Текст: Наталья Соколова/РГ
Фото: etazhi-lit.ru
Месяц назад на ВДНХ открылся Павильон Книги. Уютный, стильный, с панорамными окнами, удобными диванчиками и кофе. Из колонок на входе льется джаз. Это не библиотека и не классический книжный. С куратором проекта и до недавнего времени учителем литературы Артемом Новиченковым мы поговорили о том, почему у Павильона Книги есть все шансы стать культовым и модным местом и почему школьники не обязаны любить уроки литературы.
Артем, как устроен Павильон Книги на ВДНХ? Это библиотека с книжным магазином?
Артем Новиченков: Мы решили отойти от слова «библиотека». У нас концептуально другое пространство. Это читальный зал, который разделен на две стилистически разные зоны: рабочая — со столами и стульями, и лаунж-зона, где кресла, диваны, низкие столики, торшеры, и больше растений — здесь более домашняя обстановка. У нас есть и балкон — место для тех, кто хочет побыть в одиночестве или, наоборот, почитать в компании под самым потолком. В перспективе также будем использовать это помещение для тренингов и коворкингов. Кроме того, у нас есть кофейня, где готовят очень вкусный кофе.
Что касается литературы, в Павильоне можно взять любую книгу, поработать с ней столько, сколько нужно, и, если она вам понравилась, ее можно купить и забрать домой. Цены у нас, кстати, ниже, чем в большинстве интернет-магазинов, не говоря уже про московские книжные. Если вы не нашли книгу в Павильоне или вообще нигде ее не можете найти, то у нас есть услуга «Книжный консьерж» — мы беремся найти нужный экземпляр и доставить в Павильон. В перспективе у нас будет больше иностранной литературы, но для начала мы хотим покрыть русский рынок.
Какую литературу у вас можно найти? Судя по корешкам, на полках шире всего представлено направление нон-фикшн?
Артем Новиченков: Пока у нас около двух тысяч книг. К слову, в личной библиотеке Пушкина было около трех с половиной тысяч. Но это вопрос времени. Мы отбираем не только лучший нон-фикшн на русском языке, у нас, конечно же, можно найти и художественную литературу — интеллектуальную и развлекательную беллетристику, книги по искусствоведению и публицистику. Вы не встретите на полках дамских детективов. А с декабря-января у нас появятся подборки современной поэзии, графические романы и литературные журналы. Да, Диккенса у нас немного, но его можно найти в широком ассортименте в любом другом книжном. Мы же стараемся создавать и поддерживать тренды, так сказать, выстраиваем семантическое поле того, что читают, и того, что, как нам кажется, было бы круто, если бы начали читать.
Мне вообще кажется, что это одна из миссий любого подобного проекта — формирование комьюнити и смыслов. Сегодня в России издается немало замечательных и важных книг с тиражом в 300—500 экземпляров. Современной поэзии это касается в первую очередь. Ее мало читают и мало знают, и мы будем стараться ее продвигать. Наша задача — расширить зону читаемого.
Сегодня литературное пространство разобщено: есть, так сказать, «элитарная» литература, которая, например, выпускается в издательстве Елены Шубиной, Варвары Горностаевой, а есть литература, что называется, «нишевая» — это фантастика, фэнтези, то, что не считается литературой «высокой», и мы пытаемся эти два полюса сблизить. Так что мы — про самые разные векторы. А если разбегаются глаза или не знаете, что почитать, помогут сотрудники Павильона, опираясь на ваши предпочтения и читательский опыт.
Какие книги чаще всего покупают?
Артем Новиченков: Как ни странно, классику. И детскую литературу. Рынок детской литературы вообще сегодня бурно развивается, и это не может не радовать.
Мероприятия в Павильоне бесплатные?
Артем Новиченков: Пока все бесплатно. Наша программа — 25 событий в месяц самой разной направленности — хороший старт. Мы хотим соединить академичность и мейнстрим, взрослое и детское, развлекательное и интеллектуальное. Позже будем еще расширять программу — планируем запустить мастерские для детей, курсы по подростковой и детской психологии. В декабре выйдем в ближайшие школы — расскажем о себе населению района ВДНХ.
Перед вами был какой-то образец? За рубежом, например, существует что-то подобное?
