Текст: Дмитрий Шеваров
О поэте Константине Бельхине я узнал от журналиста и писателя Геннадия Александрова из слободы Михайловки Железногорского района Курской области. Вот его письмо.
Уважаемый Дмитрий Геннадьевич!
Я с большим интересом читаю Ваши очерки о поэтах, погибших на войне. Многие не успели издать ни одного поэтического сборника или музыкального сочинения, уйдя из жизни в расцвете творческих сил. Произведения одного такого забытого поэта, Константина Бельхина, его дневники и письма вышли полгода назад в Курске тиражом всего 150 экземпляров.
До войны стихи и статьи Константина Бельхина печатались в газетах и в сборниках в Казани, где он родился в 1912 году и учился в университете, в Пскове, где Константин Яковлевич служил в Красной Армии, в Мурманске, когда он являлся корреспондентом "Полярной правды", во фронтовых газетах, где он был военкором. Поэт прожил сложную, но яркую жизнь. Из-за «непролетарского происхождения» был исключён из комсомола и изгнан из университета, та же участь постигла его и в Татарском пединституте. Будучи совершенно нищим, имея больную мать и брата, Константин ушёл работать на производство молотобойцем. Но никакой злобы в отношении Советской власти нет ни в его дневниках и письмах, ни в его стихах. Напротив, есть только всё нарастающее чувство любви к Родине, восхищение её историей, людьми, природой.
В самом начале войны Константин Бельхин стал военным корреспондентом, участвовал в боях в Заполярье, в Сталинградской битве, на Курской дуге, имел награды. 15 августа 1943 года он, военкор «Красной звезды», погиб во время бомбёжки и захоронен в центре слободы Михайловка Курской области. На похоронах были его фронтовые друзья: известный журналист Павел Трояновский и великий писатель Андрей Платонов. В 1965 году в Мурманске вышел небольшой сборник произведений Константина Бельхина "Стихи из солдатских блокнотов" - это, может быть, двадцатая часть из написанного им.
Вдова и две дочери Константина Бельхина пытались опубликовать его стихи и в других изданиях, но в антологиях поэтов, павших на войне, появлялось чаще всего лишь стихотворение «Письма», биографические сведения о поэте были неверными, начиная от года рождения и кончая местом гибели. А потом имя Бельхина и вовсе исчезло из сборников, не вошло оно даже в капитальную книгу "Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне" (СПб., 2005). Рукописные тетради погибшего военкора почему-то не интересовали редакции толстых журналов. И лишь недавно дочери Константина Яковлевича, Татьяна и Елена, проживающие в Мурманске и в Москве, прислали мне в слободу Михайловку несколько общих тетрадей с дневниками и стихами отца, а также десятки его писем к жене. В слободе, где покоится прах Бельхина, чтят память об этом замечательном человеке. Здесь установили обелиск на его могиле, проводят в школе и в библиотеках вечера поэзии.
Сразу же после выхода книги Константина Бельхина "Ни разу я себя не обманул..." я, как её редактор и составитель, разослал больше десятка экземпляров в Казань, в Москву, в Мурманск - в места, связанные с жизнью и деятельностью Константина Бельхина. И в ответ не получил ни строчки.
Стихи и письма Константина Бельхина
- Вы были в Лапландии летом,
- где в голубые озёра
- льётся пьянящего света
- солнечный луч золотой
- и, неуловимые взору,
- вычерчивают узоры
- птицы в ладонях ветра
- над трепетною водой?
- Вы были в Лапландии летом,
- где нелюдимые скалы,
- мхами седыми одеты,
- слушают в рокоте рек
- руны седой Калевалы,
- звоны струны усталой?..
- Вы были в Лапландии летом
- на вызревшей на заре?
- Когда в глубине ущелий
- к радугам водопадов
- всплескивают форели
- блестками серебра
- и робко оленье стадо
- бредёт в голубую прохладу,
- и дремлют косматые ели
- над влажным дыханьем трав?
- Вы были в Лапландии летом,
- в зовущих её просторах,
- художники и поэты? -
- Спешите вдогонку мечте!
- Я знаю, вы будете скоро
- Ревнивым выискивать взором,
- чтоб всё рассказать об этой
- негаданной красоте.
Мурманск, 1940 г.
Из писем к жене Юлии
21 ноября 1941
...Придет время, обо всем тебе расскажу, и все поймешь. А вот сейчас как тебе крикнуть, чтобы ты подняла голову, улыбнулась, вдохнула полной грудью? Любимая моя, дорогая, ты всегда верила мне и в меня верила. Так поверь ты и сейчас в это грозное время. Вытерпим мы все, сердце мое. И жить опять будем изо всех сил. Смерть-то разгулялась, да не наша, а врагов наших. А у нас у каждого будто по две жизни. И вот еще что тебе скажу (на худой конец, во что я совсем не верю), если-то у меня недлинная окажется, ты не горюй. Тяжело будет, я знаю, а ты закуси губы и вытерпи.
