Где еще можно увидеть, как турок с американцем и итальянец с немцем общаются за чашкой кофе на русском, а не на английском языке? Разумеется, на конгрессах переводчиков русской литературы, раз в два года проходящих в Москве в начале сентября усилиями Института перевода. Но этим его деятельность отнюдь не исчерпывается. Хотя возможности небезграничны. В отличие от энтузиазма директора.
Интервью: Михаил Визель
Фото: ReadRussia
Сколько на сей раз было участников? Откуда?
Евгений Резниченко: Конгресс проходит каждые два года, начиная с 2010-го. В первом приняло участие около 80 человек, его итогом как как раз и стало создание Институт перевода.
В нынешнем, пятом, — около 400. 157 человек из дальнего зарубежья, остальные — из восьми стран СНГ, региональные переводчики зарубежной литературы. Всего 56 стран, включая Россию.
В этом году впервые была такая опция — «слушатели». То есть молодые люди, аспиранты, студенты старших курсов, как раз решающие, чем заняться. Несколько человек из-за рубежа. Одна слушательница была из Австрии, одна из Польши. Одна из Италии. Одна из Германии. У них в жизни время принятия решения. Потому что ясно, что, занимаясь юридическим переводом, ты больше заработаешь денег. А занимаясь художественным… Посмотрим, какое решение они примут.
Понятно, что конгресс переводчиков — это не книжная ярмарка, где заключаются договора и покупаются права. Но, тем не менее, ставили ли вы своей целью свести издателей с русскими авторами, издателей с переводчиками? И что получилось практически?
Евгений Резниченко: Мы выделяем гранты зарубежным издателям на перевод, в первую очередь, современной русской литературы. Это наша основная задача. Поскольку классика и переведена, и она не отягощена авторскими правами. Для издателя она доступнее. И она беспроигрышна. Издатель точно продаст тиражи.
С современной литературой не все так просто. Прежде всего, неизвестны имена русских писателей. Как мы не знаем многих имен французских, итальянских, американских писателей. Поэтому мы специально уже четвертый раз делаем такой формат - литературный вечер с писателями. Мы приглашаем 8—10 писателей. Переводчики записываются, с кем они хотят встретиться. Причем любопытна именно мотивация переводческого выбора. Я-то думал, что будут рваться к самому знаменитому, а многие выбирают так: «Этого-то я знаю, а вот этих я не знаю, и я иду к ним».
В этом году многие направились к детским писателям, потому что мы со своей стороны всячески пытаемся все-таки детскую литературу продвигать. Это идет туго, потому что, наверное, рынки защищены, никто не хочет впускать. В отличие от российского. Французский, немецкий… там не любят чужую детскую литературу. Воспитывать своих детей мы будем сами, как говорится. И драматургия была. Секция драматургии и двух драматургов на встречу пригласила - Дмитрия Данилова и Ксению Драгунскую.
Мы сейчас хотим очень сильно продвинуть театр, потому что это же круто. Пусть книжка не вышла, но есть спектакль, на него можно ходить. И это такое продвижение! «Что? русские, ух ты, надо послушать». И там же на сцене видишь живых людей, тебе не мешают шоры. Ты видишь живых людей, которые при этом русские герои. Французский актер играет русского человека.
Когда мы делали Парижский книжный салон в этом году, где Россия была почетным гостем, мы хотели там поставить «Человека из Подольска». Потому что есть Сент-Уэн, пригород Парижа, побратим Подольска. Там есть любительский театр, и район такой… опасненький. Нам казалось, что будет интересно. Перевод мы сделали, поставить не удалось. Но сейчас у нас есть партнеры в Париже, теперь мы уже ищем профессиональный театр, который бы заинтересовался.
Мы же никому ничего не навязываем, что переводить. У нас есть рекомендательные списки на сайте. В эти списки входят почти все современные российские писатели. Мы даем краткие аннотации. Но беда издателей в том, что институт русского редактора фактически прекратил свое существование.
Если в советское время в каждом серьезном крупном западном издательстве все-таки был славист, то сейчас этого нет.
Поэтому издателю, говорящему на своем родном языке, понять, что там русские написали и кого они рекомендуют, сложно. Тут включаются в дело переводчики, которые выступают в роли того самого сарафанного радио, берут на себя такой «предпромоушен» того или иного автора. Многие поехали в воскресенье на ММКВЯ, чтобы послушать кого-то из наших писателей.
