Текст и подбор иллюстраций: Андрей Цунский
Сегодня я хочу рассказать вам историю, в которой есть все: гении (короли), деньги (капуста), очень много любви, Невский проспект вместо тропиков, русский Лукулл за великолепным обедом и фотограф, даже Гофман с Шиллером и еще множество немцев, самая чудесная на свете лотерея, смерть, преступление, детектив и вообще - всё, включая и «наше всё». Только главный герой истории все время куда-то теряется. Кстати, родился наш герой 225 лет назад. Как же его фамилия? Не подскажете? Из головы вылетело.
Профессия — скверный бизнесмен
Вы скажете, что профессия - это только «хороший бизнесмен», а «плохой бизнесмен» - это мол, тот, кто занят не своим делом. Нет, господа. Я берусь доказать вам, что плохой бизнесмен - профессия, и при этом прекрасная.
Мой герой - не просто скверный бизнесмен. Он целое собрание пороков, мешающих делу. Там, где можно платить мало, символически и даже ничего - он платит честную полную цену. Тем, кого нужно закабалить, опутать долгами, заставить жить в черном теле - он платит просто так весьма большие и даже огромные деньги, да еще поит шампанским. Если дела идут плохо, он... расширяет производство и увеличивает затраты. Стоит ли удивляться, что его не спасли даже государственные дотации?
Но между тем он сумел за счет расширения производства удешевить товар, за счет ярких маркетинговых ходов привлечь к своему товару множество потребителей и сделать его массовым, создать уникальный для всего мира рынок. Он оставил потомкам главный результат своей деятельности - профессиональную русскую литературу. Без него она была бы другой. А может, ее бы и вовсе не было. Как же его звали, вертится ведь фамилия на языке...
Невский проспект, 22—24
Есть на Невском проспекте место, куда регулярно приходили все немцы Петербурга, и высокопоставленные, и простые - например, точно бывали там «Шиллер, но не тот Шиллер, который написал "Вильгельма Телля" и "Историю Тридцатилетней войны", но известный Шиллер, жестяных дел мастер в Мещанской улице. Или Гофман - но не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы, большой приятель Шиллера». Их-то ведь даже вы должны знать. И все без исключения немцы стали бывать там с 1838 года. Рядом построили новое здание кирхи святых Петра и Павла, вместо обветшавшего старого. Возле кирхи - и старой и новой - стояли и стоят поныне два дома, тогда сдача лавок и квартир в них в аренду почти покрывала расходы на кирху. Место очень престижное, по-немецки аккуратное и чистое.
Наш герой взял в аренду бельэтаж дома, расположенного слева от кирхи, и стоило это 12 тысяч ассигнациями. Так что и кирха - на его деньги... Не золотом - но сумма огромная! В 1831 году сюда тянулась вся русская читающая публика, сделав в традиционно немецком квартале еле слышной немецкую речь. Вот что писали в журнале «Северная пчела»: «Русские книги, в богатых переплетах, стоят горделиво за стеклом в шкафах красного дерева, и вежливые приказчики, руководствуя покупающих своими библиографическими сведениями, удовлетворяют потребность каждого с необыкновенною скоростью. Сердце утешается при мысли, что наконец и русская наша литература вошла в честь и из подвалов переселилась в чертоги. Это как-то одушевляет писателя. В верхнем жилье, над магазином, в обширных залах устраивается библиотека для чтения, первая в России по богатству и полноте».
Вот еще цитата: «Лет около пятидесяти перед сим для русских книг даже не было лавок. Книги хранились в подвалах и продавались на столах, как товар из ветошного ряда. Деятельность и ум незабвенного в летописях русского просвещения Новикова дали другое направление книжной торговле, и книжные лавки основались в Москве и Петербурге по образцу обыкновенных лавок. Наконец, господин ... (ну что ж такое, кто же тут кляксу то поставил?!) утвердил торжество русского ума и, как говорится, посадил его в первый угол».
