Практически одновременно с запуском Школы творческого письма Майи Кучерской стало известно о старте еще одного образовательного проекта схожей направленности - литературной школы и агентства «Бальзак». Несмотря на схожее устройство и практически совпадающие цели, идеология двух проектов сильно разнится. О своем видении ситуации с литучебой рассказывает создатель «Бальзака» Алина Белковская.
Интервью: Александр Драган
Фото предоставлено Алиной Белковской
Прежде чем запустить «Бальзак», вы почти двадцать лет проработали на телевидении. Как у вас появилась идея основать литературную школу?
Алина Белковская: Как и любой творческий проект, этот вырос из личных потребностей. У меня есть очень хороший друг, который долго писал книгу. Писал он, писал, потом мы как-то начали её обсуждать, я принялась править рукопись и в конечном итоге стала соавтором. Написали мы целых три тома, а потом я попыталась всё это издать.
Два года искала редактора. Вела разные разговоры с разными людьми, ходила в издательства, начала знакомиться, начала выяснять, как устроен этот бизнес. И поняла, что объём проблем на этом рынке - катастрофический.
Например?
Алина Белковская: В первую очередь, это проблемы с начинающими авторами. Издателям они нужны, причём очень сильно, потому что всё, что есть, читатель уже прочитал. Нового ничего не появляется, переиздаётся классика. При этом механизма поиска новых авторов у издательства нет. У новых авторов, в свою очередь, нет механизма эффективного выхода на издательства. Словом, не налажена система, которая бы помогала издателю искать новых авторов, а авторам — выходить на издателя.
А самотёк?
Алина Белковская: Давайте на него посмотрим. Это около тысячи писем в месяц. А кто их обрабатывает? Естественно, не старший редактор. Не редактор редакции. Их обрабатывает младший редактор. Вот он посмотрел и отправляет рецензенту. Рецензенты — внештатные. Получают за это 1000 рублей за лист, и это максимум. Соответственно, им это неинтересно. Они не мотивированы. Более того: это, в основном, молодые люди, как правило, студенты филфаков, для которых это просто практика. И - извините, но у них мизерный жизненный опыт. Как они могут оценить тот бэкграунд, который заложен в этом тексте человеком за сорок? Они в принципе не могут. Не потому что глупые, нет — просто ещё слишком молоды. У них недостаточно опыта, недостаточно фоновых знаний.
Вот и выходит, что издатели получают непонятно какие рецензии непонятно кого и вынуждены делать на основании этих рецензий свои выводы: издавать или нет. Таким образом, мимо публикации проходят порой шикарные авторы. Их потом открывают, спустя годы — когда автору наконец удаётся достучаться до редакторов, до тех, кто принимает решения. Иногда это очень долгий путь.
И есть ещё такая проблема.
90% молодых авторов не имеют ни малейшего представления, как надо подавать свою рукопись.
Вы о синопсисах?
Алина Белковская: Да. Но не только о них. Там же требуется много всего: от заявки до синопсиса и рецензии, и каких-то, может, отзывов. Но автор, опять же, не умеет проделывать эту работу. И вот, в частности, «Бальзак» учит его этому. «Бальзак» приводит ему людей, профессионалов, совместно с которыми молодой автор может прямо в классе написать рецензию на своё произведение. Или составить синопсис.
Молодой автор уже будет иметь возможность — через «Бальзака», через его тренеров — отправить рукопись. Правильно оформленную, правильно заявленную, со всеми нужными объяснениями. Он будет знать, кому отправлять рукопись — какому конкретному лицу. И это конкретное лицо будет готово принять эту рукопись, потому что будет знать, что с ней уже поработали такие-то и такие-то люди. Издательский мир очень узкий, и все друг друга знают. И это уже совершенно чёткая презентация.
Получается, свою задачу вы видите в том, чтобы вывести автора на издателя?
Алина Белковская: Не только. Ведь прежде чем ты дойдёшь до издательства, тебе же нужно ещё разобраться со своей рукописью. Если ты не графоман, то можешь догадываться, что у тебя, скорее всего, не всё в порядке с текстом.
Как найти профессионального литературного редактора? Забудьте о своих связях. Допустим, вы работаете бухгалтером в средней фирме. Вы что-то написали. Попробуйте найти профессионального редактора. Вы исползаете тысячи форумов — и так никого и не найдёте. Потому что настоящий профессиональный литературный редактор на этих форумах не живёт. Вы найдёте кучу людей, которые попытаются на вас заработать денег — но только не редактора.
И ведь редактор — лишь один из участников процесса. Одна из сторон. А их всего шесть. Это писатель, редактор, литературный агент, издательство, промоутер и читатель. И я молчу о книжных магазинах, потому что распространение — это отдельная история.
