Текст: Ольга Лапенкова
Так вот, если рассматривать термин «автор» во втором значении — персонаж, чьими глазами мы смотрим на мир художественного произведения, — в стихотворениях он тоже существует, но называется по-другому: лирический герой.
Рассматривая рассказы и повести, романы и поэмы, мы уже обращали внимание, что реальные Пушкин - Лермонтов - Гоголь и другие писатели не были — и не могли быть — теми же людьми, которые ведут нить повествования. Как минимум потому, что большинство произведений — это выдуманные истории о людях, которых никогда не существовало. И хотя у многих знаменитых героев были прототипы, мы не можем ставить знак равенства между, например, Чацким из пьесы А. С. Грибоедова «Горе от ума» и мыслителем Чаадаевым; между пушкинским Швабриным из «Капитанской дочки» — и печально известным предателем Шванвичем; между Наташей Ростовой из «Войны и мира» — и женой Л. Н. Толстого Софьей Андреевной.
Что касается стихотворений, в них складывается та же самая ситуация: лирический герой — это придуманный человек, а вовсе не тот поэт, который царапает пером по бумаге (или водит авторучкой по салфетке, или отстукивает соло на печатной машинке).
И здесь у читателя может возникнуть вопрос: почему это так? Одно дело — рассказывать о вымышленных Онегиных и Печориных, и совсем другое — делиться собственными (вроде бы!) переживаниями в стихотворной форме. Поэт увидел красивое деревце, погладил собаку, искупался в речке — и написал об этом. Зачем в таких ситуациях разделять автора и лирического героя?
Давайте разбираться.
Случаи попроще
В некоторых стихотворениях разница между самим поэтом и лирическим героем очевидна — просто потому, что настоящий человек не мог оказаться в таких обстоятельствах, как его герой. Яркий пример — стихотворение А. С. Пушкина «Пророк»:
- Духовной жаждою томим,
- В пустыне мрачной я влачился, —
- И шестикрылый серафим
- На перепутье мне явился. <...>
- И он к устам моим приник,
- И вырвал грешный мой язык,
- И празднословный и лукавый,
- И жало мудрыя змеи
- В уста замершие мои
- Вложил десницею кровавой.
- И он мне грудь рассек мечом,
- И сердце трепетное вынул,
- И угль, пылающий огнём,
- Во грудь отверстую водвинул.
- Как труп в пустыне я лежал,
- И Бога глас ко мне воззвал:
- «Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
- Исполнись волею моей,
- И, обходя моря и земли,
- Глаголом жги сердца людей».
- 1826
Совершенно очевидно, что Александр Сергеевич Пушкин ни с какими шестикрылыми серафимами, то есть ангелами, не встречался. И это не говоря о том, что после подобной «операции» на сердце ни один человек не выжил бы.
Конечно, можно сказать, что всё стихотворение — это развёрнутая метафора, и речь не о реальной встрече с небесным созданием, а о тяжёлой внутренней работе, росте над самим собой. Но суть от этого не меняется. Из биографии Александра Сергеевича мы знаем, что он не стал поэтом и мыслителем в одну секунду. Пушкин, как и многие классики, начал писать ещё в юности — и, несмотря на репутацию лицейского хулигана и двоечника, на самом-то деле прилежно изучал гуманитарные науки и знал больше 10 иностранных языков. Можно ли сравнить долгое становление личности поэта с чудесной, хотя и пугающей встречей в пустыне? Вряд ли.
Есть и другая категория стихотворений: такие, где лирическим героем выступает человек, на первый взгляд похожий на самого поэта (он может быть такого же пола и возраста, принадлежать к такому же сословию, жить в том же городе и т. д.), но по характеру совершенно другой. Поэты, которые придумывали таких лирических героев, часто сталкивались с непониманием со стороны читателей. Больше всего от этого пострадала, пожалуй, А. А. Ахматова, которая написала и опубликовала, например, вот такое стихотворение:
СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ
- Слава тебе, безысходная боль!
- Умер вчера сероглазый король.
- Вечер осенний был душен и ал,
- Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
- «Знаешь, с охоты его принесли,
- Тело у старого дуба нашли.
- Жаль королеву. Такой молодой!..
- За ночь одну она стала седой».
- Трубку свою на камине нашёл
- И на работу ночную ушёл.
- Дочку мою я сейчас разбужу,
- В серые глазки её погляжу.
- А за окном шелестят тополя:
- «Нет на земле твоего короля...»
- 1910
Казалось бы, перед нами — красивая и печальная сказка о тяжёлой женской доле. Лирическая героиня любила одного человека, но не могла выйти за него замуж, ведь, как известно, «жениться по любви не может ни один, ни один король». Поэтому она стала супругой совершенно не подходящего ей по характеру, «приземлённого» работяги. Этот работяга, кстати, не догадывается, что подрастающая в семье девочка — не его дочка (так что в стихотворении все герои «хороши»).