Самое удивительное новоселье
А 19 февраля 1832 года герой моего рассказа решил по русскому обычаю устроить новоселье своего магазина (ранее помещался он и в Гостином Дворе, и на набережной Мойки, 70, и у Синего моста через Мойку). На новоселье это были приглашены самые дорогие гости - более пятидесяти! И хотя многие из гостей друг друга мм... как бы так помягче... недолюбливали, но все пришли. Хозяин в споры не влезал - он любил их всех безмерно, и с открытой душой устроил великолепный обед, а все приглашенные - и особенно баснописец и истинный русский Лукулл И. А. Крылов - были вовсе не дураки и поесть, и выпить. А еще все они очень любили хозяина дома и библиотеки... Ох, ну кто же так неряшливо плеснул соуса на приглашение... не разобрать ничего... Легко было Чехову такое не замечать... А я перед людьми позорюсь. Ну кто же из вас так насвинячил, господа литераторы?!
«Северная пчела» дает подробный репортаж: «Любопытно и забавно было видеть здесь представителей веков минувших, истекающего и наступающего; видеть журнальных противников, выражающих друг другу чувства уважения и приязни, критиков и раскритикованных...» Все участники банкета обязались предоставить для посвященного этому событию альманаха «Новоселье» по полноценному художественному произведению. Вот как запечатлел их художник А. П. Брюллов на эскизе титульного листа альманаха: на председательском месте - Крылов, слева сидят Хвостов и Пушкин. Напротив Греч, стоя, произносит тост, а справа от Крылова у стола стоит, потупив голову, виновник торжества... Ну почему бы не сделать подпись возле каждого? Ага, вот гравюра с подписями! Греч, Баратынский. Крылов... А хозяина лавки тут уже и не изобразили.
Жизнь в цифрах и фактах
За свою жизнь наш герой издал книг на три миллиона рублей. С чем сравнить эту цифру? Затратная часть бюджета Российской империи 1857 года составила 260 миллионов рублей. Больше процента бюджета империи? И это не ведь не нефть, не газ... Сколько это по нынешним деньгам? Три миллиарда долларов? Вроде того, наверное. Он ведь создал ни много ни мало - книжный рынок России... А русская литература, русская интеллигенция - да были бы они вообще без книги - то есть без него?
Гонораров выплатил литераторам 1 миллион 370 550 рублей. Это чудовищная сумма! Он первым сделал гонорар обязательной частью издательского процесса в России. И издательское дело - мощнейшей и сверхдоходной отраслью...
Крылову за издание его басен - сорок тысяч. Пушкин ежемесячно получал от него 600 рублей, даже если ничего не писал. А за строчку стихов получал от него же 10 рублей золотом. За три поэмы в 1827 году - 20 тысяч! Первые полные собрания сочинений того же Пушкина, Лермонтова - снова он, не издает, так продает. Первый серьезный издатель Гоголя - и тут он первый... А биться за каждую строчку с цензорами (о которых у нас снова кто-то сладострастно мечтает)? «История Государства российского» Карамзина стоила 150 рублей серебром за 5 томов. Наш герой переиздает ее и продает по 30 ассигнациями это не в пять раз - а в пять в квадрате дешевле)!
Увеличив тиражи книг до баснословных по тем временам тысяч экземпляров, он сделал книжный рынок достоянием всех малых городов России. Придумал «толстые» журналы, которые до сих пор - уникальная и неотъемлемая часть литературной жизни России. Изобрел просветительскую книжную лотерею. Пройдут годы, и ее возродят, чтобы повысить популярность чтения уже в другом государстве - СССР. Но по этому поводу его фамилию уже совсем никто не упоминал.
Наш герой и «наше всё»
Авдотья Панаева сохранила рассказ нашего героя о визите его к Пушкину, где повстречался он и с супругой поэта, Натальей Николаевной. Приводим полностью:
- Характерная-с, дама-с. Мне раз случилось говорить с ней. Я пришел к Александру Сергеевичу за рукописью и принес деньги; он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота, не желает брать других денег. Александр Сергеевич мне и говорит: "Идите к ней, она хочет сама вас видеть". Я же не смею переступить порога, потому вижу даму, стоящую у трюмо, а горничная шнурует ей атласный корсет.
