Текст: Андрей Мягков
Всем бы такую литературную судьбу, как у Эммы Клайн: свою первую писательскую награду — за короткую прозу — она получила еще подростком, в колледже. А уже во время учебы в Колумбийском университете ее настиг первый по-настоящему крупный успех: в 2013 году в летнем номере журнала The Paris Review напечатали рассказ «Марион», а через год Эмма получила за него Плимптонскую премию. Дальше как по маслу — публикации в статусной периодике и вышедший в 2016 году дебютный роман «Девочки», за который издательства буквально боролись. В итоге всех одолело Random House, выкатившее Клайн аванс в размере двух — на секундочку — миллионов долларов. Писательнице на тот момент не было и 30.
«Девочки» три месяца держались в списке бестселлеров The New York Times, стали лучшей книгой года по версии Esquire, The Guardian и кучи других изданий, принесли своему автору премию Ширли Джексон и номинации на нескольких других наград, а еще — будто всего вышеперечисленного недостаточно — права на экранизацию еще до выхода книги выкупил оскароносный продюсер Скотт Рудин. Сюжет рассказывал о калифорнийской девочке-подростке, в 1960-х вскользь поучаствовавшей в жизни знаменитой секты Чарльза Мэнсона. Роман при этом был совсем не про реконструкцию маньяческих будней, а про взросление, так исправно расставляющее капканы; чуткая и нежная книга, обнимающая страхи и шрамы своей героини. Плюс действительно разговаривавшая с читателем экзальтированным языком 14-летней девочки — редко у кого получается так натурально.
Затем были еще несколько литературных премий, сборник рассказов «Папочка» (2020) и новый роман «Гостья», вышедший в 2023 году. В нем Клайн ничуть себе не изменяет — это снова проза психологических нюансов, негромкая, но внутренне напряженная и вздрагивающая от каждого звука. Героиня на этот раз Алекс — эскортница двадцати с небольшим лет, наконец-то вытянувшая свой счастливый билет в виде немолодого, но богатого Саймона с домом на побережье. Все, что ей нужно — притворяться такой, какой ее хочет видеть Саймон, и так уж совпало, что угадывать желания других она та еще мастерица. Однако порывистый ветер выхватывает билетик из рук Алекс — и вот она бросается в погоню за ним по виллам и особнякам, вдруг его куда-то сюда унесло. Но найти хоть что-то, когда и вокруг, и внутри тебя — лишь дымка из фантазий и проекций — ой как сложно.
Предлагаем прочитать фрагмент.
Эмма Клайн. Гостья / Пер. с англ. Л. Карцивадзе. — М.: Фантом Пресс, 2025. — 352 с.
Последние недели прошли приятно. Вписаться в жизнь Саймона оказалось легко, ее распорядок, как и привычки Саймона, были настолько четко выстроены, что Алекс оставалось только подчиниться. Если они собирались на ужин к его друзьям, помощники хозяев предварительно уточняли по электронной почте, есть ли у них какие-либо диетические ограничения. «Нет», — всегда щебетала Алекс в ответ на вопрос Саймона. В этом и заключалось предназначение Алекс — не создавать никаких неудобств. Днем, когда воздух гудел от насекомых, они посещали садовые вечеринки, и Алекс стояла рядом, пока Саймон разговаривал и пил белое вино. Его друзья посматривали на Алекс с неопределенными улыбками — может, спрашивали себя, не встречались ли с ней раньше, перепутав Алекс с одной из предыдущих девушек Саймона. «Рад тебя видеть», — всегда говорили они, и эта безопасная фраза подходила для любого случая. «Веселишься?» — мог спросить кто-то, обращаясь к Алекс, и она кивала, но взгляд спросившего уже возвращался к Саймону. Иногда друзья Саймона относились к ней свысока, но она давно привыкла к неодобрению посторонних. Сколько раз она сидела напротив мужчин вдвое старше ее, с потными лысинами. Она заранее знала, что на нее будут пялиться, и умела выдерживать эти взгляды.
Но это было другое. История с Саймоном была другой. Она прижималась к Саймону, и он, продолжая говорить, обнимал ее за талию. По дороге домой он рассказывал ей о своих друзьях. Об их личной жизни, об их тайных проблемах. И Алекс задавала вопросы, подзадоривая его, и он с неожиданно мальчишеским озорством улыбался ей.
