САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Сергей Солоух: «Я не сужу жизнь, я ее рассматриваю»

Интервью с финалистом «Большой книги» Сергеем Солоухом

Сергей Солоух интервью с финалистом Большой книги
Сергей Солоух интервью с финалистом Большой книги

Текст: Клариса Пульсон/РГ

Фото с сайта www.timeout.ru

Клариса Пульсон интервью с финалистами Большой книги

У Сергея Солоуха репутация «социального писателя», человека, который, как барометр, остро чувствует изменения, настроения, колебания, болевые точки. Несколько лет назад роман «Игра в ящик» была в коротком списке «Большой книги». Но разговор начинаем с другой темы, тоже для собеседника небезразличной.

Большая книга Рассказы о животных Сергея Солоуха

Вы знаток рок-н-рола (роман «Шизгара» и книга «Паппа Заппа», посвященной Фрэнку Заппе в подтверждение), как относитесь к последнему решению Нобелевского комитета?

Сергей Солоух:  Ох, это вы меня счастливо так поздно прихватили с этим вопросом. Мог бы и глупостей наговорить. То есть, в первый момент, с некой по сей день неутраченной горячностью, я как-то к этому известию в самом деле относился, а сейчас, даже сам удивляюсь, почему оно меня могло вообще вдруг взволновать.


Не то, чтобы я равнял свою скромную социопатию с действительно безмерной и выдающейся лауреата, но просто на шестом десятке уже надо как-то спокойней относиться к тому, что все на этом свете идет по своему, а не по-твоему.


И все понятия расширяются не в сторону Свана, а в сторону банана. Банана Энди Уорхолла. Голый писатель Сорокин пляшет среди улицы в шкурах людоеда, а мнение о судьбоносном решении литературного жюри предлагается высказать знатоку рок-н-ролла. Что-то в этом общее, фундаментальное не то, согласитесь?

Знатоку рок-н-ролла и — писателю, так что...

Сергей Солоух:  А что это меняет, собственно, если понимание рок-н-ролла вдруг оказалось значимым для чисто литературных оценок? Я и в футболе неплохо разбираюсь. Так что, добро пожаловать, когда Кристиану Рональдо дадут что-нибудь литературное за его жизнеутверждающие твиты, мобилизующие миллионы на подвиги и славу. Но в любом случае мне хватает ума понимать, что конец моего мира, в общем-то не конец мира вообще. Так, что поздравляю всех, живущих на Луне или какая ныне всем искусством верховодит планета или звезда? Ночью ведь тоже что-то должно светить. Пусть.

Но все же, есть внешняя скандальность, эпатаж и т.д., но что вы скажете о внутреннем, которое при этом безусловно также присутствует? О творческой стороне. Есть у вас любимое стихотворение Боба Дилана — да-да, намерено говорю стихотворение, а не песня, раз автор стал триумфатором именно по литературе?

Сергей Солоух:  Ну, мало ли кто и чем стал и благодаря чему? Я бы, наверное, задумался о литературных аспектах неких заключений и решений, если бы они спускались нам с того света каким-нибудь синклитом включающим, ну, там Мандельштама, Заболоцкого или на худой конец Бродского с Вознесенским, но Нобелевский комитет? Вам все же лучше переадресоваться по поводу его мотивов к знатокам политики и светской жизни. Что же до сути вопроса - поэзии, ее присутствия или отсутствия в рок-н-ролле вообще, и у Боба Дилана в частности, то я думаю, что ни у Дилана, ни у Саймона, ни у какого-нибудь, прости Господи, Донована, из того же общего ряда на самом деле фолксингеров, нет того, что характерно именно для поэта - уникального поэтического мироощущения. Есть много удачных строк, запоминающихся, ярких и так далее. Обмылков, отрезков, обрывков… Но нет некоей сложносочиненной индивидуальной вселенной. Неповторимой. Столь характерной для поэта, даже небольшого. И это, в общем-то понятно, ясно отчего так получается. Народная виршевая культура такой индивидуальной, неповторимой вселенной и не предполагает, она по определению общее место, а все упомянутые выше плохо или хорошо поющие по-английски люди, в том числе и Дилан, ее прямые и верные наследники.

