«Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского — пестрая и прихотливая постмодернистская фантазия о воскресшем Николае Гумилеве, меняющем ход мировой истории, - могла бы стать «русским «Именем Розы», возможно, предвосхитить «Лавра» и уж точно «украсть лавры» у Б. Акунина, потому что под пером красноярских фантастов чудесным образом воскресший поэт предстает не только эзотериком и бойцом, но и безупречным джентльменом. Но не стала. Почему? Владимир Березин — журналист, эссеист и писатель, сам далеко не чуждый фантастике, беседует об этом с одним из двух соавторов.

Интервью: Владимир Березин

Иллюстрации предоставлены издательством «Пятый Рим»

В издательстве «Пятый Рим» вышло юбилейное, расширенное и дополненное издание романа «Посмотри в глаза чудовищ», появившееся на свет в 1997 году. Тогда критик Роман Арбитман писал:

Фантаст Лазарчук-Успенский, чрезвычайно щедрый на парадоксальные сюжетные ходы, разбрасывает их пригоршнями: мы отыщем в книге следы земной працивилизации - и "красную магию" ВКП(б), эликсир бессмертия (он же кровь драконов) - и тайный Совет Девяти, альтернативную историю России - и боевые свойства Тетраграмматона… Однако при всем обилии отступлений и периферийных эпизодов (будь то путешествие героя на трансатлантическом лайнере либо пребывание его на Первом съезде советских писателей) среди них почти нет случайных: все так или иначе вписались в единую концепцию романа, обрамляя генеральную линию. Монументальность общей конструкции (явно заслуга Лазарчука) оказалась тут более чем кстати. Что же касается собственно борьбы агента-супермена-партизана-эзотерика-и-поэта Hиколая Гумилева с объявленными в заглавии чудовищами вида ужасного, то и она, эта борьба, представлена в книге с полагающимися натуре подробностями - зеленой чешуей, когтистыми лапами, огромными зубами и желтыми немигающими глазками (речь, конечно, идет о рептилии, а не о драконоборце). Причем сам Hиколай Степанович, убивая очередную тварь или отправляя на тот свет десяток-другой немецко-фашистских захватчиков, продолжает оставаться элегантным джентльменом и рыцарем...

Роман этот был олицетворением живой приключенческой фантастики, но при этом литературы умной и веселой. Более того: книга стала символом жанра криптоистории и альтернативной истории. Роман имел два продолжения: "Гиперборейская чума" (1999) все тех же авторов и "Марш Экклезиастов" (2006) (где к авторам добавилась Ирина Андронати).

Вместе с нынешним иллюстрированным изданием в коробке лежит отдельная книжка дополнительных материалов (стилизованная под секретную папку), написанная Аланом Кубатиевым.

Писатель Андрей Лазарчук

Родился в Красноярске в 1958 году. Окончил Красноярский мединститут по специальности «врач-травматолог». Начал печататься в 1983 году. Переводчик фантастической литературы и один из самых известных советских фантастов. Автор множества книг в этом жанре, среди которых «Опоздавшие к лету» (1996), «Все, способные держать оружие…» (1997), «Штурмфогель» (2000), цикл «Космополиты» (совместно с Ириной Андронати) «За право летать» (2002), «Параграф 78» (2007), «Мой старший брат Иешуа» (2009). В 1999 году переехал из Красноярска в Петербург.

Вы учились в Литературном институте, а потом посещали семинары молодых писателей — что это дало вам, вполне состоявшемуся в жизни человеку с профессией врача (которая сама по себе подталкивает к литературе)?

Андрей Лазарчук: В Литературный институт я поступил, когда четко осознал, что мне не хватает общей культуры, что во многих областях я плаваю, а при моей общей разболтанности сам я многое упущу — просто не придет в голову читать те или иные книги. Думаю, институт меня весьма изменил, во всяком случае, кругозор мой расширился. Что касается семинаров — вернее, только Дубултинского семинара, на других я не был, - то в те времена это было практически единственной возможностью «опубликовать» свои вещи — то есть получить хоть и небольшую, но качественную аудиторию. Других целей ни я, ни сам семинар не преследовали.

А какова была литературная жизнь в Красноярске? Какой был у вас тогда круг общения (помимо того, что писатели-фантасты славились своими Конвентами в разных городах и вообще были известны своей сплоченностью)?