У них с Саймоном все было по-настоящему. Или могло бы быть.
Днем Алекс смотрела телевизор на застекленной террасе, читала журналы в ванне, пока вода не остывала. Она ездила одна на пляж или плавала в бассейне Саймона. По понедельникам, средам и пятницам приходила домработница, чтобы постирать и прибраться. Молчаливая, трудолюбивая Патриция часами гоняла Алекс из комнаты в комнату, воспринимая ее присутствие с тем же невозмутимым выражением лица, с каким относилась к любому беспорядку.
Это было нетрудно. Вообще не трудно.
Время от времени Алекс принимала одно из обезболивающих Саймона, чтобы скрасить свободные часы, хотя и не ставила об этом в известность Саймона. Она вела себя паинькой. Если пила из стакана, то сразу же ополаскивала его и ставила в посудомоечную машину, и вытирала на столе влажный круг, оставленный донышком. Не бросала мокрые полотенца на кровать, не оставляла зубную пасту открытой. Следила за количеством таблеток, которые тырила, чтобы Саймон ничего не заметил. Взяла за правило ворковать над псом Саймона, Чивасом, которого Саймон целовал в мокрый нос.
Когда Саймон присылал сообщение, что почти закончил с делами, Алекс плескала на лицо водой и чистила зубы. Она переодевалась в дорогую футболку, которую купил ей Саймон, и садилась ждать, словно каждый вечер был вечером их первого свидания.
Приходилось ли Саймону когда-нибудь ждать Алекс, предвкушал ли Саймон когда-нибудь ее появление?
Нет. Но кого это волнует?
Это были маленькие уступки, не имевшие никакого значения — с учетом того, что Алекс получала взамен.
Разумеется, она не рассказала Саймону о Доме. Она многого не рассказывала Саймону. Она рано усвоила, что необходимо сохранять некоторую дистанцию. Немного привирать. Это было легко, а потом стало еще легче. И не лучше ли давать людям то, чего они хотят? Разговор, протекающий как гладкая сделка, приятный обмен репликами, не прерываемый реальностью. Почти все предпочитали историю. Алекс научилась преподносить ее, привлекать людей созданным образом — вполне правдивым, разве что слегка приукрашенным и подретушированным. Научилась намекать на собственные желания так, как если бы они были общими. Где-то в глубине их мозга срабатывали синапсы, подталкивая их в заданном ею направлении. Люди с облегчением и благодарностью льнули к чему-то понятному и податливому.
Да и побыть кем-то другим было приятно. Поверить, хотя бы на мгновение, что твоя история была другой. Алекс представляла, какой человек понравился бы Саймону, и давала ему понять, что она именно такая. Все сомнительное прошлое было отброшено, и вскоре ей самой стало казаться, будто и не было никакого сомнительного прошлого.
Саймон верил, что Алекс окончила колледж в прошлом году и только что переехала в город. Он верил, что мать Алекс — учительница рисования, а отец тренирует школьную футбольную команду. Он верил, что Алекс выросла в центре страны. Однажды он спросил, почему она не поддерживает отношения со своей семьей, — она ответила, что родители сердиты на нее из-за того, что перестала ходить в церковь. «Бедная маленькая грешница», — сказал Саймон, хотя его, казалось, искренне тронула мысль, что Алекс совсем одна на свете. Что вовсе не было неправдой. Саймон считал Алекс реальной личностью или достаточно реальной для себя. Алекс говорила, что подумывает поступить в магистратуру, и это, казалось, успокаивало Саймона, поскольку подразумевало самую обычную жизнь с обычными целями. И по сути, лишенную амбиций.
На дороге, ведущей с пляжа, все еще валялся мусор, оставшийся после летнего шторма, но самые крупные ветки уже были убраны. Тусклый солнечный свет, сахарно сверкающий на крытых кедровой дранкой домах, стер все воспоминания.
Все проселки выглядели одинаково. Деревья смыкались над головой, оставляя прогалины в местах редких подъездных дорожек. Вдоль дорог тянулась однообразная сочная летняя зелень, такая густая, что за ней ничего не было видно. Дома прятались за изгородями и воротами, не давая никаких ориентиров.
