Текст: Андрей Мягков
Эрик Ларсон — американский журналист, специализирующийся на бодром историческом научпопе; настолько бодром, что одна из его книг получила премию Эдгара По (премия в области детективной, на минуточку, литературы) в номинации Best Fact Crime. И хотя книга "В саду чудовищ" уже выходила на русском в 2014 году в издательстве "Карьера пресс", всем, кто тогда пропустил, обязательно стоит наверстать: в марте она выходит в издательстве "Альпина Паблишер" в новом переводе Алексея Капанадзе.
"В саду чудовищ" отправляет нас в Берлин 30‑х годов XX века: вот Гитлер занимает пост канцлера, а вот уже превращает страну в «сад чудовищ» — диктатуру, активно готовящуюся к войне. США все это время придерживается позиции невмешательства и предпочитает не замечать признаки будущего террора. Главные герои книги — посол США в Берлине Уильям Додд и его 24-летняя дочь Марта, которая поначалу восхищалась гитлеровским режимом.
Сюжет построен на официальных документах, мемуарах и письмах — Ларсон определенно перелопатил не один архив. Автор не раз подчеркивал, что все диалоги в его книгах основаны на исторических источниках и полностью достоверны, но верится в это с трудом. Не потому, что это не так — внушительная библиография не даст соврать — а потому, что книга самим своим строем слишком похожа на прозу. В описательной части Ларсон позволяет себе немало художеств, а повествование строится по всем канонам сюжетостроения — увлекает в итоге не на шутку.
А вот фактура ужасает: вслед за послом и его семьей мы проходим путь от неприятия реальности к осознанию зла, в котором утонула предвоенная гитлеровская Германия. Ужас, хочется верить, очищающий. Ведь из всех уроков истории каждому человеку на планете в первую очередь следует усвоить именно этот.
В саду чудовищ: Любовь и террор в гитлеровском Берлине / Эрик Ларсон. Пер. с англ. Алексея Капанадзе — М.: Альпина Паблишер, 2022. — 620 с.
ГЛАВА 49
Убитые
В субботу, в три часа дня, работавшие в Берлине иностранные корреспонденты собрались в здании рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе, где должна была состояться пресс-конференция Германа Геринга. Одним из очевидцев происходящего был все тот же Ганс Гизевиус: казалось, в тот день он поспевал повсюду.
Геринг прибыл с опозданием, облаченный в форму, огромный, самодовольный. В душном помещении царила «невыносимая напряженность», как писал Гизевиус. Расположившись на трибуне, Геринг с подчеркнутой многозначительностью оглядел собравшихся, после чего (казалось, все жесты были отработаны заранее) оперся на согнутый локоть, подпер рукой голову и выпучил глаза, всем видом показывая, что собирается сообщить нечто чрезвычайно важное не только для других, но и для него лично. Наконец он заговорил — как вспоминал Гизевиус, «скорбным монотонным голосом опытного организатора похорон».
Вначале Геринг кратко проинформировал собравшихся об «операции», которая, как он заявил, еще не закончилась:
— В течение нескольких недель мы вели наблюдение; мы знали, что некоторые руководители СА заняли позиции весьма далекие от целей и задач государства, поставив на первое место свои личные интересы и амбиции, потакая своим порочным, извращенным вкусам.
Рём арестован, объявил он. Все происходило при поддержке одной «иностранной державы». Слушатели предположили, что Геринг имеет в виду Францию. Далее Геринг сообщил:
— Верховный вождь, который сейчас в Мюнхене, и я, как его заместитель, находящийся в Берлине, нанесли удар с молниеносной быстротой, невзирая на лица.
Затем Геринг предложил задавать ему вопросы. Один репортер спросил о гибели Юнга, спичрайтера вице-канцлера Папена, пресс-секретаря Герберта фон Бозе, а также Эриха Клаузенера, видного деятеля католической церкви, часто критиковавшего гитлеровский режим. Какая связь может быть между ними и путчем, организованным СА?
— Я раздвинул рамки своей задачи, чтобы охватить также реакционеров, — ответил Геринг таким бесцветным голосом, словно читал телефонный справочник.
А генерал Шлейхер?
Геринг немного помолчал и ухмыльнулся:
— Ну да, вы, журналисты, всегда рады услышать какую-нибудь скандальную историю, к которой можно приделать броский заголовок. Что ж, вот она. Генерал фон Шлейхер готовил заговор против режима. Я распорядился его арестовать. У него хватило глупости оказать сопротивление. Теперь он мертв.
После этого Геринг сошел с трибуны и удалился.