Получаем шестиугольник.
И суть в том, что это не цепочка. Это такой кубик Рубика,
где все грани должны друг с другом взаимодействовать. Должны, но не взаимодействуют. Нет центра, на котором держится кубик. Все стороны болтаются в космосе и никак не соединятся.
И я поняла, что знаю, как сделать этот центр, на который насаживаются все сторонки так, чтобы потом спокойно друг с другом взаимодействовать.
И это как раз ваша школа.
Алина Белковская: Да. «Бальзак» — это попытка создать такую ось, которая притянет все стороны. Мастер-классами я планирую привлечь молодых авторов, которые понимают, что им есть куда стремиться и куда расти. При этом ведущие мастер-классов — не только писатели, но и редакторы, и издатели.
Так мы строим систему, при которой издатели будут знать, что на «Бальзаке» можно пастись в плане поиска новых авторов. А авторы будут понимать, что здесь можно пастись в поисках издателя. Все стороны сойдутся на одной площадке.
А студентов вы как-то отбираете? Или на классы попасть может любой желающий?
Алина Белковская: В дальнейшем планируем ограничивать количество мест. Это нужно для точечной и прицельной работы. Если пришло три человека в класс, тренер имеет возможность с каждым из них поработать. Если же пришло пятьдесят три человека — никакой точечной работы выстроить не получится. Конечно, в маленькой группе реально выстрелить может только один. Но лучше мы найдём этого одного, чем станем собирать по пятьдесят человек — да, мы заработаем больше денег, но в итоге никого не найдём. Просто не успеем.
Литинститут - тоже своеобразная площадка для молодых авторов, где преподают и писатели, и редакторы. Но издатели отчего-то не проявляют большого интереса к Литу.
Алина Белковская: В Литературном институте мало кто понимает, что жизнь изменилась. Потребности изменились.
Способ восприятия информации изменился катастрофически.
И если ты хочешь людей чему-то научить — надо давать концентрированные, точечные знания, которые моментально должны подкрепляться практикой.
Теорию очень многие знают. Есть, в конце концов, куча книг. Но почему-то это ни к чему не приводит. Люди, прочитав 10-15 книжек — Парандовского, того же Шкловского, — отчего-то не становятся великими писателями.
Почему?
Алина Белковская: Во всех этих книгах нет главного — методики. Нет инструментария. А он существует. Но в Россию его не хотят привозить. Я сейчас буду крамолу говорить, конечно. Но есть, как я их называю, увядшие авторитеты. Это люди, которые очень многого добились на литературном поприще в советское время. Но сейчас их уже мало кто читает, особенно поколение двадцатилетних. И вот эти люди страшно боятся молодых. Как только появляется кто-то новый на небосклоне — они всеми силами пытаются его не пустить дальше. Начинают, что называется, давить авторитетом: ты читал этого? а того? а это ты знаешь? И молодой человек сидит, уже забитый. Он понимает, что ни одной фамилии он не знает, ни одной книги не читал. Значит, у него нет шансов.
Чушь. У него полно шансов. Даже больше, чем у этого авторитета. Потому что у молодого голова не забита этими философскими рассуждениями. Ему нужен лишь инструмент.
У вас всё очень просто звучит.
Алина Белковская: Так и писать — не сложно. Есть технологии, которые позволяют и запускать сюжеты, и раскручивать их, и превращать в драму, в комедию, в трагедию, в фантастику… во что угодно. Есть куча методов. Но все эти методы — американские. Сколько я изучала — ни одного нашего метода не нашла.
В нашей традиции считается, что быть писателем — это дар Божий. Что сидишь, рожаешь в муках. И ждёшь музу. Вот она прилетела — сидишь долбишь. Улетела — ничего не можешь. Но это называется импотенцией творческой. Ты должен мочь всегда.
Но это уже получается ремесленничество.
Алина Белковская: А вот почему оно осуждается? Ведь в ремесле ничего плохого нет. Мы не осуждаем ремесленника-ювелира, когда носим бриллианты от Cartier — мы им восхищаемся. Почему мы не осуждаем ремесленника-строителя? Более того, скажу: если он хреновый ремесленник — то мы можем получить крышу на голову. В прямом смысле. Почему мы не осуждаем архитекторов-ремесленников, которые точно так же планируют здания? Это не великие люди, от Бога одарённые. Но они должны всё знать и всё уметь, чтобы сделать всё грамотно.
Роман, сценарий, рассказ, повесть, неважно что — в любом жанре — это то же самое здание. Строится по тем же самым законам. Можно, конечно, как Гауди полностью всё нарушать… но есть основы, которые ты не можешь нарушить.
