Памяти Евгения Витковского

Текст: Алёша Прокопьев

Фото: со страниц в фейсбуке Евгения Витковского и Алёши Прокопьева

3 февраля на 70-м году жизни скончался российский писатель-фантаст, литературовед, поэт и переводчик Евгений Витковский. Мы попросили Алёшу Прокопьева, тоже поэта и переводчика, близко знавшего Евгения Викторовича, рассказать о нем. Почему именно Алёшу? В огромной антологии поэтического перевода "Строфы века - 2», составленной Витковским, о Прокопьеве сказано примерно следующее: "Прокопьев единственный, кто настаивает, что является моим учеником. Ну, пусть так».

Дело непростое - говорить о Витковском. Хотя бы потому, что даже суток еще не прошло со дня смерти (разговор был записан 4 февраля. - Прим. ред.). Нас связывали отношения ученика и мастера, но кроме этого, нас связывали и личные отношения. Я был его другом, одним из близких друзей, поэтому я знаю Витковского со многих сторон; с одной - испытываю безусловное восхищение и ставлю себе в пример - я действительно учился на его текстах. С другой стороны - с дистанции, с более объективной позиции - в чем-то я, конечно, был с ним не согласен в его переводческом методе, не говоря уже о выборе авторов или о человеческих отношениях. К тому же есть вещи, о которых особо не расскажешь - они в хорошем смысле слова интимные, сами понимаете, из избы сор не выносят. Я был вхож в его семью, дружил с Надей Мальцевой (поэтесса, была женой Витковского с 1978 по 2002 год. - Прим. ред.), с Олей Кольцовой (поэтесса, супруга Витковского. - Прим. ред.), да и сейчас дружу, хотя мы редко видимся. Оле, кстати, обязан восстановлению отношений с мастером. Спасибо, дорогая.

Не люблю слово «самородок» - но Витковский, человек невероятно и разносторонне образованный, достиг блестящего знания предмета сам, несмотря на то что ушел из университета и учителем своим, насколько я знаю, признавал только Аркадия Акимовича Штейнберга. Сейчас бoлее в ходу слово selfmade person, пусть будет так. В какой-то момент, как Витковский сам говорил, он просто почувствовал, что не хочет заниматься ничем, кроме перевода. Уже в последних классах школы знал: это именно то, что он хочет делать. Потому что у него это получалось, потому что у него это было на кончиках пальцев: версификационный дар бывает у многих, а вот чтобы стихи слетали с кончиков пальцев… Тем более когда речь идет о поэтическом переводе: кроме совершенного, природного владения стихом необходимо понимание сложных законов и соответствий между языками, понимание, что поэтический язык - это метаязык, «язык языка»… Конечно, сам Витковский, я думаю, не вдавался в такие сложности, но все это чувствовал. Как человек решительный и честный… Это тоже, кстати, важные характеристики его личности:

он был человек довольно прямой, и в этом были одновременно его сила и его слабость.

Понимая какие-то вещи только так, как он их понимает, он часто не входил в положение других, не ставил себя на их место. А почему он, собственно, должен был ставить, если он в своей сфере был на голову выше других?

В школе перевода, к которой он принадлежал, ему не сразу нашлось место: он очень рано заявил о себе и пытался опубликоваться уже в 18 лет, но в советское время это было сложно и в более солидном возрасте, существовала негласная практика не увеличивать сложившийся к 70-м годам корпус переводчиков (особенно после того как в 1974 году по политическим мотивам был лишен гражданства и выслан из страны Ефим Эткинд), но были и люди, которые ему мешали. Среди них Лев Гинзбург, переводивший немецкую поэзию XVII века; он делал все, чтобы Витковского и не приняли в Союз писателей. В советское время это было очень важно: примут тебя в Союз или нет. Сейчас это полная ерунда, а тогда ты либо дилетант и никто, либо член Союза писателей и уважаемый человек, неважно, есть у тебя от этого какие-то блага или нет. У Витковского никаких благ не было, он жил скромно, и все, что мог так или иначе заработать, тратил на книги и музыку: он очень любил музыку и дружил со многими шансонье.

За то, что ему мешали попасть в литературу, Витковский мстил, он был очень этим травмирован.

И когда занял ведущее положение среди переводчиков, пытался дирижировать этим процессом, что приводило к разрыву со многими людьми и институциями. Если коротко, то он делил людей на тех, кто с ним, и тех, кто против него, и это очень печально.

Мы с ним тоже какое-то время были в ссоре. Не хочу сейчас говорить об этом, поскольку мы успели, слава богу, помириться. Я устроил его вечер в моем цикле «Метаморфозы: беседы о переводе»: раз в месяц я прошу какого-нибудь переводчика почитать свои переводы и поговорить о них. Проект длится уже больше 10 лет, в нем приняли участие все крупные переводчики, до которых я смог «дотянуться»; Евгений Владимирович тоже согласился, и это было очень хорошо и правильно. Я у себя в фейсбуке опубликовал стихотворение Рильке, которое считаю его гениальным переводом. С этого стихотворения мы начали вечер, но читал он, конечно, не Рильке. Он вообще старался Рильке не читать: у нас обоих было ощущение, что Рильке не надо читать; очень многие хотят его переводить, и в этом нет ничего плохого... Но, как говорится, я-то тут при чем? (Смеется.)

Есть еще один нюанс, связанный с переводами: у Витковского было строго профессиональное отношение, и отсебятину он не приветствовал.

Ему было крайне важно, чтобы соблюдались все формальные признаки стиха: рифма, метр, а если их нет, то это как бы и не стихи.

У меня же к современной поэзии совершенно другое отношение… Я все это говорю не затем, чтобы выступить в жанре «Витковский и я» - хотя имею полное право, я его ученик, - а чтобы показать разность нашего понимания. Я считаю, что переводами должны заниматься те, кто пишет стихи, - поэты. С ними нужно работать, их надо учить - и когда Левик принципиально перестал писать стихи, потому что считал себя переводчиком, то он и переводить стал хуже. Витковский в отличие от него со временем стал только больше писать, хотя сначала он тоже говорил: «Зачем переводчику писать стихи?» На закате советской власти приходили к нему на семинар, он говорил: «Вот мои пять стихотворений, я их сейчас прочитаю, и больше мы их не будем касаться». А со временем у него даже книга стихов вышла, и не одна.

Когда уходит кто-то из больших мастеров, говорят: «последний из могикан», «ушла эпоха». Я бы хотел подобрать какие-то другие слова: действительно,

уходит эпоха, связанная с особой школой русского поэтического перевода. В ней есть и сильные стороны, и слабые, и она нуждается в полном переосмыслении.

Мне бы хотелось… Я понимаю, что это утопия, но мне бы хотелось, чтобы в новой реальности русского стиха - к которой поэтический перевод, несомненно, принадлежит, может быть, это даже корневая его вещь - чтобы в реальности, где все ненавидят друг друга, мы все-таки ощущали хотя бы внутри своего переводческого цеха некую общность и понимание задач. За это понимание задач и надо бороться, но не обижая другого - не война нужна, а диалог.

Витковскому же я очень благодарен за то, что он собирал вокруг себя молодых переводчиков. Это большое дело, и не все большие мастера к этому склонны и на это способны. А он буквально взращивал людей: у него было ясное, своё понимание перевода, на которое можно было ориентироваться - или отталкиваться от него - и это давало силы для роста.