Если же не получается познакомиться вживую (что, конечно, всегда дает дополнительную эмоциональную окраску), то переводчики получают практически все тексты, более или менее прозвучавшие в течение последних двух лет. Обычно мы записывали на флэшку 10—15 произведений, а в этом году Библиотека иностранной литературы и «ЛитРес» договорились о новом формате. Читатель Библиотеки иностранной литературы имеет право на «ЛитРесовскую» подписку. И все участники конгресса получили коды доступа на три месяца, даже если они не стали читателями библиотеки. Хотя многие стали. Подходила немецкая переводчица, благодарила за такой подарок. Теперь она у себя в Германии, подписка открыта у нее навсегда, поскольку она читатель библиотеки. Там 145 тысяч текстов. И самое главное, что быстро сработали, мы не ожидали, такие молодцы! Все это делалось мгновенно.
Музей «Ясная Поляна» не просто учредил влиятельнейшую литературную премию своего имени, но и уже третий год подряд проводит у себя трехдневные семинары британских писателей. Собираются русские переводчики, преподаватели и вживую общаются с современными британскими авторами. Что дает мощный «промоушен» современной британской литературы. Наивный вопрос: а почему нельзя такие вещи организовать где-нибудь во Франции, в бунинском Грасе? Или в той же Великобритании, в Стаффорде-на-Эйвоне? Любой русский писатель не откажется съездить пообщаться с англичанами на родине Шекспира.
Евгений Резниченко: А кто должен заказывать музыку? Кто должен платить? Здесь платят «Ясная Поляна» и британская сторона. «Ясная Поляна» тоже использует свой ресурс. То есть все равно тратит российские деньги.
Скорее спонсорские. Мы же знаем, у них мощный глобальный спонсор.
Евгений Резниченко: Может быть. Нас не сравнить с «Ясной Поляной». Ни бюджетно, никак. Нас в России практически не знают. Потому что мы не работаем на этой территории. Единственные, кто нас знает, - это конгресс и писатели. И Гильдия мастеров литературного перевода - просто потому, что мы стараемся нашими копейками как-то их поддержать. Хотя бы их премию «Мастер».
Мы не государственная организация, у нас бюджеты ограничены.
И на что же они расходуются?
Евгений Резниченко: Молодые русские поэты посетили большой поэтический фестиваль в Словении. Это было три-четыре года назад, где была русская тема. Четырех поэтов туда вывозили. Если продолжить тему поэзии - переводческий семинар, поэтический. В Испании, где-то под Барселоной, потом у нас здесь, в Константинове. Это четырехдневный семинар, его итогом становятся переводные тексты, которые поступают в открытый доступ.
В Великобританию, в Норвич, направляли на пять дней молодого российского писателя Дмитрия Гаричева, где он общался с молодыми британскими переводчиками.
The LARK - театральная лаборатория в Нью-Йорке. Мы выделили грант в прошлом году на переводы русской драматургии. Туда приезжали драматурги, режиссеры, их переводчики. Это краткосрочные программы. Кроме того, мы по максимуму стараемся вывезти на книжные ярмарки писателей, книги которых либо выходят, либо запрашивают. Пока это все, что мы можем сделать.
Но еще мы проводим русскую литературную неделю в Нью-Йорке, куда мы ежегодно вывозим русских писателей.
Туда приходят одни русские нью-йоркеры или местные тоже? Русские писатели часто жалуются, что на встречи с ними в США, Франции, Великобритании, не говоря уж про Израиль, приходят одни бывшие москвичи и петербуржцы, – так что можно было так далеко и не ехать.
Евгений Резниченко: Конечно, есть публика в каждой стране, которая на любой русский знак откликается и приходит. Но это не наша целевая аудитория. Это, скорее, целевая аудитория фонда «Русский мир». Наша задача как раз притягивать местных. Два года назад, когда был еще Володя Шаров жив, вместе с Дмитрием Баком и с Оливером Реди они устроили презентацию в Нью-Йорке, в каком-то полузакрытом клубе, где были американцы, и им было любопытно послушать. И это был разговор такого интеллектуального уровня! Не всегда в России такое услышишь.
Мы выступаем, если есть возможность, в местных гильдиях издателей, уже напрямую идем к издателям, рассказываем о нашей грантовой программе. Там точно никого русских нет.