•••
Никто не знал в точности, сколько человек были убиты в ходе этой чистки. По официальным данным, расстреляно было не более 100 человек. Так, министр иностранных дел Нейрат заявил британскому послу сэру Эрику Фиппсу, что казнены «43 или 46 человек» и что все другие данные «ненадежны и преувеличенны». В письме своему другу Дэниелу Роперу Додд сообщал, что отчеты американских консульств в других городах Германии позволяют предположить, что в общей сложности были убиты 284 человека. «Большинство жертв, — писал Додд, — совершенно невиновны в государственной измене, они были всего лишь представителями политической или религиозной оппозиции». Некоторые другие расчеты, сделанные американскими официальными лицами, позволяют предположить, что убитых было гораздо больше. Консул США в Бранденбурге писал, что один офицер СС сообщил ему о 500 убитых и 15 000 арестованных. Рудольфа Дильса тоже хотели казнить, но помиловали по требованию Геринга. В служебной записке, подготовленной одним из подчиненных Додда, секретарем посольства, количество расстрелянных тоже оценивалось в 500 человек. В ней также отмечалось, что люди, проживавшие близ Лихтерфельдских казарм, «всю ночь слышали звуки выстрелов, — там работали расстрельные команды». Дильс позже предположил, что расстреляно около 700 человек; некоторые другие лица, имевшие отношение к произошедшему, утверждали, что убито более 1000 человек. Точных данных о количестве расстрелянных нет.
Гибель генерала Шлейхера подтвердили. В него было выпущено семь пуль. Тела супругов Шлейхер обнаружила их 16-летняя дочь. Как выяснилось, был расстрелян еще один генерал, Фердинанд фон Бредов, входивший в состав кабинета Шлейхера, когда тот был канцлером. Несмотря на расправы, армия не вмешивалась — ненависть к СА перевешивала возмущение убийством двоих «своих». Грегор Штрассер, бывший нацистский лидер, в прошлом связанный со Шлейхером, сидел с семьей за ланчем, когда к его дому подкатили два гестаповских автомобиля. Из них выскочили шесть человек и подбежали к дверям. Штрассера увезли и вскоре расстреляли в камере подвальной тюрьмы при штаб-квартире гестапо. Гитлер был крестным отцом его близнецов. Пауля Шульца, одного из руководителей СА и друга Штрассера, отвезли в лес и там попытались расстрелять. Но пока палачи ходили к машине, чтобы взять простыню и накрыть тело, он вскочил и сумел убежать — и остался в живых. Видимо, именно его побег вызвал у Геринга припадок кровожадной ярости, о котором писал Гизевиус. Густава Риттера фон Кара, которому было 73 года и который вряд ли мог представлять угрозу для Гитлера, тоже убили («зарубили насмерть», как пишет историк Ян Кершоу), видимо в качестве мести за его роль в предотвращении попытки нацистского путча десятилетней давности (Имеется в виду так называемый Пивной путч — попытка государственного переворота, которую Гитлер и его сподвижники предприняли 8–9 ноября 1923 г. Путч закончился арестом организаторов). Карл Эрнст, всего два дня назад женившийся, вообще не понял, что происходит, когда его арестовали в Бремене, — как раз когда он должен был отправиться в круиз по случаю медового месяца. Только что Гитлер был у него на свадьбе. Когда Эрнст узнал, что его сейчас расстреляют, он воскликнул:
— Я невиновен! Да здравствует Германия! Хайль Гитлер!
По меньшей мере пятерых евреев расстреляли за одно-единственное «преступление»: они были евреями. Кроме того, бесчисленное множество людей, чьи имена остались неизвестными, были казнены расстрельной командой в Лихтерфельдских казармах. Мать одного штурмовика получила официальное извещение о смерти сына лишь через полгода после его гибели. В лаконичном письме в один абзац сообщалось, что он расстрелян в интересах защиты государства, так что никаких дальнейших объяснений не требуется. Письмо заканчивалось, как и все послания в новой Германии: «Хайль Гитлер!»
Как всегда, были и трагикомические эпизоды. Один из тех, за кем охотились, — Готфрид Рейнхольд Тревиранус, в прошлом министр в кабинете генерала Шлейхера, — в разгар теннисного матча в Ванзейском теннисном клубе заметил возле площадки для гольфа четырех эсэсовцев. Благоразумно доверившись своей интуиции, он извинился перед партнером и пустился бежать. Он перелез через ограду и поймал такси — и в конце концов сумел добраться до Англии.
А в центре Берлина довольно забавная история приключилась со штурмовиком, который подрабатывал водителем фургона в «Адлоне» и развозил закуски для выездных мероприятий. Фургон остановили на контрольно- пропускном пункте близ Бранденбургских ворот, неподалеку от отеля. Незадачливый водитель в тот день выбрал не самую лучшую одежду — под пиджаком у него была коричневая рубашка.
Офицер СС спросил, куда он едет.
— К королю Сиама, — ответил водитель с улыбкой.
Эсэсовец счел это глупой шуткой. Разъяренный наглостью водителя, он вместе с подручными выволок его из кабины и заставил открыть задние дверцы фургона. Все пространство, предназначенное для перевозки грузов, заполняли подносы с едой.
Но офицер с неослабевающей подозрительностью обвинил водителя в том, что он везет угощение на одну из рёмовских оргий.
Водитель уже без улыбки ответил:
— Нет, это для короля Сиама.
Эсэсовцы решили, что водитель издевается над ними. Двое эсэсовцев забрались в фургон и приказали водителю продолжать путь во дворец, куда, по его словам, он вез свой груз. Прибыв на место, они с досадой убедились, что банкет в честь короля Сиама действительно состоится и что на него приглашен сам Геринг.
