Текст: Максим Васюнов/РГ
Писательницы и пионерки
Сегодня на бульваре под широко раскрытым бронзовым взглядом Александра Сергеевича бродят только вороны. Горожане приходить сюда опасаются: слишком уж часто прилетает от тех, для кого Пушкин - совсем не наше всё. К тому же примыкающие к бульвару театры, дома культуры, музеи и многие кафе закрыты для посетителей. Самые частые гости у Пушкина теперь коммунальщики. Они оперативно заделывают последствия обстрелов, да и в другое время, если есть возможность, наводят тут какую-никакую красоту.
Вычищенный, но пустынный бульвар - зрелище жуткое. Как и мешки с песком возле витрин одной известной шоколадной фабрики. Как и забитые окна первых этажей. Как стаи ошалевших бродячих собак, которым не страшны уже обыкновенные автомобильные клаксоны.
И все же Пушкин жив. Хотя бы потому, что в считаных шагах от памятника вопреки всему работает книжный. Заглянул сюда - добрая открытая женщина, продавец Елена Лысакова, рассказывает мне: "Конечно, страшно, всюду пусто. Но все это время не закрывался один сетевой магазин - и мы. И люди к нам приходят, говорят, можно мы у вас хоть душой отдохнем".
Душой в донецком книжном магазине есть где отдохнуть. Сразу напротив кассы - полка с современной российской литературой. Пелевин, Водолазкин, Басинский. Рядом икона Николая Чудотворца. Она не продается - охраняет. Не то современную прозу, не то продавцов с покупателями. А если пройти вглубь магазина, можно найти богатую букинистику и полные собрания сочинений - от Некрасова до Леонова.
- А что берут чаще всего?
- То, что советуем мы. Потому что мы все люди читающие. Я вот, например, сейчас влюбилась в "Хроники странствующего кота" Хиро Арикавы. Вот такая книжка! - Елена поднимает большой палец вверх. - А еще очень люблю ужастики. Почитаешь-почитаешь, а потом выходишь на улицу, и как-то уже не так страшно.
Через полчаса нашего знакомства скромная Елена признается, что пишет книги, детские. Пишет и ее дочь, Фалена, правда, все больше фантастику. Писательство для них - тоже укрытие, и посильней бетонных стен.
Вечером поехал к Лысаковым в гости, примерно тем же путем, что и Елена. Из центра она садится на автобус, который минут через пятнадцать привозит туда, где война давно - хозяйка. Выжженные глазницы домов провожают автобус, разнесены снарядами автоцентры и рынки, офисы наглухо заколочены. На одном из перекрестков автобус останавливается - интеллигентная женщина маленького роста идет под грохотом прилетов, отлетов и ПВО в сторону дома. Но там не спокойней - дом двух писательниц трижды был обстрелян. Не так давно снаряд влетел прямо к соседям, этажом выше. Воды нет давно, свет постоянно перебивает. Вот и читают - молитвы и ужастики.
Наверное, я задаю вопрос какой-то неуклюжий, но сейчас и здесь другое не приходит в голову: "Вы еще верите в живительную силу литературы?"
А она отвечает быстро, глазом не моргнув: "Мы бы иначе не работали".
В один из дней поехал в больницу имени Калинина. Ее только что обстреляли, несколько корпусов серьезно повреждено, в здании поликлиники - прямое попадание, на улицу высыпалось раскуроченное оборудование, батареи, кирпичи. Напротив пробитого фасада, у памятника святителю Луке Крымскому (тоже с книгой в руках), встречаю двух девчат, совсем молоденьких. Волонтерки, студентки меда, Ксения и Анастасия. Пришли работать санитарками после начала СВО. "Страшно нам? Да. Но уходить не будем, у нас работа такая". Разговорились. Ксения с Анастасией чуть не хором: "Когда в школе учились, читали много. Нравились нам книги о пионерах".
<...>
За что стреляли в Манна
Куда еще нельзя было не зайти, гуляя по бульвару Пушкина - Союз писателей ДНР. Осколками он весь изрешечен. На одной стене председатель Союза Федор Березин подписывает "ранения" - в какой день прилетало. Календарь войны. А вот у него - экспонат для музея войны. Четырехтомник Генриха Манна, осколком прошило все тома. Это еще в марте прошлого года - только сам осколок утащил заезжий репортер. Приоткрываю раненную книгу - бросился в глаза обрубок фразы из какого-то романа Манна: "…слишком большая ненависть лишает сил. У него всегда было такое чувство, что жить важнее, чем мстить, и тот, кто действует, смотрит вперед, а не назад…" Будто бы кстати, будто бы про них, донецких.
После одного обстрела повредило трубы, писательские залы залило горячей водой - тогда она еще была в Донецке. Пришлось повыбросить десятки килограммов книг. "Все страдают от войны, - Русанов рассуждает. - Наверное, поэтому так много появилось пишущих людей, для многих это способ сбросить стресс".
В Донецке и правда появилось много новых литобъединений. Проводятся фестивали, издаются сборники. Писателей зовут на творческие встречи в другие города, из других концов России прозаики и поэты тоже - частые гости в Донецке. В прошлом году Союз писателей ДНР стал практически отделением Союза писателей России. "Теперь чиновники нас будут вынуждены хотя бы выслушать - а то обычно смотрят как-то так скептически: ну кто, мол, тут из вас Лев Толстой?"
На чем она тут держится, донецкая культура? Русанов объясняет так:
- На самом деле, в 2014 году люди культуры очень сильно разделились. Кто-то уехал, но большинство осталось. Держались зубами, когда не было ни зарплат, ни отопления, ни света. Актерам драмтеатра приходилось переезжать и жить в театре, потому что их поселки разбиты. А в оперном театре сгорел склад декораций. Почему, зачем - что им мешает бросить и сбежать? Жителям Донбасса свойственно здоровое упрямство. Да и любовь к родному краю тоже не сбросишь со счетов.
Глубоким вечером я шел с бульвара Пушкина с его героями и смыслами. По улице изредка проносились автомобили. Ярко горели фонари. В тот вечер, к счастью, было тихо. Люди и памятники перевели дыхание. Через пару дней возле бульвара снова падали снаряды. В который раз досталось "Донбасс Опере", художественному музею и Союзу писателей. В соцсетях Русанов написал: "Взрывная волна не справилась с фанерой, закрывавшей окна".
Писатель пригвоздил: "Наша фанера - самая крепкая в мире".
Да что там, собственно, фанера. Люди-то здесь покрепче.
Полностью текст Максима Васюнова читайте в "Российской газете"
