Униженные и оскорбленные в Нью-Дели

Текст: Дарья Грицаенко^*

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Обложка предоставлена издательством

Арундати Рой. «Министерство наивысшего счастья»

Перевод с англ. А. Анваера

М.: АСТ, 2018

В 1997 году 36-летняя индийская писательница Арундати Рой стала известна на весь мир: первая же книга «Бог мелочей» принесла ей Букеровскую премию и славу. Видимо, решив, что теперь она - «больше, чем поэт», Арундати Рой посвятила себя политической борьбе за права униженных и оскорбленных в Индии, пользуясь тем, что ее слово имеет вес. Ее вторая книга - итог и осмысление этого опыта.

Читатель, возможно, ждет нового «Бога мелочей», но у второго романа не так уж много общего с первым. В нем описана та же Индия, те же социальные конфликты и та же боль от того, что происходит с родиной, только спустя 20 лет эта боль осознается и выражается автором иначе. Ушла склонность к парцелляции (т. е. нарочито «рубленой» фразе), злоупотреблению заглавными буквами и другим интонационным акцентам, создававшим особый, гипнотический ритм художественной прозы. Вместо воспевания трагической красоты бытия - саркастическая усмешка и нагромождение абсурда. Ушли многочисленные поэтические повторы, яркие метафоры и вывернутая наизнанку композиция, язык стал сухим, синтаксис - простым, композиция следует сюжету, тоже не самому сложному. Форма полностью соответствует содержанию, во всех этих украшательствах больше нет смысла - слишком красноречива сама реальность, которую описывает Арундати Рой.

Политические и религиозные конфликты в Индии столь глубоки, что привели к расколу самого языка. После разделения Британской Индии язык индустани (тот самый, которому Сент-Джон обучал Джейн Эйр) распался на хинди и урду. Сейчас государственные языки Индии - хинди и английский, помимо них еще 22 официально признанных языка штатов и тысячи диалектов. В Индии люди различных каст и регионов буквально говорят на разных языках, что существенно усугубляет и без того сложные противоречия. Языковые барьеры так велики, что порой даже члены одной семьи не могут правильно понять друг друга. Герои «Бога мелочей» в основном говорят на малаялам, языке штата Керала. О героине «Министерства наивысшего счастья» Анджум судят по ее великолепному владению урду, а поэзия на этом стремительно сжимающемся языке - отрада людей, которых сам автор называет лишними. Лишний язык лишних людей. Арундати Рой часто дает слова транскрипцией с переводом, чтобы читатель на другом конце мира мог «услышать» эту многоголосицу. И сама она - в постоянном поиске адекватного языкового выражения, поэтому чаще, чем в дебютном романе, обращается к цитатам. Например, из «Книги вопросов» Пабло Неруды: «На каком языке дождит над скорбными городами?»

Роман начинается с истории Анджум, человека, родившегося и с мужскими, и с женскими гениталиями. Родители, правоверные мусульмане, воспитывают ребенка как долгожданного сына и надеются исправить досадную неприятность хирургическим путем. Но Анджум рано осознает себя девушкой, причем ее тянет к самым ярким проявлениям женственности - ей нравятся туфли на каблуках, одежда с вышивкой, блестящие украшения, вызывающий макияж и ленты в волосах. В строгом мусульманском мире это позволительно только хиджрам - трансгендерным женщинам, которым доступен лишь один род деятельности - проституция.

Анджум убегает из дома в общину хиджр, и после этого ее история распадается на множество сюжетных линий - историй всех людей, которых Анджум так или иначе встречает на своем необычном жизненном пути.

Если «Бог мелочей» - семейная сага, то «Министерство наивысшего счастья» - остросоциальная драма о тех, чьи семьи разрушены. Это нищие танцовщицы, хиппи в духовных поисках, бездомные наркоманы, дети, осиротевшие в результате политических конфликтов, неприкасаемые члены компартии, голодающие активисты и другие колоритные персонажи.

Линии их тяжелых, безрадостных судеб образуют сложный рисунок социального дна всей Индии в исторической перспективе. Повествование периодически прерывается чьим-то монологом, манифестом, протоколом допроса, политическим очерком об истории вопроса или письмом, которое пишут, зная, что оно - последнее.

Текст перегружен подробностями, именами и датами, так что в них немудрено запутаться. Приходится внимательно следить за жизнью этих отчаянных героев - вернее, тех немногих, кто выживет к концу романа: действие разворачивается в условиях жестокой войны за независимость Кашмира, столкновений религиозных фанатиков, постоянных сцен насилия, убийств и пыток.