Артем Новиченков: Такие места есть в Мадриде, Осаке, Риме и других крупных городах. Главное отличие — такие пространства обычно частные. Мы же — полностью государственный проект, созданный по инициативе Министерства культуры и музейно-выставочного центра РОСИЗО. В Москве есть похожие интеллектуальные пространства — павильон «Книги» в Сокольниках, «Гараж» в Парке Горького. Но мне всегда в них чего-то не хватало. Нельзя, например, вот так легко в «Фаланстере» сесть и поработать, потому что там тесно. А «Гараж» — место для «своих».
Любому книжному проекту сегодня непросто: в стране мало читают, а школьники тем более.
Артем Новиченков: Кто говорит, что школьники мало читают? Школьники читают достаточно, просто не те книги, которые читают их учителя. Многие учителя не берут во внимание массовую литературу, пользующуюся у подростков большим спросом — манга, фэнтези, фантастика, антиутопии, графические романы и т. д. Так что я не вижу названой проблемы.
Да, у нас чтение сегодня в упадке. Увы, мы давно уже не литературоцентричная страна.
Вы давно видели рекламу книги по телевидению или соцрекламу, посвященную чтению, в метро? Часто ли говорят о книгах на Первом канале, «России», НТВ? Чтение книг — это не физиологическая потребность, это потребность, которая воспитывается, и тут, конечно, нужна помощь государства. И вот мы с вами с Павильоне Книги. Создание этого места — важный шаг государства в сторону популяризации гуманитарного знания и литературы в частности.
Прежде основным, так сказать, стандартным каналом продвижения чтения была школа. А что предлагает школа сегодня? Русскую классику. У нас литература стала чем-то отличным от других видов искусств. Кино, театр, живопись мы в школе не изучаем, а литературу изучаем, она становится обязательной и из-за этого несвободной. Толстой, Достоевский, Чехов — безусловно, вершина, но до этой вершины надо еще добраться. И добраться с помощью чего-то другого, а не сразу давать ученику тексты Гоголя, которые непривыкшему глазу физически сложно читать. Зарубежная массовая литература — проще, конечно, да, она не такая глубокая, как русская. Но я убежден, если вам в 15 лет нравится Ремарк и Коэльо, то, читая, вы рано или поздно можете дойти до Толстого и Достоевского. Если будет в этом потребность.
А не в том ли миссия учителя, чтобы помочь дорасти ученику до классической литературы, научить понимать в литературе сложное?
Артем Новиченков: Миссия любого учителя — создать комфортные условия для получения образовательных услуг. Когда тебя заставляют учить наизусть «Птицу-тройку» из Гоголя или поэму Ломоносова — это некомфортные условия. Дело здесь даже не в возрасте. А в отсутствии честного вопроса «Зачем?». Например, к «Войне и миру» я не знаю, в каком возрасте можно быть готовым. Да, есть книги не по возрасту. Но если мы идем от ученика и его потребностей, в той же «Войне и мире» очень много того, что современному подростку в 10-м классе может быть нужно, важно, а главное, полезно. Задача учителя — вытащить это из произведения, из любого. Даже за те несчастные 9—13 часов, которые даются на изучение «Войны и мира». Вот «Евгений Онегин» — идеальная книга для 9-го класса, потому что отвечает потребностям подростков. И поэтому хорошо читается.
Если посмотреть на исследование социолога Любови Борусяк, самая популярная книга среди школьников — «Мастер и Маргарита». Потому что многое в себя вобрала: и любовь, и мистику, и фантастику, и сатиру. На втором месте — «Преступление и наказание», как мне кажется, потому что Достоевский задает очень честные и неудобные вопросы, которые школьник больше нигде не слышит. Для начала нужно понимать детей, нужно чувствовать их, и только после этого станет очевидным, что из произведения может быть им интересно. Многое ли получит ученик, если узнает, как устроено произведение композиционно или углубится в споры славянофилов и западников?
Как вы думаете, нужна ли сегодня в школе современная литература?
