Текст:Павел Басинский/РГ
Литературный критик, а ныне профессор Литературного института Евгений Сидоров выпустил книгу "Осколки души и памяти" в совместном издательстве Русского ПЕН-центра и Библиотеки искусств им. А.П. Боголюбова.
Евгения Юрьевича я знаю давно, с начала 80-х, когда он был проректором Литинститута и лично меня, которому не было и двадцати лет, принимал в этот вуз. И с тех пор, как я его знаю, он для меня загадка.
Не могу сказать, чтобы он был моим любимым критиком. Но когда я учился на отделении критики в ЛИТе, две его книги — "Время, писатель, стиль" (1978) и "На пути к синтезу" (1979) — прочитаны были пристально и благодарно.
Конец 70-х - начало 80-х, время "глухого застоя", как ни странно, было временем расцвета литературной критики. Сегодня даже непонятно, почему так произошло. Книги Льва Аннинского "Ядро ореха", Игоря Золотусского "Трепет сердца", Вадима Кожинова "Стихи и поэзия" читались как абсолютно полноценные литературные произведения, в которых после мыслей самыми важными были стиль и интонация. Было это и в книгах Сидорова.
Хороших критиков на Руси всегда было много. Мы со времен Ивана Грозного и его переписки с князем Курбским умеем критиковать, как ни одна нация в мире. У нас и великие писатели — завзятые критики. Чего стоит Лев Толстой с его срыванием "всех и всяческих масок". У нас и главные политические деятели — прирожденные критики, возьмите Владимира Ленина с его "Материализмом и эмпириокритицизмом" — это же сплошной критический памфлет. Мы — нация "писаревского", "базаровского" склада, для нас критиковать все равно что дышать.
Евгений Сидоров удивлял другим. Сколько помню, он всегда кем-то "служил". Проректором, ректором, министром культуры, депутатом Госдумы, послом в ЮНЕСКО... Он всегда где-то "состоял" и что-то "возглавлял". Но я не просто так беру эти слова в кавычки.
Когда-то по Литературному институту среди студентов ходило крылатое выражение нашего проректора: "Литература — дело веселое". Нам это было по душе в то мрачноватое идеологическое время, как и "карнавальные" идеи Михаила Бахтина — культового филолога и философа той поры.
Вот и Евгений Юрьевич. Мне всегда казалось, что его служебные "функции" не более чем функции. Тоже своего рода маски, за которыми выглядывает веселый, остроумный и раскрепощенный человек, литератор до мозга костей.
С другой стороны, проректор он был превосходный. Литературный институт при нем был центром притяжения не только для талантливых абитуриентов, но и преподавателей высшей квалификации, и литературных мастеров первого разряда. Я помню его на собеседованиях перед приемными экзаменами — это был своего рода мастер-класс по отбору будущих студентов. Не говоря о том, скольких из них он потом выручал в трудных, порой и скандальных ситуациях.
Наверное, эта книга должна была появиться. Именно тогда, когда все "функции" отпали и он вернулся в родной ему вуз обычным профессором. Все эти должностные полномочия позволили ему общаться с огромным количеством людей, видеть их в разных ситуациях. Благодаря им он еще и по миру много поездил и многое повидал. Настало время предъявить свой "неприкосновенный запас".
Книга поразительно легко читается. Это записки, короткие воспоминания, размышления о разных людях и их поступках, даже официальные письма по разному случаю. А порой какие-то личные афоризмы, которые выдают в авторе незаурядного мастера этого жанра.
"Остроумие — высший род пессимизма".
"Только-только окончательно полюбишь жизнь, как надо уходить".
"Профессор богословия имел вид преуспевающего грешника".
"У него было тщательное выражение лица".
Браво! Надо иметь большой литературный дар, чтобы из трех-четырех слов вышло произведение.
Сам автор в своеобразном предисловии-интервью объясняет жанр этой книги так: "Когда разрывается плащ, из кармана сыплется мелочь".
Писать полноценные мемуары он отказался. Наверное, правильно. В мемуарах есть какая-то гордыня, предполагающая, что весь груз, а то и хлам твоей памяти кому-то нужен.
Тем не менее книга оставляет вполне цельное впечатление. Да, "осколки", но они складываются в какой-то сосуд, ровно такого объема и такой конфигурации, какие отводит автор прежде всего своей личности. Ни больше, но и ни меньше. В этой книге идет речь о таком количестве знаменитых и даже великих людей — Рихтер и Шостакович, Бродский и Евтушенко, Умберто Эко и Гюнтер Грасс — и многих, многих других, которых автор или близко знал, или встречался с ними, или просто пересекался на жизненных путях... Но нигде нет ни строчки с фальшивой интонацией.
"Однажды в концерте я видел, как Рихтер вдруг сбился посреди пьесы... и остановил движение музыки. Руки молча лежали на клавиатуре. Через мгновение, взглянув в сторону зала, он продолжал игру".
Коротко — и целая картина, яркий образ личности.
Или: "То, что Бродский - по-своему — гений, доказательств не требует. Требует доказательств, что он хороший поэт".
Более парадоксального взгляда на стихи Бродского я не встречал.
А вот уже чистая лирика: "Молодая проза Василия Аксенова гуляла нараспашку с воротником".
Когда человек возомнил себя мудрым — это ужасно. Но когда он находится на пути к мудрости и скромно знает, что никогда к ней не придет, он и становится настоящим мудрецом.
Это качество привлекает в книге больше всего.
