Вероника Гудкова, г. Москва
Колька
- А это откуда фотки?
- Из армии.
- Ты служил?!
- Служил.
- У тебя ж высшее образование.
- Тогда Афган был, всех мели.
- А как потом вернулся?
- Как все. Учился в армии, в отпуске на лекции ходил.
- «Удостоверение… награжден нагрудным знаком «Воин-спортсмен»… Воин-спортсмен? А что делал?
- Бегал.
- Быстро?
- Быстро.
- А давно бегаешь?
- С детства.
- Каждый день?
- Стараюсь.
- Я тоже пыталась спортом заниматься, но так лень… А зачем тебе это? Бегать каждый день?
- Чтоб стоять.
- В смысле?!
- Чтоб сил хватало стоять на работе.
***
Колька начал бегать в пионерлагере. Вожатые так спускали энергию бесившихся от безделья подростков: заставляли их три раза обегать территорию. Колька был длинный, тощий, ветер сам его нес, подталкивая в спину, ероша черные вихры. Пока толстый Колокольников, хватаясь за бок, делал круг, Колька влегкую закрывал все три и уходил на четвертый. Это была свобода: все пыхтят позади, кругом - сосны, а под ногами - мягкая земля с торчащими корневищами. Колька так привык к этой тропе, что ноги сами перескакивали корневища, не отвлекая его от мыслей. Впрочем, и мысли-то были легкие, пустые. Влетали в голову и вылетали из нее.
Мать умерла от сердца, когда в Москве шла Олимпиада, а Кольке сравнялось пятнадцать. Последнюю ночь она лежала дома, Колька сидел рядом, менял ей на лице ветошь, вымоченную в формалине.
Они остались вдвоем с бабкой: скандальной, но крепкой, как те корневища. Бабка обивала пороги, выцарапывала себе льготы, а Кольке - пособия по сиротству. Отца его никто не знал. Бабка была суровая. До самой пенсии водила троллейбус. По воскресеньям ходила в церковь молиться богу. Когда Колька заявил, что бросает школу, пойдет в спортивный интернат, - сказала, как отрезала:
- Не пущу. Матери на одре обещала, что школу кончишь, бездельник.
Колька плюнул и пошел в девятый. Он еле тянул на тройки, но директриса и завуч жалели сироту, а физрук кричал, что без Земцова школа проиграет все районные старты к 1 Мая и Дню физкультурника.
После школы Колька в армию не торопился и пошел в училище. Легкоатлет-перворазрядник был нужен и там.
***
Накрыло Кольку как-то разом, в одночасье. В училище, в начале сентября, брал учебники в библиотеке, заодно прихватил книжку - заинтересовал заголовок. Читал всю ночь. Назавтра пришел в библиотеку снова, потом еще. Через полгода его вызвала директриса.
- Мы, Николай, тебе сиротскую стипендию платим, чтоб ты жрал. Тебя ж ветром качает. А ты книжки покупаешь. Ева Наумовна видела тебя в «Академкниге» на улице Горького.
- И чего?
- Ничего!
- Я в институт хочу.
- В какой?
- В самый лучший.
Директриса помолчала.
- Ева Наумовна сведет тебя с репетиторами. Книги бери у меня, вон там в шкафу.
- У вас таких нет, они по пятнадцать рублей, - ответил Колька и покраснел.
Ночами он подрабатывал: по профилирующему предмету репетитор, доцент самого лучшего института, брал восемь рублей за урок.
Когда в голове начинало звенеть после ночной работы или от путаных формул, он натягивал продранные кеды и убегал в утренний полупустой город, наматывал километры по бульварам.
Бабка уже ничего ему не запрещала, только поджимала губы и качала головой.
Колька кончил училище с красным дипломом, хотя русский у него хромал, а историю он не читал за ненадобностью: даже принципиальность директрисы сдалась перед его напором. На экзамен Колька прибежал бегом от самого дома и пошел в первой десятке. Доцент не зря брал свои восемь рублей: другие экзамены сдавать не пришлось. Колька поступил в самый лучший институт, а через несколько дней ему позвонили из института похуже. Искали стайера для универсиады, брали Кольку без экзаменов. «А я уже сдал и поступил!» - ответил он, ликуя.
***
- Сержант Земцов по вашему приказанию явился!
- Здорово. Это ты тут круги нарезаешь вокруг части?
- Так точно.
- Зачем?
- Тренируюсь.
- В сапогах?
- Так точно.
- Кедов, что ль, нет?
- Так точно.
- Сколько бегаешь?
- По два часа, три - если длительная.
- Я не про то. Дистанция какая у тебя?
- Бегал полтора и три километра.
- Результат?
- Полтора за 4,05.
- Поедешь на дивизионные соревнования. Кеды дадим.
- Так точно, товарищ полковник.
- Хорошо…
- Разрешите идти?
- Погодь… Студент?
- Так точно.
- Ну иди. С командиром поговорю.
***
Колька бежал по парку, по мягкой тропе. В сумерках он уже неважно видел без очков, но привычные ноги сами перескакивали через корневища. Он всегда бегал после рабочего дня, а потом сидел с книгой часов до десяти, если не было ночной работы: никто не мешал.
У ворот института стоял дежурный ординатор Водорезов, прямо в кроксах, маска под подбородком. Бледный, губы трясутся. Первого года, необстрелянный еще.
- А они меня… А я вас… Там это… Из двадцать третьей… Везут.
- Что там?
- После инфаркта. 37 лет. Боятся не довезти…
- Такая-то мать! Готовьтесь там, щас переоденусь.
Колька влетел в кабинет, на ходу сдирая мокрую майку. Хирургичка, стетоскоп, шапочка на лысой голове - лихо, с заломом, как пилотка.
Они не довезли. Инфарктник умер еще в «скорой». Санитары, матерясь, тащили носилки из машины. Неудобные, слишком узкие. Но Колька оседлал их и начал качать еще во дворе.
- Сколько времени?
- Что?
- Сколько, б****, клиническая смерть?
- Да минуты три…
Санитары вкатывали носилки по пандусу, загоняли в лифт, а Колька бешено работал. Новый пот тек по соленому после тренировки лбу. Он качал и качал.
Не поворачивая головы, что-то бросал санитарам. Он качал в реанимации, рядом разворачивали аппарат искусственного кровообращения. Инфарктник начинал уходить еще дважды, но Колька тащил его обратно.
Очумевший Водорезов смотрел, как пятидесятилетний Колька, только что сорок минут пахавший на полутрупе, точными, как у робота, движениями заводит канюлю, как аппарат начинает качать кровь, как на восковое лицо инфарктника возвращаются краски.
- Профессор… Почему вы за него так рубитесь?
- Надо всегда до финиша рубиться.
- Он же просто водитель троллейбуса.
- А водитель не человек, что ли? Давай работай, Водорезов.