- Я вас для того позвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете сто золотых вместо пятидесяти... Прощайте!
Все это проговорила скоро, не поворачивая ко мне головы, а смотрясь в зеркало... Я поклонился, пошел к Александру Сергеевичу, и они сказали мне:
- Нечего делать, надо вам ублажить мою жену, ей понадобилось заказать новое бальное платье".
Деньги он... ну конечно, принес.
«Благодарность»
И что же литераторы? Устремились благодарить? Хоть тот же Пушкин? Да нет, его отношения с нашим героем скорее напоминают отношения Альбера с евреем-ростовщиком из «Скупого рыцаря» (он и «Маленькие трагедии» тоже издал). И тут же вспоминается фамилия героя.
- К Смирдину как ни придешь,
- Ничего не купишь,
- Иль Сенковского найдешь,
- Иль в Булгарина наступишь.
Ну ладно, не любил Пушкин ни Сенковского, ни Булгарина, и имел право. Но, может, он с почтением относился к своему благодетелю, которому часто бывал и должен?
- Смирдин меня в беду поверг,
- У торгаша семь пятниц на неделе,
- Его четверг на самом деле
- Есть «после дождичка в четверг».
Да крикнул бы попросту: «Иван, веревку!» Но не будем считать Пушкина таким уж неблагодарным. Не один он, увы.
«Читал ли ты смирдинское «Новоселье»? Книжица ужасная: человека можно уколотить. Для меня она замечательна тем, что здесь первый раз показались в печати такие гадости, что читать мерзко. Прочти Брамбеуса: сколько тут и подлости и вони и всего». Это из письма Гоголя, Николая Васильевича, Погодину, по поводу выхода «Новоселья» - где, кстати, опубликована впервые и его, Гоголя «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Отблагодарили за обед, нечего сказать.
Доброе слово о Смирдине
В русской литературе В. Г. Белинский выделил особый период, который «...можно и должно назвать Смирдинским; ибо А. Ф. Смирдин является главою и распорядителем сего периода. Все от него и все к нему; он одобряет и ободряет юные и дряхлые таланты очаровательным звоном ходячей монеты; он дает направление и указывает путь этим гениям или полугениям, не дает им лениться, - словом, производит в нашей литературе жизнь и деятельность».
Смирдин заставил Россию не только читать, но и писать!
Разбирался ли Смирдин в литературе?
Скажу крамольную вещь. Александр Филиппович Смирдин, возможно, ничего в литературе и не понимал. Так ведь «любить» и «понимать» - это вовсе не одно и то же. Приказчики в его магазине были истинными знатоками. Он - может, и не был. Но он беспристрастно давал возможность остаться в литературе каждому - а роль и место этого каждого предоставил определить времени.
После смерти Пушкина он бескорыстно продавал его книги, кем бы они ни были напечатаны, чтобы помочь осиротевшей семье поэта. Тургенев вспоминал, что после трагической смерти Александра Сергеевича Смирдин продал на 40 тысяч его сочинений, особенно Онегина. Купил изданный в пользу семьи поэта «Современник», трагедию «Каменный гость» и прозаический отрывок «Гости съезжались на дачу». В феврале 1839 года от той же опеки он без всякой для себя выгоды продавал 1700 нераскупленных экземпляров «Истории Пугачевского бунта». Это он, Смирдин, во всех своих магазинах распространял восьмитомное собрание сочинений Пушкина, изданное опекунским советом в 1837—1838 годах. Должен был продать по договору 1500 экземпляров, а продал 1600. Да если бы не Смирдин, многого Пушкин при жизни просто не стал бы писать - кому рукопись продать, было - и остается - существенным вопросом...
Он был очень плохим бизнесменом, Александр Филиппович Смирдин.