Какие основы? Можете обозначить?
Писать нужно всегда о самом главном.
А самое главное — это всегда человеческие отношения. Они были в советские времена, они будут в космические времена, они были в V веке до нашей эры, они были у древних греков, во Франции XVIII века, в Англии XIX века… Это единственная ценность, о которой стоит писать постоянно. В любое время.
А вот дальше — помещайте человеческие отношения куда угодно. Но нет же: люди пишут о каких-то социальных, глобальных вещах, временных, социально-политических. Это всё проходит, это всё уходит. Сосредоточьтесь на двух людях. Все великие произведения — о двоих. Будь то два друга, будь то влюблённые — Ромео и Джульетта, будь то отец и дочь — Король Лир. Да, они все помещены в какие-то декорации — политические, военные, ещё в какие-то. Но они все — об отношениях людей. А мы упёрлись в этот политический вектор. Мы сейчас либо против власти, либо за власть. Ребята, плевать на власть. Власть сменится, люди останутся. Даже если их убьют - это будет трагедия не государства, а того, кто любит этого убитого человека.
Поместите его, всех их хоть в Кремль. Но в Кремле-то — тоже люди. А вот что с ними происходит? Что с их моральными принципами происходит? Как они развиваются или деградируют? Как они между собой общаются? Там всё абсолютно на договоре. Никаких эмоциональных мотивов. Абсолютно чётко всё выверено. Люди превращаются в машины постепенно. Выгорают изнутри. Вот что интересно!
И то, что на Украине - это тоже отношения людей.
Потому что этот мальчик, которого заставили булыжники кидать, и ему понравилось, и он за автомат взялся — вот тебе история конкретного человека. Окей, пусть она будет внутри этих украинских событий. Но это будет история конкретного человека, которого не одобрила мать, который ушёл из-за этого от неё, она лишилась сына — вот вам отношения. У которого убили брата, и он озлобился окончательно. Вот что нужно. Такие вещи.
Большая литература потому и большая, что она вокруг одного человека крутится. Или вокруг главных героев, рассказывает о незыблемом, о константах, а не о переменных.
Давайте возьмем «Шинель». Переведена, по-моему, на все языки мира. Вокруг одного-единственного человека, который вообще ничего из себя не представляет. Но сколько там заложено смыслов! Там нет никакой войны, никакой политической ситуации. Но там очень хорошо показан экономический тупик. Что человек, если он не обладает этим-этим-этим, — в тупике. Он никогда из-за своей жалкой конторки не встанет. И шинель — это единственное, о чём он может мечтать. Масштаб мечты оцените! Шинель. Это всё равно что женщина о шубе мечтает. Но у неё всё равно куча всего ещё есть: брюлики, машины, ещё что-то. А у этого — вообще ничего. Шинель.
Один-единственный человек. Почти на все языки мира.
У вас нетипичная для литературных школ система: вы предлагаете не цельные курсы, а отдельные мастер-классы. Почему вы решили остановиться на такой форме?
Алина Белковская: Потому что мы концентрируемся на отдельных навыках. Вот скажите: с чего начать? Писательство — это история нелинейная. Когда ты пишешь книгу — ты пишешь её нелинейно. Ты можешь написать конец, затем прописать кульминацию, и только потом задуматься, с чего всё это начнётся. Или можно сначала прописать все диалоги — вообще все. А можно начать с синопсиса.
Это же digital-искусство в чистом виде. Ты можешь создавать каждый пиксель по отдельности — и всё равно получишь полную картину. Конечно, в том объёме, в котором находятся эти пиксели.
И поэтому вы отказались от линейного подхода?
Алина Белковская: Да.
Писательство — не точная наука. Здесь линейности нет.
Неважно, что ты изучишь вначале — композицию или диалог. Их невозможно иерархически выстроить. А давать всё последовательно — это абсурд, потому что иначе стопорится творческий процесс. Как только я тебе рассказала про диалог, у тебя пошла мысль, и ты уже хочешь писать сюжет — а я говорю: «Погоди, у нас сюжет через две недели». За эти две недели ты двадцать раз потеряешь запал и в итоге ничего не напишешь.
Поэтому если у тебя пошёл сюжет — пиши его. Мы потом разберём. Через две недели ты придёшь с готовым сюжетом, и, когда я буду рассказывать теорию, я смогу её приложить к конкретному материалу. Любое творчество — это практика. Исключительно. И вся теория нужна лишь для того, чтобы знать, какие правила тебе нарушать.