Артем Новиченков: В преподавании мы опираемся якобы на опыт Советского Союза, но школьная программа по литературе в те годы была самой передовой среди всех стран. Вознесенский и шестидесятники попали в учебники уже в 1960-е годы. А если мы перейдем в страшные сталинские годы — Фурманова, Фадеева, Федина изучали, когда их романы только вышли. Школьная литература отвечала на вызовы современности. Сегодня мы хоть одного живого писателя изучаем? Раньше был один Евтушенко, но он умер. Мы изучаем интеллектуально живую литературу, но вся она написана на языке ушедших эпох. Она говорит о вечных проблемах, но редко о том, что актуально здесь и сейчас, что происходит сегодня. Виктора Пелевина и Людмилу Улицкую можно было бы читать в школе, Владимира Сорокина — его тексты очень актуальны, рассказы Татьяны Замировской — молодой писательницы, которую мало знают. Можно посмотреть на шорт-листы премий «Нос», «Андрея Белого» и выбрать оттуда несколько имен, опираясь на потребности учеников и вкусы учителей. Ведь во многом проблема упирается в навыки учителей, они часто не знают, не интересуются этой литературой, увы. Но если даже не выходить из русской классики — почему «Война и мир», а не «Анна Каренина», почему «Обломов», а не «Обыкновенная история», почему «Гроза», а не «Волки и овцы»?
А как преподают литературу в зарубежных школах?
Артем Новиченков: Смотря где. В США (там, кстати, на переводную литературу приходится всего 1 процент издаваемых книг и тиражи книг в десять раз больше наших) очень разные школы. Есть очень плохие школы, а есть очень хорошие. Но там совсем другой подход к чтению литературы. В год берут 5 романов — и спокойно, медленно их читают. Суть в качестве, а не в количестве, задача — научиться читать, получить инструменты для чтения, чтобы потом ты мог освоить любую книгу самостоятельно. А не просто выучить, что значат говорящие фамилии, как выстроена композиция, какое литературное направление и что значит этот символ.
Есть три типа интеллекта. В российской школе преимущественно формируют кристаллизованный — нам важна информация — имена, даты, факты, а в Германии, Финляндии, Сингапуре развивают флюидный интеллект — это умение получать знания и обрабатывать их, поэтому берутся те книги, через которые проще всего этому научить, интересные книги.
Сейчас спорят, каким должен быть список школьный литературы. Да не должно быть никаких списков. Знаете, как в Англии выглядит список обязательной к изучению литературы? Там всего одно имя — Уильям Шекспир. Его обязательно, а всех остальных как хотите — нет там ни Джона Мильтона, ни Джефри Чосера. Потому что учитель знает, что ученики должны научиться читать и понимать текст, считывать подтекст, уметь написать об этом тексте, уметь сформулировать собственное мнение, аргументировать его, отстоять. Это навыки. Наш современный подросток редко умеет работать с информацией.
Как, на ваш взгляд, должен выглядеть идеальный урок литературы?
Артем Новиченков: Главным на уроке должен быть не текст, а ученик. Когда учитель это поймет, он начнет по-другому выстраивать урок. На втором месте — взаимоотношения ученика и учителя, потому что без них никакой текст не пойдет. Только когда вы понимаете друг друга, можно брать в руки текст. Но и тогда главный не текст, а то, о чем можно поговорить вокруг текста, и чтобы это напрямую касалось ученика, чтобы ему было интересно и актуально, чтобы он понимал, зачем он это делает.
Кроме того, с каждым текстом и каждым классом должен быть разный подход. С одними я читал «Чайку», с другими — «Вишневый сад». С одними я читал Пелевина — физмат, им это интереснее. А с гуманитариями взял притчу о великом инквизиторе из «Братьев Карамазовых». А в одном классе читал вместо «Войны и мира», которая отпугивает своими объемами, «Смерть Ивана Ильича», которая отвечает на один из важных для подростка вопросов о материальных ценностях.
У учителя строгая программа, но хорошие учителя пытаются что-то в ней перестроить. Когда у тебя 5 классов, 25 часов нагрузки, домашнее задание, это, конечно, очень сложно. Я работал в школе 18 часов (минимальная ставка), работал и 24. Последние два года — 9—10 часов, и это, на мой взгляд, максимум, который учитель может сделать качественно: от и до. Но если у учителя 25 часов, то рука сама тянется к методичке — а в ней то же, что и у Ивана Петровича, Василисы Прокофьевны и Марьи Ивановны, — всё одинаковое. Программа должна быть более гибкой.
Вспомнил анекдот у Довлатова. Подходит Довлатов к университетскому преподавателю, а там студенты сидят в аудитории и пишут сочинение «Образ лишнего человека у Пушкина». Преподаватель спрашивает: «Сергей, как вы думаете, сколько вам потребуется времени, чтобы раскрыть тему?» «Недели три», – отвечает он. Профессор говорит: «Вам три недели, мне минимум года три, а эти сейчас за три часа напишут». Так же у нас литературу в школе изучают.