Однако некоторые читатели посчитали, будто таким образом Ахматова призналась, что её маленький Лёва — сын не мужа Анны Андреевны, поэта Н. С. Гумилёва, а какого-то другого человека. А поскольку речь в стихотворении идёт о короле, появилась теория, что отец Лёвы — не кто иной, как император Николай II. Сплетников не смущало даже то, что стихотворение было написано в 1910-м, а мальчик родился в семье поэтов на два года позже. Сейчас, конечно, такие доводы не вызывают ничего, кроме смеха, — но Ахматовой наверняка было тяжеловато.
Случаи посложнее
Итак, иногда отличить «настоящего» поэта от лирического героя довольно просто. Но в ряде случаев мы видим стихотворения, которые написаны «по горячим следам» — после того, как вполне конкретный автор пережил драматическую ситуацию. Вот, например, стихотворение М. Ю. Лермонтова, созданное в пору переживаний о том, что возлюбленная — светская дама Е. А. Сушкова — не разделила его чувств:
НИЩИЙ
- У врат обители святой
- Стоял просящий подаянья
- Бедняк иссохший, чуть живой
- От глада, жажды и страданья.
- Куска лишь хлеба он просил,
- И взор являл живую муку,
- И кто-то камень положил
- В его протянутую руку.
- Так я молил твоей любви
- С слезами горькими, с тоскою;
- Так чувства лучшие мои
- Обмануты навек тобою!
- 1830
Лирический герой «молил любви» у прекрасной дамы, но та обошлась с ним жестоко. Девушка могла бы просто вежливо сказать, что не испытывает к нему никаких чувств, — но вместо этого она ещё и поиздевалась над бедным возлюбленным. Лермонтов действительно всё это пережил — и именно в 1830 году. Казалось бы, разве в данном случае лирический герой не равен автору?
Нет. Всё дело в том, что лирический герой (и в данном стихотворении Лермонтова, и в любом другом стихотворном произведении) находится в эпицентре переживаний. Его дело — чувствовать: страдать, надеяться, злиться, обижаться. Дело же автора — привести все эти переживания в удобную и понятную литературную форму.
Чтобы написать о своём опыте, нужно хотя бы немного отдалиться от него, переосмыслив произошедшее.
Более того: поэты часто придумывают героев, с чьими переживаниями у них нет ничего общего. Например, ничто не мешает жизнерадостному семьянину написать стихотворение от лица бедолаги, которого бросила любимая. И наоборот: одинокий писатель вполне может помечтать — и сочинить что-нибудь от лица героя, который счастлив вместе со своей второй половиной.
Причин, которые толкают авторов на подобные эксперименты, великое множество. Возможно, поэт услышал душераздирающую (или, наоборот, милейшую) историю от кого-нибудь из знакомых — и решил увековечить её в стихах. Возможно, он решил ненадолго поставить себя на место любимого литературного героя. А может, никакого особенного импульса не было. Просто автор сел за стол, подумал: «Что бы мне такого написать?» — и решил поэкспериментировать: «Сочиню-ка я что-нибудь от лица мальчишки, который впервые влюбился! Или, наоборот, от лица дряхлого старика, вспоминающего, что хорошего и плохого было у него в жизни? А может, вообще написать от лица женщины?» И правда, почему бы нет?
Вот, например, стихотворение М. И. Цветаевой, из биографии которой мы знаем, что она вышла замуж один раз и на всю жизнь — за С. Я. Эфрона:
- Рас-стояние: вёрсты, мили…
- Нас рас-ставили, рас-садили,
- Чтобы тихо себя вели
- По двум разным концам земли.
- Рас-стояние: вёрсты, дали…
- Нас расклеили, распаяли,
- В две руки развели, распяв,
- И не знали, что это — сплав
- Вдохновений и сухожилий…
- Не рассо́рили — рассори́ли,
- Расслоили…
- Стена да ров.
- Расселили нас, как орлов-
- Заговорщиков: вёрсты, дали…
- Не расстроили — растеряли.
- По трущобам земных широт
- Рассовали нас, как сирот.
- Который уж, ну который — март?!
- Разбили нас — как колоду карт!
- 1925
Литературоведы связывают появление этого стихотворения с тем, что за три года до его создания — в 1922-м — Цветаева начала переписываться с Б. Л. Пастернаком. Марина Ивановна была в восторге от этого знакомства, она считала Пастернака родственной душой и «братом в пятом времени года, шестом чувстве и четвёртом измерении». Однако Цветаева и не думала бросать мужа и уходить к другу по переписке — тогда как в стихотворении явно читается желание лирической героини как можно скорее воссоединиться с близким человеком.
Но бывают случаи ещё сложнее. Иногда поэт пишет от лица лирического героя, который не признаётся в истинных переживаниях даже самому себе, — и читателю приходится изрядно попотеть, чтобы понять, в чём, собственно, суть внутреннего конфликта.
О лирических героях-«обманщиках» мы поговорим в следующем материале.