А потом опять живи вовсю, будто за двоих сразу, а обо мне думай только так: «Хороший был парень и всю свою жизнь хорошо прожил, но умер раньше времени».
Аленку с Танькой влюби в меня, как сама влюбилась, чтобы они на меня походили. Это я на всякий случай, чтобы не надо было писать об этом больше. И ты не пугайся, а думай, что когда-нибудь мы вместе прочтем это письмо, засмеемся и бросим его в огонь, а сами расцелуемся крепко-крепко. Эх, показал бы как крепко, да не дотянусь до твоих губ. Но придет время - дотянусь, облаплю тебя и всю расцелую.
Привет всем! Аленку с Танькой поласкай за меня, привет Аленке передай. Костка твой.
14 июня 1942. Иваново.
Вот и еще одна неделя пролетела. Погода стоит на редкость скверная, почти все время брызгает нудный холодный дождь. И без того отвратительное настроение такой погодой усугубляется. Всю неделю жду от тебя письма, но напрасно. Почему ты молчишь? Неужели к тебе не пришли еще мои письма? Тоскливо. С какой бы радостью я проснулся сейчас там, в землянке за Кольским заливом, где по горло настоящей, нужной работы, и нет никаких оснований грустить, где живешь каждую минуту всеми силами души и сердца. А здесь какое-то изнывание в беспрестанной бездумной толкотне и бессмысленное выматывание нервов, потеря способности чувствовать и мыслить.
Пришли мне как можно быстрее Алёнушкин адрес, хоть изредка я смогу зайти к ней, отдохнуть часок-другой от щемящей сердце лагерной тоски. Иногда я с нескрываемой завистью провожаю кого-либо из здешних товарищей в город или в деревню, расположенную рядом, где ждут их жена или мать, приехавшие повидаться. Но в то же время я не могу сказать, что хочу быть в их положении.
Страшно унизительно проситься на несколько часов, чтобы побыть с родными. Я бы, наверное, не смог просить каждый раз увольнения, а просто ушел, не думая об аресте по возвращении.
Ну, что я могу тебе сказать? Пиши мне, пиши, милая моя Юлька... Я обещал послать тебе в этом письме стихи. Пожалуй, это будет лучше, чем я тебе буду жаловаться на пустоту и бесцельность пребывания в этой бурсе...
Пока, моя дорогая!.. Впереди новая неделя - тяжелая, как путь на Голгофу.
Твой Костька.
17 июня 1943 г. Центральный фронт.
Где ты сейчас, моя любимая, родная моя? Так тоскливо иной раз станет от воспоминаний о нашей с тобой короткой молодости, что кажется: вот-вот запоет сейчас в тебе какая-то безжалостная волшебница-скрипка, и сердце не выдержит этой песни.
Хочешь, я тебе стихи прочту? Невеселые, правда, стихи, но мне они нравятся пока. Или это оттого, что они еще не оторвались от меня, от мысли, от сердца. Слушай:
- …Осыпалась белая калина,
- умирала под колесами орудий.
- Словно свадьбу злую пировали
- ненавистью вздыбленные люди.
- Плакали.
- Ругались.
- Умирали.
- Не простясь с умершими,
- живые
- шли в закат,
- залитый теплой кровью.
- Не тогда ль ты слышала впервые
- в соловьиной песне муку вдовью,
- убаюкав маленького сына?
- Наливалась горькая калина...
- Хорошо, что жён своих в печали
- никогда нам не дано увидеть…
…Таковы лирические отступления от ежедневной, сугубо специальной военной писанины. Ты, наверное, и не представляешь, что я могу сейчас днями, неделями жить такой, например, темой, как «Определение стыков и флангов в немецких боевых порядках». Поверишь ли, я даже полюбил настоящую науку воевать и жалею, что поздно полюбил. Был бы я сейчас генералом.
Нет, только отгремит последний выстрел, если буду жив, сразу буду стучаться во все двери, чтобы отпустили меня, без пенсии и без мундира, на Север, в любимые края.
Скоро два года, как мы в последний раз поцеловались. Думаю, что еще не больше года осталось до того дня, когда я смогу прийти к тебе, к милым моим девчонкам и сказать: «Вот я и опять весь ваш». Ух, ты, как это будет хорошо!
Я сейчас в армии. Остановился в одной деревеньке и выскакиваю отсюда на 2—3 дня в дивизии, в полки. Хозяйка меня зовет Костюшей, молоком поит, и если я сплю, и деда, и ребятишек заставляет на носках ходить. Она такая милая деревенская женщина. И радуется, как великому счастью, если сынок пришлет письмо (он у ней недавно взят в армию) и напишет: «Харчи у нас, мама, теперь стали хорошие». Он еще совсем мальчик, с 1926 года.
Крепко обнимаю тебя, родная моя Юлька. Аленушку и Татьянушку по-нежному поцелую в самые носики. Привет всем. Костя.