Термины — это прекрасно, но и без них можно жить. И нужно. Хороший писатель — это не тот, кто знает терминологию, а тот, у кого в голове есть сюжет, и этот сюжет имеет потенцию к долгой жизни. Это — писатель.
Расскажите, как прошли первые классы. Сколько было человек?
Алина Белковская: Пока очень немного — всего двадцать пять. Но, во-первых, это была первая сессия вообще. А во-вторых, у нас ещё не было никакой рекламы, кроме как в " "Фейсбуке" — а это площадка очень ограниченная.
А кто пришёл?
Алина Белковская: На класс по краудфандингу пришли взрослые люди за сорок, в основном бизнесмены. На остальные классы — преимущественно молодёжь, от двадцати шести до тридцати. И чуть повыше. Это люди, выросшие вокруг креатива. Люди, для которых креатив, творчество — нормальное состояние души, и они хотят двигаться в нём дальше.
Это поколение по-другому переживает реальность: творческий процесс у них ставится во главу угла — и при этом не противоречит карьерному стремлению. Двадцатилетние живут не внутри себя — они живут во внешнем мире и
из всего, что видят, хотят создать проект.
А как ты создашь проект, если не умеешь работать со словом? А потом начинаешь думать: если я умею складывать слова в такие предложения, и там получается такой смысл, и из этого выходит такой сюжет — то почему бы мне этому не поучиться?
И потом, это поколение вообще очень любит учиться. Оно учится постоянно. Без конца посещает всевозможные мастер-классы. Поэтому сейчас, мне кажется, любое образовательное начинание, связанное с творчеством, не останется без внимания. И это правильно.
Нас, к сожалению, учили не так. Нас учили: сначала школа, потом университет, а дальше иди в НИИ, садись и тихо-спокойно проводи там свою жизнь. У нынешнего поколения всё по-другому. Они даже на работу не стремятся устраиваться. Если работа им не интересна — они от неё откажутся. Даже если там хорошие деньги. Конечно, любая медаль о двух сторонах, и у этого поколения хватает недостатков. Очень многое они не доводят до конца, многое бросают. Занимаются только тем, что им интересно, а как только интерес потерян — перестают заниматься.
Это поколение Стива Джобса. Того, который говорил: занимайтесь тем, что вы любите, и только так вы можете стать великими.
Они все хотят быть великими. И это прекрасно.
Что происходило на первых сессиях? Было ли что-то неожиданное?
Алина Белковская: Да, там случилась очень важная история. Пришли люди… а некоторые из них никогда не писали. Был мальчик, который вроде ничего не умеет, ничего не знает, и кажется, что он не способен создать никакие повороты, никакие перипетии. И он вдруг выдал совершенно потрясающие вещи. Буквально за десять-пятнадцать минут мы спонтанно по определённой методике составили диалог на пятнадцать реплик. Получился шикарный диалог, притча. И после этого у каждого, кто смотрел и кто участвовал, родилось несколько вариантов развития событий. Фактически, на основании пятнадцати реплик мы родили пятнадцать рассказов. А может быть, повестей. Потому что когда мы начали всё обсуждать, у людей заработала голова, они стали думать, как ещё можно повернуть сюжет. У людей пошло творчество, и, насколько я знаю, они сейчас сидят и пишут. А потом присылают мне работы, мы разбираем всё это дистанционно, и я прикладываю максимум усилий, чтобы это опубликовалось на каких-то онлайн-площадках.
Только онлайн?
Алина Белковская: Нет, конечно, мы собираемся играть в долгую. Смысл нашей школы в том, чтобы собрать постоянную аудиторию. Авторов мы планируем вести и дальше. И если у человека удалась публикация, мы будем искать и промоутеров, и пиарщиков. Мы будем принимать активное участие в продвижении этого автора, потому что это выгодно и «Бальзаку»:
нам нужны истории успеха, нам нужны кейсы.
А издателям нужны хорошие авторы.
Я уже говорила, что мы передаём механизмы. Но дальше — что самое важное — мы работаем с людьми и смотрим, что у них получается. И делаем всё, чтобы получилось как можно больше, потому что очень важно, когда человек схватил первый успех, провести его по этому успеху. И не бросить, ведь рано или поздно, когда он начнёт большую вещь, он наткнётся на другие проблемы. Описания. Интроспекция. Не дай Бог, рассуждения. Повествование. Композиция. И если ему не дать следующего уровня знаний — то он опять застрянет, решит, что у него ничего не получилось, и опустит руки.
Нет, у него всё может получиться, если его не бросить. Таков подход «Бальзака».
Ссылки по теме:
Школа писателей Майи Кучерской
Сравнительная таблица: Школа творческого письма и "Бальзак"