Действительно, русская диаспора и без Института перевода может узнать русских авторов, если захочет. Правда, у неё, как правило, уже свои чёткие симпатии и антипатии, которые не своротишь… За последние пару лет в связи с изменением международной обстановки как скорректировалась ваша работа? Например, немецкие агенты Прилепина объявили, что с ним больше не работают по политическим причинам. Это пример, который у всех на виду. Есть какие-то менее ярко выраженные примеры такого рода?
Евгений Резниченко: Реальность не вполне соответствует медиашуму. Да, есть такой частный случай, что агент Прилепина принял решение, что он не может. Но это его частное, личное мнение. Сейчас у Захара Прилепина должна выйти «Обитель» в немецком переводе. Она не успела выйти к Франкфурту, выйдет чуть позже.
То есть книги Прилепина в Германии продолжают выходить?
Евгений Резниченко: Они практически там все вышли. Кроме каких-то последних его вещей. «Обитель» переводится. У него есть свой переводчик, свой издатель в Париже. Во Франции это, ни много ни мало, издательство Actes Sud, которое принадлежало министру культуры Франции, а русскую секцию возглавляет Мишель Парфенов. У меня с ним сложные отношения, потому что он поступил как-то не по-мужски в процессе всего этого. Он объявил, что мы никогда не пойдем на то, чтобы получать кремлевские деньги. Хотя наши деньги не кремлевские! Или тогда все деньги в России кремлевские. Это деньги налогоплательщиков. Мы за эти деньги боремся, участвуем в конкурсе, стараемся соответствовать какому-то профессиональному уровню.
Мы не государственная организация. Как только мы начинаем эти темы поднимать, сразу попадаем на крючок разных провокативных технологий. А нам бы этого не хотелось. Потому что есть художественная литература, есть буквы, есть слова, предложения. Мы умрем через 30, 50, 100 лет, а эти буквы останутся.
И наша задача - моя, моих сотрудников, всех, кто нам помогает, - чтобы остались эти буквы.
А что там кто думал конкретно по поводу того или иного политического события, мы не вспомним и через пять лет, как звали какого-то премьера. Или как звали какого-то министра.
Такова наша принципиальная позиция. Уйти от этого получается не всегда, потому что мы живем в реальном мире. Самые большие споры по поводу Прилепина - хорош с художественной точки зрения текст «Обители» или не хорош. И это главнее того, что думает Прилепин по поводу Донбасса и т. д.
Наша задача - продвижение русской литературы. Не Прилепина, не Водолазкина, а именно русской литературы.
А как продвигать современную литературу? Как продвигать Достоевского, понятно - глубины души, психологические бездны. А как продвигать современных? Что они могут предложить?
Евгений Резниченко: Мы не консалтинговая группа, которая занимается исследованием рынка и дальше выполняет какие-то действия. Мы опираемся на премиальный процесс, если говорить о сегодняшнем дне. Мы стараемся, чтобы все книги, которые выбрало экспертное жюри, которому мы доверяем, оказались доведены до сведения всех издателей максимально.
Мы решаем приблизительно ту же задачу, которую отчасти, может быть, выполнил чемпионат мира по футболу: приехали люди, увидели, что все совсем не так, как русских представляют, какая мифология складывается. Мы говорим: «свободный Запад, свобода слова». Я лично видел, как врали журналисты, например, немецкие. С точностью до наоборот переворачивали! Журналисты везде таковы, это просто такая работа, если у тебя есть заказ, ты должен все равно как-то подстраиваться.
Готовясь к конгрессу, у Александра Ливерганта я вычитал мысль о том, почему художественная литература так важна. Потому что она несет приметы истинной подлинности, когда говорит о человеке. О том, что мы смертны, что мы слабы, что мы предаем иногда, что нас предают, что мы любим. И мы в этом смысле точно такие же. «Русские идут, какие-то ужасные русские!» Мы такие же. И произведения, в которых это читается, с моей точки зрения, и должны продвигаться. Человеческое, не так, как у Ницше или Достоевского, - слишком много человеческого. Сейчас как раз такой период, когда нужно обменяться этим человеческим со всем миром. Это задача и российская национальная, и немецкая национальная, и американская национальная. Кажется, что любой здравый человек понимает.
Мы говорим: «Запад, Запад… Продвигать русскую литературу на Запад». А как складываются отношения Института перевода с Востоком? Я знаю, что на конгрессе были переводчики из Китая, Индии, Ирана. Как идет ваша работа на восточном направлении? Это же отдельный колоссальный мир. Совершенно для нас неизвестный.