Столь подробное описание политических проблем может утомить благополучного белого человека, как затянувшийся выпуск новостей из далекого и непонятного региона. Может показаться, что всё это вообще не имеет к нам никакого отношения. Так, Галина Юзефович в своей рецензии уже упрекнула Арундати Рой в «унылом этнографизме»: «Для индийского читателя эта книга, возможно, в самом деле стала важным и актуальным текстом «о наболевшем», но читателю мировому и, в частности, российскому ловить в ней нечего — за вычетом сотни пронзительных страниц в середине».

Словно предвидя подобную «критику сверху», Арундати Рой настойчиво говорит о глобальном, общечеловеческом значении внутренних проблем страны. «Министерство наивысшего счастья» - укор не только Индии, но всему миру вплоть до Господа Бога, попустившего такие беззакония. Устами своих героев автор проводит аналогии, понятные западным людям: «В Берлине была стена. У нас самые высокие горные хребты в мире. Они не падут, но в них вырубят ступени»; «Белуджам, которых преследуют в Пакистане, нет никакого дела до Кашмира. Бангладешцы, которых мы освободили, охотятся на индусов. Старые добрые коммунисты называют сталинский ГУЛАГ «необходимой частью революции». Американцы теперь читают вьетнамцам лекции о правах человека. Это не частная, это наша видовая проблема». По этой же причине

повстанцы в плавучем кашмирском домике читают стихи Мандельштама и называют его русским кашмирцем, вспоминая историю сталинских лагерей

(и это, конечно, весьма своеобразная интерпретация биографии поэта).

Но если Мандельштам — русский кашмирец, то сегодняшняя Арундати Рой - индийская Алексиевич. Она так же твердо выражает свою гражданскую позицию в литературе, так же верит в возможность перемен благодаря слову и дает почву для споров о соотношении документализма и реализма, искусства и политического высказывания, этики и эстетики, а ее проза все больше тяготеет к тому, что сейчас называют нон-фикшн.

Отчасти всё это было еще в «Боге мелочей», но его ужасающую реальность было легче принять, потому что она еще не мешала автору видеть и описывать красоту природы, яркого тропического пейзажа, живых и чувствующих людей. К тому же значительная часть действия показана глазами маленьких детей, и этот ошеломительный контраст приковывал внимание и примирял с описанной трагедией. Теперь же Арундати Рой больше не стремится к эстетизму - в ужасающей гражданской войне априори не может быть ничего прекрасного. Больше ничего не говорится от лица детей, хотя они присутствуют в романе - это слишком взрослый мир, где дети вынуждены расти быстро. То, что пишет в своем дневнике одна из героинь «Министерства…», кажется новым кредо самой писательницы: «Я бы с удовольствием написала что-нибудь замысловатое, что-то вроде тех рассказов, в которых происходят всякие пустяки, о которых можно много писать. В Кашмире так не получится. То, что здесь происходит, не отличается замысловатостью. Здесь слишком много крови для хорошей литературы. Вопрос 1: Почему мои рассказы незамысловаты? Вопрос 2: Сколько крови достаточно для хорошей литературы?» В море крови действительно нечего ловить.

Поэтому сравнение «Бога мелочей» и «Министерства наивысшего счастья» не вполне корректно, хоть оно и напрашивается само собой. Это разные книги, возможно, даже для разных читателей.

Но одно осталось неизменным - это ярко выраженная телесность персонажей, физическое выражение чувств и эмоций, где внешнего движения порой больше, чем рефлексии, а жест говорит больше, чем слово: язык тела одинаков у людей всех каст. Описания близости между мужчиной и женщиной, по сути, почти те же, что и 20 лет назад, хотя и здесь видна стилистическая разница:

«О том, что случилось дальше, очень мало внятного можно сказать. <…> Что были слёзы. Что Немота и Опустелость вложились одна в другую, как две ложки в одной коробочке. Что были шумные вздохи у впадины милого горла. Что на твёрдом, медового цвета плече остался полукруг от зубов. Что долго после того, как всё было кончено, они не отпускали друг друга. Что не радость они делили в ту ночь, а жесточайшее горе».

«То, что происходило в ту ночь на борту плавучего дома «Шахин», было не столько любовным действом, сколько горестной элегией. Их застарелые раны оказались слишком свежими и слишком глубокими, чтобы их можно было быстро уврачевать. Но на один быстротечный момент они смогли соединить их, как накопленный карточный долг, и разделить боль поровну, не поминая ударов и не спрашивая, кто кому их нанес».

При всей политической ангажированности Арундати Рой оставляет место для иррациональной надежды на лучшее будущее (чего, к слову, не было в первой книге), которое возможно благодаря тому, что эти люди еще способны любить, как и автор любит своих героев. Сострадания здесь больше, чем злободневности, и это делает новую книгу как минимум достойной внимания.

* Дарья Грицаенко — аспирантка Литературного института. Тема ее диссертации — Варлам Шаламов.