи. Сколько раз Ляпунов метался! Одним из первых он присягнул Лжедмитрию I, потом – сражался с войсками царя Василия Шуйского, потом – присягнул Шуйскому и сражался против войск Ивана Болотникова. Его отношение к власти поляков тоже менялось: сначала Ляпунов считал королевича Владислава подходящим кандидатом на московский престол, потом выступил против иноверцев.
создал своего рода правительство в изгнании, попытался вместе с донскими казаками занять Москву. Его победили обманом. Поляки сварганили поддельную грамоту от имени Ляпунова, в которой он приказывал уничтожить казаков и истреблять их вольницы. В результате казаки «на кругу» зарубили Ляпунова и его сторонника – сотника Ивана Ржевского. Конечно, такая судьба интересовала писателей! Драму «Прокофий Ляпунов» можно найти в наследии Вильгельма Кюхельбекера. Во многих театрах шла и пьеса анонимного автора, посвященная погибшему герою. Но Гедеонов превзошел их. Возможно, потому, что был секретарем президента академии наук и министра народного просвещения Сергея Уварова – и всячески подчеркивал непоборимую силу его идеологии – той самой триады. «Смерть Ляпунова» шла в Александринке с большим успехом. Как и многие, он видел в Ляпунове несостоявшегося вождя русской земли. Позже Гедеонов называл эту свою пьесу «грехом молодости».
Напомню, что о Ляпунове весьма тепло писал в своей «Истории Государства Российского» и Николай Карамзин. Его считали истинным героем, который обаятелен и потому, что подчас ошибался, а в финале жизни стал жертвой коварства.
Из стихов о Ляпунове наибольший интерес представляет народная историческая песня, в которой также говорится о гибели героя:
- Как узнал-то Гжмунд от своих изменников бояр,
- Что разослал-то Ляпунов гонцов в города,
- Гонцов в города, просить воевод с войском сюда,
- Рассердился, распалился нечестивый Гужмунд;
- Распали́вшись, веле́л воево́душку уби́ть,
- Того ли воеводу Прокофья Ляпунова.
- И убили злы изменники воеводушку.
- Как и двинулись думны воеводы со больших городов:
- Все большие города — Казань, Нижний — пришли с войском сюда,
- Как и начали русаки погану Литву колоть-рубить…
История, предшествующая воцарению первого Романова, для России VII–XIX веков была сакральной. Недаром на Красной площади – после войны 1812 года – установили памятник именно героям преодоления Смуты. В наше время с этой победой связан праздник – День народного единства.
Но легенда правдоподобная – и из народного представления об истории и ее смысле этот сюжет не вычеркнуть. В том числе и благодаря писателям минувших лет, которых картины подвигов и авантюр занимали чрезвычайно.
