Роман с историей, или Почему писатели так часто обращаются к прошлому

Текст: Татьяна Шипилова

Модератор встречи Анастасия Шевченко сразу же расставила все точки над i, объяснив правильную расстановку ударений: в романе Алексея Варламова ударение падает на первый слог "Одсун", в романе Нади Алексеевой на второй – "Полуночница".

Алексей Николаевич (позвольте мне именно так называть, так как это один из моих преподавателей в Лите) пояснил: "В русском языке нет этого слова, но корень у него славянский, который встречается в таких русских словах, как "высунуть", просунуть". Здесь же значит "выгнать", так как речь в романе идет о депортации судетских немцев из Чехии". Это горькая история о том, как сразу после освобождения Чехословакии от немецкой оккупации в 1945 году этнических немцев начали лишать гражданства, а имущество конфисковывать: "Горькая правда на карте современной Европы, которая, – считает Варламов, – до сих пор аукается и чехам, и немцам: пережить сумели, но скелеты в шкафу остались.

"Полуночница" – одна из служб суточного богослужебного круга (в византийском обряде), посвящённая грядущим Пришествию Иисуса Христа и Страшному суду. Надя Алексеева работала волонтером при Валаамском монастыре, и с этой службой встречала рассвет: "Моя история началась ещё дальше, 2000 лет назад, когда стало развиваться христианство". В самом же романе затрагивается тема Валаамского дома инвалидов, который существовал с 1950 по 1984 годы.

Оба автора писали свои тексты довольно долго, Алексей Варламов и вовсе заявил, что не собирался этот роман публиковать, но по ошибке отправил его не на тот адрес и, испугавшись плагиата, решил, что время пришло: "Начал писать в 2018 году, действие романа тогда и происходит. Мне трудно было его закончить в силу разных причин, не только в силу нынешних событий, а просто потому что чем больше пишешь, тем сложнее отпустить книгу. Чем старше становишься, тем становишься скупее, торопиться некуда, поэтому роман лежал и лежал, а текущая повестка, хотя напрямую с романом не связана, все равно заставляла вносить какие-то коррективы".

Алексей Николаевич, прочитавший роман младшей коллеги, пояснил, что хоть тексты совершенно разные, но какие-то общие вещи в них есть: "У Нади герой не носит часов, потому что и так чувствует время. У меня это тоже ключевой мотив, проходящий через весь роман. Мы это не списали друг у друга, просто все это носится в воздухе. И кстати, если говорить про 2000 лет назад, у меня одна из главок – рассуждение на евангельский сюжет. И обращение к вечной книге у разных авторов – вещь глубоко не случайная".

Надя Алексеева рассказала, как ездила на Валаам осенью 2021 года, потом через год туда возвращалась. Линия с инвалидами пришла не сразу, сначала просто хотелось поделиться личным опытом волонтерства и духовного поиска, но "потом поняла, что этого мало", что хочется углубиться в историю: "От Валаама я несколько отстраняюсь, смотрю на него то с колокольни, то с дороги, то с озера. И две линии – личная и историческая – слились и получилась третья".

Поговорили как раз об этой зацикленности современных авторов на репрезентации прошлого. "Я может скажу ужасную вещь: меня пугает наша зацикленность на истории. Я подвержен, и я этого боюсь. Мы мало смотрим вперед, и много смотрим назад", – делится Алексей Николаевич. И действительно, ведь вся наша великая классическая литература, за исключением нескольких текстов ("Капитанская дочка", "Тарас Бульба", "Война и мир") – это тексты о современности. Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Толстой, Достоевский – все они писали о своей действительности. "Русская литература описывала то общество, в котором она существовала, и создавала классические произведения. Но в XX веке что-то такое произошло, что по числу перевешивают те тексты, которые лезут в историю. Я сам этому подвержен, и поэтому просто ужасаюсь. Прошлое отравляет нашу настоящую жизнь – меня это немножко смущает. Сам делаю это, но не уверен, что мы правильно это делаем", – как будто даже смущенно рассуждает ректор Литинститута.

Но при этом даже в текстах, где ключевую роль играет обращение к прошлому, много автофикциального, что на данный момент безусловный современный тренд. В случае с романом Нади сразу понятно, какая часть является автобиографической, все остальное, как признается сама автор, она ресечила, искала информацию, читала воспоминания, чтобы довольно четко обрисовать двойственный конфликт, связанный с постоянными попытками людей друг у друга отнять территорию.

Именно эту тему продолжил потом и Алексей Николаевич. Человечество потому еще так зациклено на прошлом, что в этом прошлом кроется наша сущность и истина всех нынешних конфликтов. С одной стороны, по мнению писателя, всегда интересны романы про современность (тут отметили и Романа Сенчина, и Дмитрия Данилова), но, с другой стороны, "сейчас везде какая-то сильная турбулентность", и это порождает романы, в которых и поднимается тема соседства родственных народов, их постоянного конфликтного сосуществования, и "это очень глубоко в природе человека", считает Варламов, и теперь, годы спустя, возвращаясь к длинным рассуждениям Толстого в "Войне и мире", которые в юности все пролистывают, начинаешь понимать, что он был глубоко прав, когда писал о том, что все это заложено глубоко в природу человека: "Толстой был прав и уловил важную вещь: легко свалить на политиков, а причины на самом деле коренятся глубже, в природе человека, каждого человека, каждого народа. И я про это писал роман и это пытался осмыслить".

И напоследок, что же в итоге есть писательство – служба или служение?

Алексей Николаевич даже задумался, осторожно ответив, что, наверное, писательство – это что-то третье, "просто некое человеческое свойство": "Как говорил Герцен без всякого пафоса: мы не врачи, мы боль", то есть через писательство есть возможность освобождаться от боли, но, к сожалению, не выписывать лекарства".

Так, кстати, если помните, говорил и Лермонтов, считая, что важнее назвать болезнь, нежели выдать пилюли.

Ну а Надя напомнила бессмертные слова Чехова из письма А. С. Суворину: "Мне нестерпимо хочется есть, пить, спать и разговаривать о литературе, т. е. ничего не делать и в то же время чувствовать себя порядочным человеком".

И я того же мнения!