Почти финал
Уже в начале сороковых годов дела у Смирдина пошли из рук вон плохо. Пришлось сперва продать собственный немаленький дом на Лиговке, продать типографию, и переплетную мастерскую... В 1845 году лавка Смирдина на Невском закрывается – аренду никак не потянуть... В более «бюджетном» варианте лавка ожила в доме Энгельгардта на Невском, 30, у Казанского моста. В 1846 году закрылась и она. В 1847 году Смирдин расстался и со своей исторического значения библиотекой - 12 036 названий, 50 000 томов...
Последняя его попытка поспорить с судьбой – «Контора издания русских классиков и высылки их иногородним». Почтовая доставка. Print on demand XIX столетия. Но увы. Россия тогда отчего-то стала меньше читать.
В конце 1851 года Смирдин и его семья получили звание потомственных почетных граждан. Выкупить грамоту о почетном гражданстве в геральдической палате денег у издателя не было. В 1852 году все оставшиеся у Смирдина книги были описаны. А спустя четыре года Смирдин был объявлен полным банкротом. Год 50-летнего юбилея его деятельности стал и годом его смерти. Смирдин похоронен на Волковском кладбище, но не на литераторских мостках, а ближе к церкви св. Иова. Он и впрямь был в конце жизни нищим как Иов... Фотографию Пушкина нам увидеть не случилось. Но есть фотография Смирдина – неизвестного фотографа. И портрет Смирдина – неизвестного художника...
Детектив для интеллигента
Но тем не менее, хотя библиотека Смирдина и была продана, но хозяин сохранил ее полностью – с подробным описанием. В год его смерти она таинственным образом исчезла. Только в 1978 году главный редактор «Альманаха библиофила» Е. И. Осетров напал на след этой библиотеки: по его сведениям, некий коммерсант Кимель ее купил и перевез в Ригу, где частично распродал, а в 20-е годы прошлого века его наследники продали оставшиеся книги Министерству иностранных дел Чехии.
Позднее выдающийся библиофил и кинорежиссер Юрий Александрович Закревский обнаружил часть библиотеки Смирдина в Праге. Вот как он сам это описывал:
«В Климентинуме, монастыре доминиканцев, в начале XVII века были открыты школы и типография. Теперь здесь разместились библиотеки: национальная, музыкальная, техническая. Одно из крупнейших собраний книг на славянских языках, и главное в нем - литература русская.
- Да это же экслибрис Смирдина! Так вот она, смирдинская библиотека!
- Нет, это только ее половина, - отвечает мне, улыбаясь, заведующий русским сектором милейший Иржи Вацек.
Потом он рассказал, как эти книги к ним попали.
- У нас даже древнерусские рукописи есть, кое-что из изданного Иваном Федоровым-Москвитиным. С начала ХХ века нам присылают почти все ваши журналы и альманахи. А когда была закуплена в Риге смирдинская библиотека, оказалось, что многого в ней не хватает. По росписи добирали недостающее по всей Европе - так образовался Смирдинский фонд.
Были и вторые экземпляры - их отсылали в Бродзяны, куда наша съемочная группа и решила отправиться. Когда-то в Бродзянском замке жила сестра жены Пушкина Александра Гончарова, ставшая женой австрийского посланника в России Густава Фризенгофа. В замке гостили дети и внуки Пушкина - они запечатлены в рисунках семейного альбома. В столовой традиционные фамильные портреты и акварельные - Натальи Гончаровой, Пушкина и его друзей. Появились они здесь уже в наши годы: когда в замке создавали музей русской литературы, их сюда привезли вместе со смирдинскими книгами».
Еще одна заслуга Александра Филипповича Смирдина – он создал ни с чем в мире не сравнимое отношение русской и славянской интеллигенции к книгам. Сохранится ли эта традиция в будущем? Не знаю. Но возможно, рядом с ответом на этот вопрос и ответ на другой: а сохранится ли на свете русская интеллигенция? Надежда есть. Она ведь переживала очень страшные времена. Может, переживет и нынешнее безвременье, когда книги выбрасывают на улицу, потому что они занимают место в квартире. А если вы найдете книгу вот с таким экслибрисом – знайте – перед вами историческая ценность. И по тому, как вы ею распорядитесь можно будет понять: а вдруг вы – интеллигент?
