Текст: Михаил Визель
Иосиф Будылин. "Деревенский Пушкин. Литературные путешествия по Псковскому краю"
М.: Профиздат, 2021 - 464 с. (6-е издание)
Естественный и даже неизбежный, учитывая некоторые мои занятия, выбор. Но если в моей карантинной книге про Пушкина описывается наследственное пушкинское нижегородское Болдино, то книга заведующего музеем-усадьбой Тригорское, входящей в Михайловский заповедник, естественно, посвящена пребыванию героя в пронизанном суровой северной красотой псковском имении матери. Подробно описываются грустные обстоятельства, его туда приведшие (из южной ссылки - прямиком в северную), радушные соседи и соседки, эти обстоятельства сильно скрасившие, и, наконец, Святогорский монастырь, в котором вечный странник нашел упокоение.
Разумеется, в Михайловском 24-26-летний ссыльный Александр много писал - не только художественных произведений (таких, как "Борис Годунов"), но и писем - он вел оживленную переписку с коллегами и издателями, искал помощи Жуковского, эпистолярно любезничал с дамами, вышучивал их (не всегда благопристойно и редко справедливо) с близкими друзьями. До нас дошло их в период с сентября 1824 до 1826-го - 115 (против 19 болдинских). Возможно, мы с издательством найдем угол зрения, который позволит превратить их в еще одну популяризаторскую книгу.
Наталия Слюсарева. "Синьора Венеция, донна Флоренция"
М.: Аграф, 2019 - 336 с.
Противостояние Венеции и Флоренции в итальянской культуре так же ожесточенно и плодотворно, как противостояние Москвы и Петербурга. Только началось не в XX, а эдак в XV веке. И в качестве аргументов в нем приводятся имена, скажем, Боттичелли и Тициана. Русские европейски ориентированные интеллектуалы обычно в этом споре решительно примыкают к "венецианской" партии и даже приводят рациональные аргументы, сводящиеся к тому, что Венецианская республика - это устойчивая на протяжении тысячелетия, хоть и олигархическая демократия, а Флоренция - это ряд сменяющих друг друга автократий или просто монархий.
Но Наталии Слюсаревой, автору старой школы, нет дела до политического устройства двух гранд-дам итальянской культуры. Ее книга - это собрание искусствоведческих эссе, написанных со знанием предмета и, главное, знанием русского языка.
По мере затруднения физической возможности для российских туристов прильнуть к кватроченто и барокко лично (а это не только возможность получить визу, но ставшая за последние годы естественной возможность и самому заказать гостиницу и т.д.) интерес к подобным книгам возрастает. Но, хочется надеяться, и практическое их значение в обозримом будущем потихоньку вернется.
Олег Чухонцев. "Безъязыкий толмач. Избранные переводы"
М.: ArsisBooks, 2014 - 144 с.
Я, разумеется, всю жизнь знаю, что Олег Григорьевич Чухонцев - один из крупнейших здравствующих поэтов русского языка; но его поэтическая переводческая деятельность до сих пор мимо меня проходила. Что есть досадный пробел в моем (само)образовании - ведь Чухонцев переводил не только далеких от меня средневековых немецких поэтов, но и Китса, Фроста, Уитмена и даже Верлена. Эта элегантная книжечка дает возможность наконец с удовольствием заполнить эту лакуну.
Марина Бородицкая. "Тихие игры"
М.: Воймега, 2019 - 92 с.
С Мариной Бородицкой дело обстоит ровно наоборот - я давно ценю ее как виртуозного переводчика детской поэзии, в которой ей постоянно приходится решать сложнейшие формальные задачи по перевоссозданию шуток и каламбуров оригинала - не теряя при этом строгой формы! - и знаю ее как оригинального поэта гораздо меньше, чем она того заслуживает.
- Ясные, осенние,
- Где же вы, стихи —
- С паутинкой гения,
- Льдинкой чепухи?
Троянский кролик
М.: Territoriя, 2006 - 32 с.
Участие в "Красной площади" комиксистов, впервые выделенное в отдельное направление, дало им возможность привезти и продавать не только новинки, но и "меморабилию". Такую, как этот "зин" (журнал), а фактически - каталог одноименной выставки ноября 2006 года, времени цветущего постмодернизма и буйного развития визуальной литературы.
Именно как меморабилию я сейчас и купил эту тоненькую книжечку у одного из художников, Алима Велитова, ставшего куратором "Красной площади". Ну и кроме того - не только как образчик буйного креатива тех огненных лет, но и в память о Хихусе, без которого ничего этого не было бы. Именно его рисунок украшает обложку. Впрочем, об этом нет нужды говорить - его руку ни с чьей не перепутаешь.
"Нижегородская сюита. Мотивы родной земли в собрании Михаила Сеславинского"
Н. Новгород: БегемотНН, 2022 – 432 с.
Единственная не купленная, а подаренная мне книга - полная противоположность предыдущей: солидный твердый том большого формата изумительного полиграфического качества. Подаренные книги частенько, вежливо поблагодарив, ставят на дальнюю полку, но эту я намерен изучить. Потому что Михаил Вадимович Сеславинский, отрешившись от хлопотливых обязанностей руководителя Роспечати, смог наконец выпустить наружу свою давнюю библиофильскую страсть: публиковать уникальные книжные артефакты из своей коллекции. Причем делать это на очень высоком полиграфическом и издательском уровне, соответствующем его положению.
Содержание соответствует форме; но меня, признаться, заинтересовали больше всего не "Записки о Московии" Герберштейна 1600 года издания и даже не прижизненные пушкинские издания (справедливо считающиеся "неразменным рублем" российского рынка антикварной книги), а автографы еще одного нижегородского (точнее даже дзержинского) уроженца - Эдуарда Лимонова. Не потому, что я такой поклонник его творчества, и не потому, что высокопоставленный чиновник собирал его автографы (и нашел очень корректные слова в его адрес). А потому, чтó это за автографы: обмеры некоторых заметных (женских) фигур московской художественной богемы семидесятых, которые приблизили к себе провинциала: тот отлично шил брюки...
В ходе презентации на Красной площади Михаил Вадимович, отвечая на мой вопрос, может ли он себе представить библиофильское собрание будущего, состоящее из заверенных NFT-технологией электронных документов (черновиков с правками, имейлов и т.д.), уклончиво признал, что "вопрос этот очень сложный".
И действительно: несмотря ни на что, бумажных книг хватит еще надолго. Или благодаря всему.
