Текст: Михаил Визель
Евгений Солонович родился в 1933 году в Крыму в семье офицера медицинской службы, в 1956 году окончил переводческое отделение московского Иняза (куда поступил, по его собственным уверениям, из большой любви к транслируемой по радио итальянской опере), сопровождал итальянские профсоюзные и спортивные делегации, от которых, по его словам, узнал новые лексические пласты, которые не изучали в институте, дебютировал как переводчик итальянской поэзии в 1958 году, под одной обложкой с Ахматовой и Заболоцким — и с того времени вот уже почти семьдесят лет создает полнокровные русские аналоги итальянских поэтов с диапазоном в 800 лет, от Данте до наших современников, не скрывая при этом того, что основа его творческого метода – подбирать тех поэтов и те стихотворения, которые созвучны в данный момент его мыслям и чувствам.
Последние лет двадцать таким "выразителем" чаще других выступает римский поэт Джузеппе Джоакино Белли, создатель огромного корпуса сонетов, написанных на римском диалекте — для адекватной передачи которого переводчику пришлось фактически создать собственный идиолект, основанный на просторечии.
Эти усилия были по достоинству оценены и самими итальянцами: помимо многочисленных премий и почетных докторских мантий, в 2004 году Евгений Солонович стал кавалером ордена Звезды итальянской солидарности (в настоящее время переименованный в орден Звезды Италии), получив таким образом право называться Commendatore – "командор"
При этом начиная с 2012 года Евгений Михайлович стал публиковать в журналах оригинальные стихи, а с 2020 года выпускать их отдельными книгами.
«Удивительно, как, пропустив через себя множество чужих регистров, ему все же удалось отыскать свой оригинальный поэтический голос», — заметил поэт Максим Амелин, выступая, в череде многих других гостей, на творческом вечере Солоновича, устроенном АСПИР в Доме Ростовых накануне юбилея.
Редакция "Года Литературы" присоединяется к поздравлениям и желает Евгению Михайловичу Солоновичу доброго здоровья и еще долгих творческих лет. И, полагая, что за поэта лучше всего говорят его стихи, приводит их несколько – как имеющих итальянский прототип, так и без него обходящихся.
Франческо Петрарка
CCLXXII
- Уходит жизнь — уж так заведено, —
- Уходит с каждым днем неудержимо,
- И прошлое ко мне непримиримо,
- И то, что есть, и то, что суждено.
- И позади, и впереди — одно,
- И вспоминать, и ждать невыносимо,
- И только страхом Божьим объяснимо,
- Что думы эти не пресек давно.
- Все, в чем отраду сердце находило,
- Сочту по пальцам. Плаванью конец:
- Ладье не пересилить злого шквала.
- Над бухтой буря. Порваны ветрила,
- Сломалась мачта, изнурен гребец,
- И путеводных звезд как не бывало.
Джованни Джудичи
EN HONNEUR DE…**
- Роща в солнечных накрапах
- Лист осенней карусели
- Сладок мне твой горький запах
- Запах моря запах соли
- Согреваю пальцы шелком
- Ниспадающим на плечи
- И не понимаю толком
- Бессловесной тайной речи
- Все мои тревоги хрупки
- И сомнения и ревность
- Груди — белые голубки —
- Их уносят в неизвестность
- Как луна твой торс пшеничный
- Между нами нет ни щелки
- Я с тобою ты со мною,
- Вроде нитки и иголки
- Хоть минутку хоть одну бы
- Дать еще продлиться чуду
- Эти яростные губы
- Не забуду не забуду
- Потеряться раствориться
- В золотой купели тела
- Быть с тобою стать тобою
- Словно перевоплотиться
- В чистоте твоей алтарной
- Под твоим жемчужным сводом
- Где с молитвой благодарной
- Сердцем сердце слышу рядом
- В глубине твоих потемок
- В тайной бухте на приколе
- Чувствовать тебя на память
- По твоей горячей соли
Джузеппе Джоакино Белли
Карета кардинала
- Где Каччабове делается уже,
- Ну прямо настоящая кишка,
- Мчал кучер не простого седока,
- А кардинала, что гораздо хуже.
- И этот чертов кучер, важный дюже,
- Чем всех предупреждать издалека:
- "Поди! Поди!" – сбил, сволочь, старика
- И переехал колесом к тому же.
- Ну, люди полумертвого с земли
- Подняли, на руках домой снесли –
- Как тут не пособить хоть в самом малом!
- Сказать тебе, что будет с лихачом?
- Увидишь, кучер будет ни при чем,
- Всегда при чем, который пешедралом.
Евгений Солонович
Переводя Монтале
- Понимая, что вряд ли, навряд
- все твои разгадаю загадки,
- вновь и вновь возвращаюсь назад,
- за спиной оставляя закладки.
- Принимаю на тайной волне
- неподатливые шифровки,
- адресованные и мне,
- да, да, да, говорю без рисовки.
- Где другой прикусил бы губу,
- бормочу: та-та-та, та-та-та,
- ложный след то и дело беру
- или против теченья гребу,
- незадачливый взломщик метафор,
- нарушитель волшебных табу.
- За тебя против зла ополчаюсь,
- за тебя объясняюсь в любви,
- третьим лишним в гондоле качаюсь
- с Беатриче твоей визави.
- Пробиваясь к тебе наугад,
- твой поверенный, твой переводчик,
- я ловлю твой прощающий взгляд
- сквозь туман герметических строчек.
Postscriptum
- Для кого-то никто, для кого-то поэт, для кого-то
- переводчик, родился тогда-то и там-то
- (а точнее, в татарском Крыму, дальнем, как для Улисса Итака),
- поступал, поступался, считался, сбивался со счета,
- заводил, заводился (бывало, и с пол-оборота),
- наступал по примеру других на любимые грабли,
- меру знал, если врал (все когда-нибудь врали),
- был когда-то на женщин и зелие падкий,
- плод запретный вкушал, то несладкий, то сладкий,
- «Краткий курс» изучал (слава богу, что краткий!),
- похвалы получал, расточал, подвергался похулам,
- посылал на три буквы (для чуткой цензуры – в болото),
- наши мельницы сравнивал с мельницами Дон Кихота,
- мысленно представляя идальго к рекорду
- Гиннесса,
- похвалиться не мог исключительной твердостью воли,
- труса праздновал, но не кричал, что не дрогну под дулом
- пистолета, нагана, винтовки, что в сытую морду
- палача харкну кровью, бессильный от боли,
- до восьмидесяти дотянуть, если честно, не думал,
- дальше – кто его знает, а впрочем, а впрочем,
- дальше проще всего
- обойтись многоточием...