Продолжаем про премии. Вы для себя чувствуете их смысл и пользу? И как относитесь к понятию «премиальная проза»?

Сергей Солоух:  Непосредственно для меня все эти премиальные ходы и выходы все больше и больше превращаются в некий особый вид унижения и крайнего неудобства. Я не могу понять, что я делаю на этих праздниках жизни среди людей, для которых мило и дорого все то, что мне совершенно чуждо, ну, или просто не волнует - Гребенщиков, Пелевин, Тарковский или там Дилан, Эко, Фон Триер. Я понимаю, что меня выбрали и выделили, скорее всего, по ошибке или недоразумению, и я не оправдаю ни в коем случае доверия всех этих прекрасных людей, почему-то отдавших место в коротком списке мне, а не Сергею Кузнецову, Борису Минаеву или еще кому-то более соответствующему времени и месту. Общественному запросу, так сказать. В общем


я никак не отношусь к и не соотношусь с понятием «премиальная проза», оно в моем случае лишено своего привычного смыслового наполнения - продаж, переизданий, переводов, поездок, лекций.


Даже простого расширения читательского круга. В общем, вот я отправлял на Луну всех тех, кто не со мной, а на самом-то деле, это я там на ее обратной стороне, а все остальные как раз здесь. Твердо стоят на Земле. С этой точки зрения вам лучше всего потолковать на счет этих материй с Еленой Шубиной, самым успешным в России премиальным, в прямом и переносном смысле, редактором. Мне, кстати, несколько раз передавали, что мое навязчивое и совершенно алогичное присутствие на этом поле, вызывает у нее постоянно непреходящее изумление. Знала бы она, как я сам разделяю ее чувства.

Зацеплюсь «про расширение читательского круга» - оно вам не требуется или считаете, что кому надо — всё равно прочтёт? А если тот кому надо, просто не узнает, что есть как раз такая книга, которая ему требуется? Если о романе, об авторе вообще говорить и писать не будут, разве это хорошо, правильно?

Сергей Солоух:  На самом деле, это и есть самое важное. Аудитория, читатели, все остальное не обязательно, опционально, говоря на современном англизированном русском. Здесь, между прочим, очень уместно было бы вспомнить о рок-н-ролле, с которого так неожиданно начался наш литературный разговор. Ведь в чем его особая неповторимая прелесть - в том, что


эти шестидесятые-семидесятые от Битлз и Роллинг Стоунз до Дип Перпл и Кинг Кримсон были чудесным расколбасом, ни до того, ни после того невозможными уже в принципе - немыслимой, неповторимой эпохой,


когда творец во всех его ипостасях, композитор, стихотворец, комедиант - слагатель мифов вырвался на волю из лап, из-под вечного пресса бизнес-машины. Продюсеров, пиар-менеджеров, специалистов по рынку и сбыту, сам полностью и всецело стал определять, что петь, играть, где выступать и в чем. Да более того, во что верить и что ценить. А почему? А потому, что аудитория явилась вдруг океанская. Всепоглощающая. И всем этим циникам, которые в пятидесятых по Штатам веером рассылали пять одинаково одетых групп с одинаковым названием, чтобы срубить на волне ими же самими состряпанного хита побольше и разом, пришлось в шестидесятых осечься, примолкнуть и в рот смотреть каким-то молодым лохматым чувакам, черт-те во что прикинутым, и делать именно то, что эти пришельцы скажут и захотят. Чаще всего глубоко противное душе всех эти менеджеров. И абсолютно непонятное.


Потом, конечно, всю эту свободу заломали, в восьмидесятые вместе с диско-музыкой вернулся и контроль над бизнес-процессами людей в пальто и шляпах. Индустрия взяла свое. Стоп-революция.


Но рок-н-ролл, как торжество творца, он был. Был, не отменишь. Торжество творца в союзе с аудиторией, творящего немыслимое и невозможное. Так что аудитория, эхо - только это приносит подлинную независимость. От премий, в частности. Что, кстати, Дилан нам опять же ярко и очень наглядно продемонстрировал. Независимость моральную и материальную.