Евгений Резниченко: Я бы даже Китай вообще выделил в отдельную сферу. Арабский мир в другую. Я могу сказать, что у нас, к сожалению, не все гладко. Внешне вроде бы все нормально. Потому что по-прежнему
интерес к России велик, статус России, немножко политизированный, тоже очень серьезен. Проблема в потерях, произошедших в 90-х годах.
Эти потери связаны именно с переводчиками русской литературы в тех странах. В арабском мире, в Китае. Но самое печальное, что они произошли и в России. Мы потеряли переводчиков китайской литературы на русский язык. На сегодняшний день переводчиков русской литературы на китайский язык значительно больше.
У нас не так много осталось переводчиков арабской литературы на русский язык. Если бы мы потеряли на той территории, но своя школа осталась, мы бы подтянули, люди бы общались и держали эту нить настроения, нить отношения. Поскольку мы сами здесь все растеряли, то сейчас нам не хватает ресурса. Могу сказать, что и финансового ресурса, чтобы вовлечь молодых людей. У нас остались старики, на которых можно положиться и которые готовы. Но нужно какое-то очень мощное финансовое вливание. А мы каждый год боремся за бюджет.
И каков же он?
Евгений Резниченко: Если в 2012 году у нас было где-то 2,5 миллиона евро, только на грантовую программу, только на поддержку издателей, сейчас, если посчитать по курсу, у нас уже меньше одного миллиона. Но к этим проектам добавились три библиотеки: русская библиотека на английском, русская библиотека на французском, русская библиотека на китайском, которые легли на этот же бюджет. Плюс порядка 20 выездных мероприятий в год, которые тоже нужно финансировать.
Ярмарки в Париже, во Франкфурте?
Евгений Резниченко: Да. Таким образом, что реально осталось издателям? В 2012 году у них было 2,5 миллиона евро, сейчас у них осталось 500 тысяч евро. В пять раз грантовая программа «Поддержка издателей» уменьшилась. То есть оплата перевода, отчасти иногда оплата авторских прав, сократилась в пять раз. Поэтому говорить о каких-то прорывах на таких сложных направлениях, как Китай, Восток...
Да, там внешне все пристойно выглядит, люди переводят, но это за счет большой любви, это не государственная стратегия.
Большая любовь, она заканчивается. Увы, так учит опыт. Просто умирают ее носители. А те, кто мог бы продолжить, они не успевают полюбить. Они делают выбор в сторону юридического перевода, перевода нон-фикшн, например, который сейчас везде популярен, поскольку считается, что он несет приметы времени, ближе к реальной жизни, чем фикшн. Хотя это большой вопрос.
Нон-фикшн нон-фикшну рознь. Вы готовы поддерживать литературный нон-фикшн? Например, недавно книгу русского автора Виктора Сонькина «Здесь был Рим» издало английское издательство Skyscraper Publications. Издатель Анны Старобинец, Яны Вагнер, между прочим. Насколько я знаю, это произошло без какого-либо вашего участия. Просто создателю этого небольшого независимого издательства Карлу Саббаху порекомендовали здесь в Москве книгу Сонькина, и она ему понравилась. Представьте: книгу русского автора о Древнем Риме издали в Англии! Отчего же не поддержать?
Евгений Резниченко: К нам этот издатель обращался. Мы его заявку на грант отклонили. У нас есть своя группа экспертов из 14 человек.
Кстати, эта книга получила премию «Просветитель». Так что экспертным сообществом вполне признана.
Евгений Резниченко: Да. Прекрасный текст, но правильнее было бы, чтобы поддержали люди с той территории. Либо какое-то научное сообщество, фонды, которые поддерживают науку или историю.
Но мы готовы рассмотреть, поддержать книги, написанные о России.
В том числе нон-фикшн - если в нем фигурируют имена Лихачева, Лотмана, Бахтина, Флоренского, Станиславского, Алексея Гана - отца конструктивизма. Розанова, Бердяева. Именно тех авторов, чьи идеи обогатили мир. Вот они вышли из России, и что-то в мире немножко подвинулось. Такого рода - да. Но поддерживать классно написанную, не спорю, книгу о Риме... В общем, нет.
Дело же не только в Риме. А в общем подходе. Показать, что русские авторы - такие же авторы, как и любые другие. Никого же не удивляет, когда выходит в Москве книжка о том же Риме, написанная по-английски американским автором, к тому же, скажем, с китайской фамилией. И когда вышла книга Сонькина о Риме по-английски, я был этому очень рад. Не потому, что я с ним знаком, а потому, что это пример того, что русский автор - просто нормальный автор, который написал хорошую книжку.