Мысли Алекс витали где-то далеко, поэтому она не особо присматривалась к улице, на которую свернула. Внезапное движение среди деревьев заставило ее встряхнуться. Возможно, олень. Их было здесь так много, и они вечно перебегали дорогу.
Ее внимание привлек звук автомобильного гудка. Навстречу ехала другая машина. Водитель снова посигналил, уже более агрессивно. Алекс сообразила, что это улица с односторонним движением. Слишком поздно. Она попыталась сдать назад на чью-то подъездную дорожку, чтобы развернуться. Вероятно, она не рассчитала расстояние, раздавшийся грохот напугал ее, и почти сразу она поняла, что громыхнула ее машина. Точнее, машина Саймона. Задний бампер обо что-то ударился.
Встречный водитель даже не остановился, даже не притормозил.
Возможно, не будь она в таком смятении — откатное течение, Дом, пелена от обезболивающего, — этого бы не случилось. Алекс уже репетировала, что она скажет Саймону, стараясь точно рассчитать, насколько по-детски ей нужно себя вести, чтобы избежать его гнева.
Алекс оставила машину заведенной, а сама вылезла, чтобы осмотреть повреждения. Она врезалась задним бампером в каменную подпорную стенку, одна из вишнево-красных задних фар автомобиля Саймона треснула и лишилась большого куска. Алекс нашла его в грязи — от него остались только обломки красного пластика. Наверное, баксов пятьсот, чтобы заменить фару, могло быть и хуже. Хотя кто знает эти навороченные тачки с их хитрой начинкой и особыми деталями? Импортная краска. По крайней мере, бампер лишь едва заметно помялся. Она огляделась, словно откуда-то могла прийти помощь, словно кто-то мог появиться и взять ситуацию под контроль.
Саймон будет недоволен — его любимая машина. Это сыграет против нее.
В остальном машина выглядела невредимой, но, осматривая ее, она старалась не особенно приглядываться — для признания лучше, если Алекс останется не в курсе всей степени повреждений. Как бы то ни было, они и вправду казались незначительными.
Когда она вошла в дом Саймона, влажность мгновенно упала — кондиционер придавал послеполуденным часам легкую нереальность. День стерся.
Кабинет Саймона находился в отдельном здании на участке, Алекс видела через окно вращающийся потолочный вентилятор, а это означало, что Саймон внутри, работает. Хорошо. Она пока не хотела его видеть. Она была слишком напугана.
Не думай о машине, не думай о Доме, не называй это новое чувство ужаса.
«Немного поплаваю», — решила она.
Сетчатая дверь на задний двор была сделана таким образом, что ее невозможно было захлопнуть; она тихо закрылась за Алекс, словно в замедленной съемке.
За столиком у бассейна сидела помощница Саймона, Лори, положив перед собой два мобильных телефона. Она жила в часе езды, в каком-то городке подешевле, и просыпалась до зари, чтобы ехать к Саймону. На левом предплечье у Лори была татуировка-розочка, иногда ее подвозила сожительница, которая никогда не выходила из машины. Помимо прочих обязанностей, Лори присматривала за Чивасом, псом Саймона. Лори вечно пыталась приучить Чиваса носить крошечный походный рюкзачок, чтобы он мог таскать в нем бутылку воды, когда она его выгуливает. Когда они возвращались, Лори по-турецки садилась на пол и, сощурившись, по часу проверяла шерсть Чиваса на наличие клещей с неусыпным вниманием на грани эротического.
«Это худший сезон в истории, — неоднократно отмечала Лори. — Клещи тут повсюду. Олени ими кишат».
Сейчас Чивас без умолку лаял на мужчину в форме, который сидел на корточках в траве, заправляя газовый гриль перед вечеринкой по случаю Дня труда. Когда пес запрыгнул ему на спину, мастер посмотрел на Лори в поисках спасения. Лори ничего не сказала.
Алекс увидела несколько ямок на лужайке, где Чивас охотился за сусликами. Саймон будет раздражен, хотя и обожает этого пса — не обращает внимания ни на его водянистые голубые глаза, ни на бледные наросты, украшающие его морду.
Она накинула большое пляжное полотенце на один из металлических стульев и вытащила его сушиться на солнце. Она чувствовала, что двигается с нормальной скоростью, занимается обычными вещами.