В литературе есть счастливчики, так или иначе реализовавшие эту вожделенную для любого сочинителя рок-н-ролльную модель.


У меня же самого не очень получается вызвать сколько-нибудь слышимое эхо. То ли местность не совсем та, то ли голос совсем не тот. Но другой берег реки особо не откликается. И премии никоим образом эту акустику и географию не меняют. У меня нет ни одной книги, что так или иначе не засветилась бы в каком-нибудь заветном списке или нескольких сразу, не вызвала бы откликов критиков и рецензентов, но стадионы от этого не начинают рисоваться. Даже скромные залы библиотек. Я, думаю, именно по этому-то поводу и надо горевать. По поводу отсутствия персонального рок-н-ролла. А по поводу попадания или не попадания в шорт Букера или Ясной Поляны не надо.

Может быть, какой-то литературной премии у нас просто не хватает в таком случае? Какой-то более родной, может быть, близкой эстетически или идеологически для вас лично?

Сергей Солоух:  О, да. Сейчас опять буду непоследователен. Мне в России не хватает Нобеля. Такой премии, на церемонии которой лауреат просто получает причитающееся - заслуженную порцию почтения, уважения и т.д., а не обязан пару часов сидеть в зале или на сцене, как провинившийся во время товарищеского суда в жэке, покорно ожидая объявления судьбой, как правило жестокой и бесцеремонной, заранее уже назначенного приговора.


Гуманности мне не хватает в нынешнем российском премиальном процессе. Человеколюбия.


Наивный читатель, прочитав название «Рассказы о животных», будет искать на обложке Сетон-Томпсон, а там Сергей Солоух, и к тому же это не рассказы, а роман, и не про зверей, а людей. Очевидно, что писатели всегда играют с читателями во всевозможные игры - у вас какая игра?

Сергей Солоух:  В ящик. Всегда и неизменно. У меня даже роман с таким названием имеется. Тоже, кстати, попадал в короткий список Большой книги. Сезон 2012. Собрал меньше всего голосов у членов литературной академии. Жду точно такого же результата и для РоЖ.

Зачем же этого ждать, вдруг оценят! Будете разочарованы?

Сергей Солоух:  Вы знаете, я, как трезвый исследователь жизни и судьбы с естественным образом весьма ограниченным временным интервалом активности и производительности, не склонен занимать себя гипотезами и предположениями, вероятность и правдоподобие которых исчисляется ничтожными долями процента…

Ну, хорошо. Исследователь и исследование - это в любом случае в тему. Герой «Рассказов о животных», кандидат технических наук, бывший преподаватель, а ныне сотрудник фирмы с чудесной фамилией Валенок находится в трагическом несовпадении с сегодняшним днем. Чувствует себя вчерашним или уже даже позавчерашним человеком, настолько изменился набор базовых ценностей. Потерян смысл, не находится выход. К тому же, ироничная судьба каждый раз уберегает его от неминуемой смерти, хотя он не супермен, подвигов не совершает, а просто по рабочей необходимости колесит на машине по большим дорогам. Непрерывное движение снаружи и ощущение полнейшего тупика внутри. Но вот Вам Блок.

И повторится всё как встарь...

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Все будет так. Исхода нет.

Так уже было век назад. И раньше, наверняка. Ничего нового. Или что-то новое все-таки появилось?

Сергей Солоух:  Вы замечательно точны и правильно все понимаете. Человек смертен и смертно все окружающее, включая скалы и камни. Все так же в этом мире, неизменно, как было при Гомере, или Шекспире, или Толстом. Именно поэтому меня необыкновенно удивляет и огорчает желание разнообразных и довольно многочисленных критиков задвинуть «Рассказы о животных» в какой-то белинско-писаревский угол. Я не пишу социально значимых текстов о маленьких людях. Я пишу о больших, об очень больших людях, поэтому всегда обреченных. Если счастливые воспоминания героя связаны со временами совка, то это не потому, что совок сам по себе был раем, а нынешние времена - кошмарный и беспросветный ад, а потому что так время сопоставилось с персональным раем и адом Игоря Валенка. Я и сам не горюю об ушедшем совке, ровно также как не горюю о том, что Нобеля дали кому-то не тому. Я не сужу жизнь, я ее рассматриваю. И делать это стараюсь честно.