Евгений Резниченко: Нам приходится все время действовать в режиме очень жесткого отбора. Представьте себе, в этом году у нас было 318 заявок. Плюс еще были заявки дополнительные, они шли как бы вне гранта, порядка 60—70. Мы пытаемся все, что только можно, все-таки поддержать. Но 200 остаются за бортом. То есть, как минимум, две трети. Поэтому,
когда нужно выбрать, поддержать тебе, например, «Обитель» или «Здесь был Рим», то выбор очевиден.
В этом году на Болонской ярмарке детской литературы, а еще раньше - во Франкфурте издательство «Самокат» активно продвигало свою книгу «История старой квартиры». А в эту историю вы как-то вписывались? Все ж сходится. Русские авторы, русское издательство, посвящено московской квартире.
Евгений Резниченко: Да. Книга оказалась знаковой. Три или четыре издательства запросили у нас грант на перевод этой книги. Они были поддержаны во Франции, в Великобритании. Наши эксперты посчитали, чтода, это важная книга, ее нужно поддержать.
Но у нас есть ограничения. Чтобы нас не обвинили в лоббизме какого-то конкретного русского издателя или какого-то конкретного русского писателя. Допустим, на Водолазкина два года назад на «Лавра» мы получили 18 заявок. Мы не можем поддержать 18 раз Водолазкина, потому что это значит, что он 18 раз от издателей разных стран получит какой-то небольшой, но все-таки гонорар. Поэтому мы только по три заявки от одного издательства рассматриваем. И по всей программе не более трех заявок на одно произведение.
А вы сами готовы выступать в качестве продюсеров? Карл Саббах, будучи в Москве, живо интересовался какой-нибудь книгой про Герцена. Я сам лично покупал для него толстый том ЖЗЛ. К вам наверняка с такими запросами обращаются регулярно. Вы готовы заказывать авторам нон-фикшн книжку про то, про это? Про петербургскую коммуналку, про русскую избу, про Кремль. Про Менделеева, про Гагарина… Специально «под перевод»? Мы же понимаем, что для русского читателя нужно другое, нежели для западного или для китайского.
Евгений Резниченко: Это, конечно, очень важный момент. Я тут должен вступить на скользкую территорию, все-таки коммерческую, где я не очень силен, где нужно нанять человека и, наверное, довериться этому человеку. Это тоже не так просто. Но идея сама по себе, что Институт перевода может выступать в качестве продюсера тех или иных проектов, получать эти средства, улучшать качество своей работы, что-то тратить уже по-своему, не только ждать победы в конкурсе или от какого-то спонсора, иметь свои какие-то оборотные деньги, - это, конечно, идеально.
Обратимся от идеального к практическому. Что у вас сейчас первоочередное?
Евгений Резниченко: Сейчас нам надо запустить Тургеневскую конференцию в Санкт-Петербурге в Пушкинском доме. Это будет в октябре. Потом мы помогаем Гослитмузею сделать один «круглый стол», посвященный переводу, который они проводят в Орле. Он тоже косвенно Тургеневу посвящен. Потом мы помогаем МГЛУ провести в Крыму школу молодого переводчика. Они привлекают СНГ, страны Шанхайского союза.
2 октября «круглый стол» в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже. Аналогичный тому, который был в марте, посвященный Солженицыну. Но на cей раз посвященный Горькому. 4 октября - показ фильма, посвященного истории создания «Доктора Живаго» в русском духовно-культурном центре на набережной Бранли в Париже. 6—7 октября там же в этом центре фестиваль русской литературы. 10 октября открывается Франкфуртская ярмарка. Потом совпадают нон-фикшн-ярмарка в Любляне и ярмарка в Братиславе. Где-то мы сами будем участвовать, где-то просто профинансируем программы, которые нам интересны, переводческие, прежде всего. Потом русская литературная неделя в Нью-Йорке. Это где-то 10 декабря.
Поддержим поездку писателя, которого попросили местные издатели, поскольку идет Год русского языка и литературы во Франции - Французского языка и литературы в России. А поскольку Италия является почетным гостем ярмарки «Нон-фикшн», то эти две программы - итальянская и французская - мы хотим поддержать здесь, на нашей территории. Финансово помочь, пригласить переводчиков оттуда для более содержательных бесед, чтобы это было поинтереснее.