Андрей Лазарчук: Я не особо окунался в литературную жизнь, только по необходимости. В Красноярске она крутилась вокруг Астафьева и Солнцева. Других близких друзей, кроме Миши, у меня среди писателей не случилось. Впрочем, надо сказать спасибо Олегу Корабельникову, который в самом начале моих литературных штудий дал мне добрый совет: не пытаться прорываться в Красноярске, а сразу действовать через Москву. Так в конце концов и произошло.

Что у меня, что у Миши в Красноярске вышло всего по одной книге — у него дебютный сборник «Устав соколиной охоты», а у меня в середине 90-х — «Солдаты Вавилона» в эфемерном издательстве, которое выпускало студенческие методички и бутылочные этикетки; это была единственная книга, изданная ими.

Что касается фантастики, то для этого существовал КЛФ, «клуб любителей…», где все время что-то обсуждали, менялись книгами и т. д. Конвенты в других городах начались сильно позже, это уже 90-е годы.

Вы еще поэт и переводчик — как у вас это сочетается, или переводчик побеждает время от времени остальных, а поэт — переводчика?

Андрей Лазарчук: Я точно не поэт, хотя иногда писал стихи своих персонажей. Писать свои стихи я пробовал, но это никуда не годилось. Что касается переводов, то да, был период увлечения переводами. В каком-то смысле это тоже учеба – докапываешься до всех (по возможности) слоев чужого текста, понимаешь приемы — ну и так далее. Хотя несколько моих переводов переиздаются до сих пор, профессиональным переводчиком я себя не считаю — повторюсь, для меня это была школа писательского мастерства.

Писатель Михаил Успенский

Российский фантаст Михаил Успенский родился в 1950 году в Барнауле. Окончил факультет журналистики Иркутского университета. Начал свою литературную биографию с публикации стихов в 1967-м, автор многих книг. Роман «Там, где нас нет» (1995), который собрал несколько фантастических премий, открыл серию текстов о сквозном герое Жихаре. Успенскому удалось успешно работать в чрезвычайно редком у нас и стилистически рискованном жанре юмористической фантастики. Михаил Успенский до самой своей смерти в 2014 году работал журналистом в Красноярске.

Давайте вспомним вашего чудесного соавтора Михаила Успенского. Для меня это очень важный пример человека, который мог позволить себе шутить в этом жанре «отменно тонко и умно» - и не скатываться в безвкусицу, в этакое «расшучивание» текста. Как вы познакомились?

Андрей Лазарчук: Вот совершенно не помню. Как-то само собой получилось. Возможно, в редакции альманаха «Енисей», возможно, где-то еще. Подружились не сразу, постепенно. Лет через десять затеяли соавторство.

Сейчас выходят сборники памяти Успенского, я встречаю ссылки на его «Жихаря». А вот на ваш взгляд, человека близкого — что именно из его текстов сейчас самое востребованное, а что незаслуженно находится в тени?

Андрей Лазарчук: Скажу так: у Миши, как и у всех, тоже были проходные и неудачные вещи. Со временем все встанет на свои места, и если что-то и было забыто незаслуженно, то оно всплывет. Сам я таких произведений у него не знаю.

Рождение сюжета

Как у вас возник сам замысел этой книги? Что это было за время?

Андрей Лазарчук: Это был 95-й год. Как раз вышли в «Дне и ночи» у Миши «Там, где нас нет», а у меня — «Транквилиум». И как-то раз Миша сказал, что у него есть шикарный замысел, но он понимает, что в одиночку ему его не осилить, а вот если мы объединимся... Замысел заключался в том, что после войны из Германии было вывезено большое количество скульптур и статуй, которые Вучетич хотел использовать для создания своих произведений. Но он не знал, что металл, из которого они сделаны, живой. И вот в какой-то момент по некоему сигналу статуи Вучетича оживают… Как видите, из первоначального замысла в роман проник только настольный викинг Олаф и последние строчки «Баллады о пепле». Просто когда мы стали раскручивать эту историю, нас понесло. Мы в тот день пошли по грибы, поднялись на высокую гору, а поскольку пошел дождь, сели под одинокое дерево на вершине (все правда, не шучу). В конечном итоге весь роман был придуман в этот день, буквально за три часа. Кстати, вторую нашу трилогию, «Весь этот джакч», мы придумали тоже часа за два на глазах изумленного Дмитрия Быкова — сидя в винном погребке в Ялте.