«Теперь, вы знаете, такие времена, что уж и непонятно, по поводу чего надо было соболезновать. Чьей-то смерти или, наоборот, чьей-то жизни…» - говорит еще один ваш персонаж. Прочти это ваш любимый Шаламов, интересно, как бы отреагировал?

Сергей Солоух:  Подозреваю, что мои тексты показались бы Варламу Тихоновичу несколько манерными, искусственными и даже жеманными. Он был очень строгим и жестким ценителем прекрасного.


Я легче, мягче и беззаботнее его писательского идеала.


И это понятно, мои неврозы и вечная неврастения просто смешны и недостойны уважения, когда на чаше весов физическая пытка, муки и сама смерть. Утешает лишь то, что Варлам Тихонович не исключение. Едва ли кто-то из моих особо любимых авторов - Ивлин Во, Луи Селин или Ярослав Гашек - меня бы согласился принять за своего. Но, впрочем, я в друзья и не набиваюсь. Знаю свое место.

Вы одном интервью сказали, что делите литературу на обязательную и необязательную. Почти как в школе или как в спорте — обязательная программа и произвольная. В чем основной критерий обязательности, есть что-то для всех обязательное или это все-таки субъективно и свободу выбора, пусть и в выборе книг, допускаете?

Сергей Солоух:  Тут, вы знаете, довольно неприятная путаница произошла. Я-то не говорил об обязательности или необязательности чтения, речь шла об обязательности или необязательности написания. Ну, то есть, императив относился к писателю, автору, а не к читателю. И критерий там совсем простой, за текст надо платить кровью, собственной жизнью. Если заплачено, текст относится к категории обязательных, если тут просто воображение вдруг разыгралось, а все остальное загружено из Википедии, то текст необязательный. Кстати, я думаю, именно здесь корень всей моей неустроенности в нынешней литературе:


я, кажется, один твердо уверен в том, что сначала надо прожить, перемучиться, перетерпеть, пройти и только потом писать, всем остальным ближе Пелевин и его метод.


Между тем, возможно, единственную свою обязательную книгу, о том, как ему в армии служилось, Виктор Олегович так до сих пор и не написал. Смеетесь? А я предупреждал, что вы берете интервью у идиота.

Мизантропа, социопата, пессимиста - возможно, но только не идиота, хотя в классической русской литературе это, скорее, комплимент.

Сергей Солоух:  Вот я и говорю. Спасибо. Принимается.

Хорошо. Вернемся к вашей новой вещи. К какой категории относятся «Рассказы о животных», очевидно же, что не стали бы размениваться на всякую ерунду и развлекательную необязательность. В чем обязательность вашего романа — с точки зрения автора?

Сергей Солоух:  К обязательной. За все честно заплачено. До последней копейки

В 90-м году у Венедикта Ерофеева спросили, какие беды для России самые главные. Он ответил тогда: дурость и невероятная жадность. Как на этот вопрос ответит писатель Сергей Солоух в 2016-м?

Сергей Солоух:  Писатель Солоух ответил бы, что он любит прозу Венедикта Ерофеева безмерно, но предпочел бы иметь дело в части социальных диагнозов и экспертной оценки со специалистом иного профиля… А вообще, безотносительно уже к великому знатоку души и ее сжиженных и не сжиженных эмансипаторов, хотел бы в очередной раз удивиться вечному абсолюту суждений коллег по поводу особенностей нашего национального характера и нрава… Да ничего в нас в этом смысле нет особенного. Дороги и дураки - проблема общемировая. Просто дороги немного не в ту сторону, и дураки слегка иного сорта, но главное воруют… Повсеместно. Это общее, и врут. Кстати, последнее, самое важное. Вот с самого Просвещения мир убеждали, что вся проблема в правде. Как только узнают ее люди, как только получат доступ к ней нагой и полной, так все станут разом прекрасными, как Муций Сцевола, Ян Непомук и дедушка Мазай. А на деле, что выяснилось…


Людям не нужна правда. Не Солженицына они хотят, а Кашпировского.