Был еще бедняга Вилли Шмид — Вильгельм Эдуард Шмид, почтенный музыкальный критик, сотрудничавший с одной из мюнхенских газет. Он играл на виолончели у себя дома, в окружении жены и троих детей, когда к нему явились эсэсовцы. Они выволокли критика из дома и расстреляли.
Эсэсовцы просто ошиблись. На самом деле они должны были расстрелять другого Шмида. Точнее, даже не Шмида (Schmid), а Шмитта (Schmitt).
К вдове критика Гитлер отправил Рудольфа Гесса, чтобы тот лично принес ей извинения.
•••
Путци Ханфштангль, чьи отношения с Гитлером в последнее время стали натянутыми, тоже, по слухам, фигурировал в гитлеровском расстрельном списке, но, продемонстрировав немалое благоразумие, вовремя отбыл в Америку, куда его пригласили на встречу выпускников Гарварда, который он окончил 25 лет назад. Приглашение Ханфштангля на эту встречу вызвало в США бурю возмущения, и до последнего момента он не подтверждал, что принял его. Вечером 10 июня 1934 г. он устроил званый ужин. По прошествии времени представляется, что момент был выбран не случайно — ведь Путци наверняка знал о планируемой чистке. В разгар трапезы он незаметно вышел из столовой, для маскировки надел дождевик и темные очки — и уехал. Ночным поездом он добрался до Кёльна, где сел на почтовый самолет, который доставил его в Шербур во Франции. Там он поднялся на борт океанского лайнера «Европа», направлявшегося в Нью- Йорк. Ханфштангль захватил с собой пять чемоданов, а также три ящика с бюстами, предназначенными для подарков.
Опасаясь угрозы Ханфштанглю со стороны возмущенных протестующих, полицейское управление Нью-Йорка направило на прибывший лайнер шесть молодых офицеров, чтобы те помогли прибывшему благополучно сойти на берег и уехать. Для маскировки они облачились в гарвардские пиджаки и галстуки (Гарвардский пиджак — твидовый клубный пиджак, который по традиции носят преподаватели и выпускники Гарварда. Гарвардский галстук — шелковый галстук с узором в виде многократно воспроизведенного герба Гарварда, также составляющий часть традиционного облачения).
30 июня 1934 г., в день чистки, Путци прибыл в Ньюпорт (штат Род- Айленд), чтобы присутствовать на свадьбе Джона Джейкоба Астора III, считавшегося самым богатым женихом Америки (его отец погиб на «Титанике»), и Эллен Френч. У церкви собрались около 1000 человек, надеявшихся хоть одним глазком взглянуть на невесту, жениха и гостей. Одним из первых, кто «заставил толпу возбужденно ахнуть» (как писал, захлебываясь восторгом, репортер The New York Times), был не кто иной, как Ханфштангль, — «в цилиндре, черном пальто и серых полосатых брюках».
Ханфштангль ничего не знал о происходившем на его родине — до тех пор пока журналисты не начали задавать ему вопросы. «Без комментариев, — отвечал он. — Я здесь для того, чтобы присутствовать на свадьбе дочери моего друга». Позже, узнав подробности, он провозгласил:
— Моему вождю, Адольфу Гитлеру, пришлось действовать, и он, как всегда, действовал в соответствии с обстоятельствами. Никогда еще Гитлер не проявлял такого величия и гуманизма, как в прошедшие двое суток.
Впрочем, в глубине души Ханфштангль беспокоился о своей безопасности, а также о безопасности жены и сына, остававшихся в Берлине. Он тайком направил соответствующий запрос министру иностранных дел Нейрату.
•••
Вечером Гитлер вернулся в Берлин. Одним из свидетелей возвращения был все тот же Гизевиус. Он вспоминал, что самолет Гитлера «появился на фоне кроваво- красного неба; это было похоже на сцену из спектакля, который никто не ставил». Как только самолет застыл на взлетно- посадочной полосе, кучка встречающих, в том числе Геринг и Гиммлер, бросилась приветствовать канцлера. Он вышел из самолета первым. На нем была коричневая рубашка, темно-коричневая кожаная куртка, черный галстук-бабочка и высокие черные сапоги. Он был бледен, выглядел усталым и, похоже, давно не брился, однако в целом оставался невозмутимым. «Было очевидно, что убийства друзей не стоили ему совершенно никаких усилий, — писал Гизевиус. — Когда все это происходило, он явно почти ничего не чувствовал, лишь избывал свою ярость».
В радиообращении главный пропагандист Геббельс попытался успокоить страну:
— В Германии наконец воцарился прочный мир и порядок. Общественная безопасность восстановлена. Фюрер никогда еще не обладал столь полным контролем над ситуацией. Пусть благосклонная судьба будет к нам милостива, чтобы мы могли довести до конца выполнение великой миссии — вместе с Адольфом Гитлером!
Додд, однако, продолжал получать отчеты, из которых следовало, что чистка далеко не завершена. По-прежнему не было достоверной информации о судьбе Рёма и Папена. Со двора Лихтерфельдских казарм продолжали доноситься звуки выстрелов.