Это поэтому Быков написал стихи за вашего героя?

Андрей Лазарчук: Наоборот. Когда мы еще писали «Чудовищ», поняли, что необходимо стихотворное приложение. Миша закинул удочку и выудил юного Быкова. Быков с радостью воспламенился. Получилось так, что «Чёрная тетрадь» стала первым его многотиражным сборником, и Дима до сих пор всем говорит, что через это он и вошел в литературу. Мы подружились и однажды даже все вместе ездили в Крым. Это было незадолго до переворота на Украине.

Нет ли у вас ощущения, что вы выпустили джинна из бутылки? Конечно, мифология вокруг сверхъестественного была всегда, но я сейчас обнаруживаю, что в нескольких, взятых подряд, фильмах о тайнах Третьего Рейха, сделанных буквально на коленке, пересказывается история с базой нацистов в Антарктиде, причем это явно цитата из «Посмотри в глаза чудовищ», но только обкатанная устным фольклором и ставшая частью общей мифологии.

Андрей Лазарчук: Нет, это давняя городская легенда, сверстница «летающих тарелок». Про базы нацистов и в Антарктиде, и на Луне западные фантасты писали в 50-е, так что ничего нового мы не придумали. Ну, разве что солдатский бордель с пингвинами.

Как это писалось?

Андрей Лазарчук: Кто-то садился за комп, кто-то говорил слова. Потом менялись. Когда уже весь роман был написан, несколько раз правили текст — сначала он, потом я.

А почему именно Гумилев стал таким романтическим персонажем? Неубитый, нерасстрелянный когда-то, вытащенный из подвала ВЧК и продолжающий все последующие годы спасать человечество? Потому что уже тогда в обществе сложился стереотип «Поэт, офицер, крест на груди, смерть рядом»?

Андрей Лазарчук: Совершенно невозможно объяснить. Пришел сам. Там же, на высокой горе под одиноким деревом. Миша сначала упирался, потом понял, что это судьба.

Что издатели, какова была у них первая реакция?

Андрей Лазарчук: Обалдели. Это единственное слово, которое здесь уместно.

Легенда живет в продолжениях

А как писались продолжения? Я имею в виду две последующие книги - «Гиперборейскую чуму» и «Марш Экклезиастов»? У меня все время было впечатление, что это не продолжения даже, а фрагменты большого мира, как, скажем, фрагменты большой картины. Были изначальные идеи, куда привести героев и чем это закончить?

Андрей Лазарчук: Собственно, изначально так и было задумано по структуре: второй роман о совершенно иных событиях, а потом третий объединяет два первых. Я сейчас не вспомню все, что из написанного в 95-м не вошло в первый роман, а было использовано во втором и третьем, но такие фрагменты точно были — скажем, «Пролетарская машина времени «Красный Янус», подготовка НС полярной экспедиции, что-то еще. Ну и общие содержательные (не сюжетные) схемы мы тогда тоже набросали.

Юбилейное издание. Алан Кубатиев

Алан Кубатиев родился в 1952 году в Средней Азии. Окончил факультет иностранных языков Киргизского университета. Писатель, филолог, переводчик и журналист. Защитил диссертацию по англоязычной фантастике. Преподавал в нескольких азиатских университетах. Ныне живет в Кронштадте, работает в Институте специальной психологии и педагогики им. Рауля Валленберга.

Вот мы, любители жанра, знаем чудесного писателя (и к тому же филолога) Алана Кубатиева. Как он попал в ваш юбилейный проект?

Андрей Лазарчук: Когда стали думать, кто бы мог написать дополнительные материалы «Пятому Риму», методом исключения остановились на нем. Он филолог, человек энциклопедического образования, биограф Джойса и Свифта, при этом человек веселый.

А у вас не было желания что-нибудь дописать или переписать для нового, юбилейного издания?

Андрей Лазарчук: Я сделал заново комментарии к тексту.

До, после и во время

Какая реакция на книгу была двадцать лет назад, и какая — сейчас?