Без боли жить и с верою в бессмертие. И так везде… В общем, А. С. Пушкин, покрупнее В. В. Ерофеева специалистом выглядит в сфере общественного и социального, с его точно выведенным соотношением «тьмы низких истин» и «нас возвышающего обмана».

Писателю нужна известность, популярность, или это уже вишенка на торте творческого процесса?

Сергей Солоух:  Писателю нужно одно - свобода и независимость. Известность и популярность в медийном, современном смысле - одна из самых тяжких форм несвободы и зависимости.


Проблема с этой свободой и независимостью только одна - ее, по очень точному определению бессмертного героя Ильи Ильфа и Евгения Петрова, в этом мире, какой ни есть, на Земле, Луне или Марсе, дают лишь деньги.


Отсюда необходимость известности и славы, которая без рок-н-ролла что? Да ничего. Тоска, невроз и ненависть.

В недавнем интервью живой классик Андрей Битов сказал: «Писательство это просто неспособность ни к чему. Если ты ни к чему неспособен, стань писателем». Это эпатаж или...?

Сергей Солоух:  Предполагаю, что все же «или»… Андрей Георгиевич, кстати, горный инженер по образованию, точно также как ваш покорный слуга или, на зависть всем, Ф. М. Достоевский… обладатель институтского диплома, в его конкретном случае геолога, а это предполагает наличие ни одного лишь дара удачно сочетать слова, это как бы первое, что в голову приходит, а второе, автор «Пушкинского дома» и многих других прекрасных книг, столько сам продемонстрировал в разные годы талантов и способностей, прежде всего в сфере маркетинга и мерчандайзинга, что думаю, в любой иной сфере, не только литературной, вполне бы преуспел. Чего и всем бы нам пожелал.


ГодЛитературы.РФ предлагает вам присоединиться к народному голосованию Национальной литературной премии «Большая книга». Книги финалистов премии доступны на страницах онлайн-библиотек и на читательских сервисах до конца декабря 2016 года.

голосовать за Большую книгу

Все произведения публикуются с разрешения правообладателей, они доступны бесплатно для всех желающих участвовать в отборе победителей.

В финале «Большой книги» 2016 года:

1. «Крепость» Петра Алешковского;

2. «Авиатор» Евгения Водолазкина;

3. «Автохтоны» Марии Галиной;

4. «Песни драконов» Владимира Динеца;

5. «Ненастье» Алексея Иванова;

6. «Справа налево» Александра Иличевского;

7. «Завидное чувство Веры Стениной» Анны Матвеевой;

8. «Рассказы о животных» Сергея Солоуха;

9. «Лестница Якова» Людмилы Улицкой;

10. «Травля» Саши Филипенко;

11. «Зимняя дорога» Леонида Юзефовича.

Ссылки по теме:

«Надо немедленно останавливаться…», 03.03.2016

Названы финалисты премии «Большая книга», 31.05.2016

Евгений Водолазкин: «Надо меньше говорить», 29.09.2016

Алексей Иванов: «90-е — незавершенный гештальт», 22.09.2016

Саша Филипенко. Хэппи-энд как у Шекспира, 11.10.2016

Оригинал статьи на сайте «РГ»

Большая книга, длинный список, 20.04.2016

«Большая книга» досталась Яхиной, 10.12.2015

Авиатор Водолазкин. Интервью, 05.04.2016

Последний бой на краю Ойкумены, 25.08.2015

Завидное чувство Анны Матвеевой, 15.07.2015

«У каждого в семье есть своя версия истории», 10.11.2015

«Большой роман» Алексея Иванова, 01.04.2015

«Надо немедленно останавливаться…», 03.03.2016