Андрей Лазарчук: По-моему, в «Афише» несколько лет назад была такая ремарка в какой-то статье: «Это было время, когда лучшим русским романом считался «Посмотри в глаза чудовищ», а лучшим поэтом — Михаил Щербаков…» Подразумевалось, что время было не то, что теперь.

Да, роман разошелся на цитаты. Выражение «натянуть сову на глобус» - из него. Правда, изначально был филин.

С другой стороны, мы ждали все-таки более сильного резонанса, но «боллитра» нас отвергла.

С третьей — двадцать лет на книжном рынке, и вроде бы не устаревает.

А не было впечатления, что некоторые шутки слишком сложны для публики? Мне вот кажется, что если не тогдашний, то нынешний читатель не очень понимает пассажа об академике Лысенко:

Миссия Лысенки была не в пример сложнее и опаснее. Молодой агроном, теоретически раскрывший сущность наследственной плазмы, пришел в ужас от ближайших перспектив развития молодой советской страшно талантливой и абсолютно беспринципной генетики. Он знал и понимал, как просто будет создавать любые гибриды, от самых невинных — вроде картофеля и томатов, до самых свирепых — гриппа и оспы… Причем создание последнего стократ вероятнее, чем первого, — ибо страна перманентно готовилась к войне. <…>

Следовало дискредитировать само направление.

Трофиму Денисовичу пришлось выдумать мичуринскую агробиологию. Несуществующую науку создать так же трудно, как несуществующую страну. Но полтавскому хлопчику это удалось.

<…>Как подсчитали прогностики Союза Девяти, абсолютное бактериологическое оружие должно было быть создано в СССР где-то между тридцать шестым и тридцать девятым годами… Трофиму же Денисовичу предстояло уйти в небытие с титулами шарлатана, мракобеса и обскуранта.

Андрей Лазарчук: Вот тут просто не могу не привести растрогавший меня до слез читательский отзыв с «Фантлаба» (сохраняя стиль и пунктуацию): «Прочитал. В книге понравилось идея. Из недостатков хочется отметить очень трудно читать! постоянно сюжет перескакивает во времени и месте. Еще лично для меня к сожалению очень много не знакомых Имен и мест. Что бы правильно понять произведение надо быть очень начитанным не в жанре фантастика и фэнтези а в классической поэзии 18—20 века. Ну или хорошо учиться в школе))). А так с помощью википедии с трудом осилил книгу. Если бы сюжет так не заинтересовал то бросил бы еще в начал...»

Ну да, массового читателя мы потеряли. Но кто-то остался, кто-то, похоже, подрастает.

А как вы относитесь к терминам «криптоистория» и «альтернативная история» (ну и, конечно, к самим понятиям, стоящим за этими словами)?

Андрей Лазарчук: Криптоистория мне нравится. В конце концов, это такой интеллектуальный детектив, где очевидное вроде бы событие неожиданно предстает совсем в другом свете. Но это не фантастика. Что касается альтернативки, то она как-то очень быстро выродилась в немыслимое упрощенчество и сейчас замкнулась на «попаданцах». Это и не литература, и не историческое исследование, а непонятно что. Есть исключения, но их единицы за десятилетие.

Вам знакомы тексты последователей, которые как бы «шли путем» «Посмотри в глаза чудовищ»?

Андрей Лазарчук: Я знаю, что они есть, но сам не читал.

Гумилев — жив, а вот жанр фантастики…

Андрей Лазарчук: В девяностые годы в фантастике было бурление, как в чане с брагой. Рождалась какая-то новая жизнь. Это было естественным — потому что внутри сообщества фантастов сконцентрировались молодые, неплохо образованные и амбициозные люди. (Ну это, конечно, я говорю о своих личных впечатлениях.) Как выглядит пейзаж фантастической литературы спустя двадцать лет?

Отвратительно. Как поле боя, по которому прошли мародеры.

Что нам ждать от фантастики? Где может быть прорыв? В каком стиле? Или в какой теме?

Не знаю. По-моему, чтобы возродиться, фантастика сначала должна умереть. И чтобы несколько лет вообще ничего не было.

Ссылки по теме:

Fanzon. Это просто фантастика

Русская фантастика

«100%-ная фантастика»

Крест Николая Гумилева

Строки дня. Николай Гумилёв